время от времени негромко смеясь располагались прибывшие принцессы, а уже за ними шли представители их делегаций.
Позади меня послышались переругивания и какое-то шевеление. Повернувшись таким образом, чтобы видеть и тетку с невестами, и мою свиту. Зрелище девиц, укутанных в меха, которые в это время садились на лавки, а слуги быстро и сноровисто завязывали на их сапожки коньки, было очень даже ничего, и Румянцев с Лопухиным решили, что не дело это вот так стоять, а вдруг кто-то из дам, желательно тех, что постарше и уже замужних, начнет падать, а рядом не будет никого, кто сможет поддержать и оказать посильную помощь. Собрав в кулаки все свое мужество и смекалку, они принялись смотреть, как двигается, легко нарезающий вокруг них круги Ушаков, а после принялись тщательно копировать увиденные движения. Так как в катании на коньках ничего сверхсложного не было, очень скоро они уже приблизились ко мне, держась прямо вполне уверенно. И тут все мое внимание переключилось на лед возле берега, куда осторожно ступая вышла Мария. На ней были такие же соболя, как и на всех остальных, Елизавета была в этом случае верна своему слову. Держалась она как бы особняком от других девушек. Почему-то раньше я не обращал на этот нюанс внимания, но теперь, вспоминая все те вечера и обеды, которые провел в этом девичьем обществе, я мог припомнить, что Мария всегда была одна. Ее тетка, которая привезла ее, где-то конкретно зависла, потому что я вообще перестал наблюдать ее поблизости от племянницы. Как впрочем я не видел и новоиспеченного барона. Куда он подевался, скорее всего, знал Ушаков, которому было поручено организовать за Берхгольцем, но вот конкретно сейчас мне было это не интересно.
Мария довольно неуверенно постояла, затем, прикусив нижнюю губу, оттолкнулась и заскользила, прислушиваясь к своим впечатлениям. Она была очень серьезна и сосредоточена, но, тем не менее, на губах у нее то и дело проскальзывала улыбка.
Я, плюнул на условности и направился к ней. Мы же так нормально больше и не поговорили. При этом я ничего и никого не видел уже вокруг, но, как оказалось, сделал я это зря.
Громкий вскрик вывел меня из полустрансового состояния, в которое я провалился, направляясь к Марии. Не успев как следует прийти в себя и оценить обстановку, я только успел заметить, да и то краем глаза, как рядом со мной кто-то упал. Скрипнув зубами от досады, я повернулся и направился упавшей девушке, лица которой пока не видел. Так уж получилось, что поблизости мужчин не оказалось, кроме меня, и показывать сейчас снобизм, оставив ее вот так валяться, пока кто-нибудь не доберется к нам — это демонстрировать себя далеко не в лучшем свете, а в это время антиреклама не работала еще так как надо. Точнее работала, но не для тебя, а для повышения шансов тех же заговорщиков на удачный заговор. Подойдя поближе, увидел, что это была София Фредерика Ангальт-Цербская. Попытавшись подняться, она снова вскрикнула, и повалилась на лед. М-да, ситуация.
— Что с вами? — я остановился рядом с нею и наклонился, как можно ниже. — София, помогите же мне ради бога, не молчите!
— Нога, мне больно ногу, — прошептал она, даже не скрывая слез.
— Постарайтесь не шевелиться, я сейчас посмотрю нет ли перелома, — опустившись на колени, я уставился на ворох разметавшихся юбок, прикидывая, как именно буду осматривать ее ногу? В конце концов, плюнув на условности, запустил руки под юбки, нашел девичьи ножки и принялся осторожно их прощупывать. Вроде бы перелома не было, но при попытке встать, София снова упала и разревелась. До лодыжек я добраться не мог, но при осторожном надавливании на сапог в районе лодыжки на правой ноге, София вздрагивала и еле слышно всхлипывала. Похоже — вывих или растяжение, в любом случае, сама она до берега точно не дойдет. — Обхватите меня за шею, я сейчас вас подниму и отнесу на берег. — Положение было аховым. Лед слишком скользкий, и на нем стоять без коньков было довольно сложно, не говоря уже о том, что, кроме меня уверенно держались на льду только Ушаков со старшим Румянцевым. Выход же слуг и гвардейцев у которых не было коньков на расчищенный скользкий лед могло привести к массовым падениям и еще большим травмам. Решив не маяться дурью, я приступил к эвакуации самостоятельно, тем более, что все и так видели, как я девчонке под юбки залез.
Когда я под прицелом едва ли не сотен любопытных глаз с в общем-то довольно легкой ношей на руках добрался до берега и передал девушку на руки подбежавшим дворовым мужикам, то успел заметить, как глаза Иоганны торжествующе вспыхнули. У нее на ногах были надеты коньки, и, могу поклясться, что она как-то поспособствовала падению дочери. Может быть, даже толкнула посильней, придав той направление в мою сторону. А еще я успел заметить разочарование и обиду в теплых карих глазах стоящей недалеко Марии, и вот с этим точно надо было что-то делать, иначе все закончиться тем, что меня просто женят на Софии. Нет, против самой девчонки я уже ничего не имел, но она меня не привлекала от слова совсем, а как ни крути, но приносить себя на алтарь этому нелепому браку, в котором я не получу ровным счетом ничего, ну это такое себе удовольствие. Уж лучше на одной из девочек императора Священной Римской империи жениться, там хоть связи получше, да приданое побогаче.
С этими мыслями, отмахнувшись от подскочившего ко мне Румянцева, который толь-только добрался до берега, совершив подвиг, ни разу не упав при этом, я кивнул Ваньке, чтобы тот помог мне снять коньки, и быстрым шагом направился во дворец. Настроение было испорчено, и я понятия не имел, как сократить ущерб от произошедшего инцидента, на который в мое время никто бы даже внимания не обратил, зато здесь и сейчас… М-да, поводом для сплетен мы с Софией всех на пару дней обеспечили это точно, и теперь я должен быстро придумать, как исправить ситуацию хотя бы в личностном плане.
Глава 13
— Твой воспитанник, Гюнтер, начал проявлять на редкость иезуитские качества, прямо диву даешься, откуда такое могло вылезти в мальчишке, который до того момента, как с тобой связался, судя по словам его окружения, мог только в солдатики играть и с восхищением внимать о короле Фридрихе Прусском, чтобы о нем не говорили, даже, если просто породу его собак в беседе обсуждали, — высокий, жилистый мужчина
