На охоту за крупной рыбой мы выходили всей семьей. Самыми большими рыбами были джуфиш весом в триста фунтов. Это уродливые, неуклюжие рыбы до того медлительны, что в Мексиканском заливе среди нефтяных вышек на воде, водолазы ловили их, подплывая вплотную и кладя крючья с приманкой прямо им в пасти. Одну такую рыбу мы обнаружили в пещере под плоским, как стол, козырьком скалы.
Через щели в стенках пещеры нам удалось взглянуть на эту рыбу, которая лениво и медленно открывала и закрывала свою огромную пещерообразную пасть. Барни предложил детям спуститься под воду и тыкать древками копий в рыбу сквозь щели в скале, чтобы выгнать ее из пещеры. Это ему нужно было для киносъемки. Рыба хрюкнула, ее огромная злая пасть широко раскрывалась, приближаясь к Барни и объективу аппарата, расположившемуся у самого входа в пещеру. Вдруг раздался грохот, и вода взбудоражилась, как будто бы произошло извержение вулкана. Послышался удар и что-то со свистом пронеслось мимо. Барни оказался распростертым на дне, наполовину оглушенный, а рыба исчезла.
Однажды Сюзи удила с угольного причала и поймала на крючок такую же большую рыбу. Ей только что попалась лютианида, и она с визгом вытаскивала ее. В этот момент в прозрачной голубой воде промелькнула коричневая тень, как отблеск подводной лодки. Пасть рыбы могла бы проглотить Сюзи одним махом. Она медленно открывалась и снова закрывалась. Лютианида, пойманная на удочку Сюзи, исчезла, затянутая в пищевод движением огромных челюстей. В течение одной минуты пятидесятифунтовая Сюзи удерживала трехсотфунтовую рыбу на леске, свитой из девяти ниток!
Наш стол зависел от успеха охоты за подводными обитателями. К столу всегда был вареный омар, свежий и нежный, плавающий в растопленном масле. В жареном виде подавались брюхоногие моллюски, нарезанные тонкими ломтиками, отбитыми, как калифорнийские устрицы. Бывали и свежие груперы, а также только что вынутые из сетей креветки. Пищу мы готовили на старой керосинке в прохладном, чисто отбеленном уголке, отведенном под кухню. Эта сводчатая комната длиной в добрый городской квартал когда-то была столовой для 1700 солдат. Здесь мы держали и консервы, и джем, и хлеб, привезенные из Ки-Уэста. Наши запасы были столь внушительными, что моряки с промысловых судов приняли их за магазин и пытались купить у нас конфет. Мы охотно выменивали креветок на шоколад, и все были довольны.
Однажды вечером мы с Барни, готовя ужин, услышали возбужденные крики. Выглянув через амбразуру, мы увидели, что весь ров заполнили мужчины и женщины, одетые в трусики. Все они были вооружены сачками, и проводили по воде у ее поверхности ведрами с стеклянными днищами. С криками и визгом они черпали воду и доставали какие-то предметы со дна. Мы спустились вниз, чтобы посмотреть, какие сокровища они нашли во рву.
— Что вы ищете? — спросили мы у толстенького краснолицего человека, который по пояс в воде неуверенно шел по скользким камням. Он не ответил, так как был поглощен тем, что видел сквозь стеклянное днище своего ведра. Он попросту не расслышал нашего вопроса. Вдруг раздался радостный крик:
— Поймал! — закричал он. — Я поймал, посмотри, Мэйбл, это же цифома гиббоза. — Мэйбл бросилась в брод с быстротой лося. Глянув на какой-то мелкий предмет, лежавший на ладони счастливца, она криком подтвердила правильность диагноза. Вся толпа окружила его и смотрела на раковинку с удивлением и восхищением. Обнаруженная цифома гиббоза, которая больше известна под названием «язычок фламинго», несколько разрядила обстановку.
— Мы группа гидробиологов на практике, — пояснил один из них. — А вот и профессор.
Он показал на лодочку с подвесным моторчиком, подходившую к причалу. У руля сидел аккуратно одетый молодой человек в трусиках тропического покроя и пробковом шлеме. Рядом с ним сидела красивая девушка с развевающимися белокурыми волосами. Она держала тянувшуюся за лодкой сетку для вылавливания планктона.
Моторка подошла к причалу. Профессор вытащил длинный воронкообразный мешок, который тянулся за лодкой.
— Я наловил планктона, — пояснил он студентам. — Все за микроскопы.
Принесли и мы свой микроскоп. Вместе со студентами стали рассматривать планктон. Эти люди, которые на первый взгляд выглядели сумасшедшими, оказались замечательными учителями. Они показали детям не уступающие в симметрии снежинкам тонкие структурные кремниевые скелеты, невидимых живых организмов, свободно плавающих в море.
Старшие дети были словно зачарованы. Но Сюзи предпочитала барахтаться во рву, чем сидеть за микроскопом. Ее заворожила ярко расцвеченная цифома гиббоза. Этот моллюск был украшен мантией, похожей на бесподобное оранжевое в крапинку вечернее платье. Если ее потревожить, то платье-мантия сбрасывается и убирается в гладкую розового цвета раковинку. Сюзи охотилась за капризной цифомой с таким энтузиазмом, какого не проявляли даже гидробиологи. Она ныряла в поисках цифомы и находила ее на каждом морском кусте, пробивалась на такие глубины, что удивляла нас, поднималась, жадно хватая воздух, неся в руках множество блестящих сокровищ. Прежде чем наше путешествие окончилось, она набрала 30 цифом. Никто другой больше одной-двух не находил.
Увлекшись собиранием раковин под водой, Сюзи стала находить их повсюду. На морских кустах она обнаруживала не только цифомы. В нежных восьмилучевых кораллах и морских перьях уютно притаились жемчужные раковины, колючие раковины и «крылатые» раковины. Она набивала свой купальный костюм миниатюрными морскими улитками и брюхоногими моллюсками. Больше всего ей нравилась морская улитка с кровоточащим зубом. На внешней губке улитки рос алый, похожий на пятнышко зубок.
И все же не на дне моря, а в мангровых рощах Буш Ки обнаружила Сюзи целые россыпи раковин.
Наше внимание сначала привлек слабый побрякивающий звук, исходивший из глубины болота, на котором находилась мангровая роща. Мы пошли на звук, раздвинули ветви и заглянули в полумрак. Вначале мы ничего не увидели, но по мере того как наши глаза привыкали к темноте, мы заметили, что вся земля ожила; она буквально ползла и волновалась. Сюзи издала крик радости: это же были живые морские раковины. Болото мангровой рощи было устлано тысячами раковин, которые бегали, натыкаясь друг на друга. В каждой раковине обитал рак-отшельник. Они взбирались по стволам деревьев, ползали по ветвям и по нашим ногам. Одни раковины были величиной с кулак, а другие не более булавочной головки. Там были раковины всевозможных форм, окрасок и размеров. Все это походило на выставку мод морских раковин.
Имея уязвимое брюшко, каждый рак выбирает раковину по своему вкусу и размеру. Когда ему предлагается выбор раковины, то рак не уступает в разборчивости женщине, покупающей платье. Он примеривает каждую раковину, вертит ее и ощупывает своими усиками. Найдя раковину по своему вкусу, рак влезает в нее своим серо-розоватым телом, хвостом вперед, плотно надевая раковину-корсет.
