Вот и день к концу подошёл. Вроде бы, ничего особенно важного и тяжелого не было, но спать хочу… Просто сил никаких нет! Решено – дела побоку и спим! Минут шестьсот… Оглянувшись по сторонам, со вздохом урезаю эту цифру вдвое – больше не дадут.
Проснувшись, какое-то время лежу на кровати и пытаюсь собрать воедино все свои растрёпанные чувства. Как там сероглазка моя? Добраться до монастыря они ещё не успели, тем паче, что едут медленно и не особо торопясь. Хорошо ли ей в пути? Впрочем, рядом с ней монашки, они-то уж не зевнут, в случае чего. Да и сама Мирна, как-никак, а целительница с приличным опытом. Так что поводов для волнения вроде бы и нет. А всё равно – переживаю.
Ладно, пора вставать. Дела не ждут. Странно, что никто ещё не стучит в мою дверь, оповещая об очередных проблемах.
Во дворе замка кипела повседневная суета. Усатые капралы гоняли новобранцев, объясняя им азы военного дела. В одном углу тренировали держать строй, в другом – показывали приемы защиты от меча. Слышны были отрывистые команды, звенело железо и топали ноги обучаемых.
Словом – все при деле, один я лодырничаю. Ну ничего, сейчас, только перекушу – и сызнова в ярмо.
Прихватив с собою пару импровизированных бутербродов, поднимаюсь наверх. Вхожу в нашу совещательную и оглядываюсь по сторонам.
Необычно тихо. Эрлих, какой-то весь насупившийся, молча сидит в кресле, перебирая рукою четки. Вижу обоих спецмонахов – они тоже какие-то смурные. В углу тихо сидит барон, а у амбразуры прислонился к стене Лексли.
Тишина, никаких разговоров не слышно. Да что тут произошло-то? Полаялись? Не похоже…
– Утра вам… Чего стряслось-то?
И снова все молчат. Наконец со своего места встает брат Рон и протягивает мне лист бумаги.
– Это вам, милорд…
Что за хрень такая? Королевский указ – «казнить нельзя помиловать»? Ультиматум от ордена? Да рано вроде бы…
«… Если ты читаешь эти строки, сын мой, значит наш эксперимент удался. Мы навеки погубили свою душу, а в твоих руках теперь самое страшное оружие этого мира. Увы, я ничего не могу подсказать, что с ним делать и как остановить распространение этого ужаса. Не знаю, услышит ли Бог мои молитвы, и имею ли я право взывать к нему теперь. Но кто, кроме него сможет вложить в твою голову те знания, которыми мы не располагаем?
Скажу о том, чего мы ещё не знали. Шар Шерна нельзя уничтожить, будучи пропитанным ядом, он приобретает крепость алмаза. Шерн – не просто яд, нет! Это продукт смертельного ужаса и черной магии. Он может ждать своего часа очень долго, годы и десятилетия, не теряя своих свойств. Возможно и больше, мы не знаем. Будучи использован единожды – он всё ещё опасен! Только когда от его губительных эманаций погибнут не менее тысячи человек, он частично утрачивает свою крепость и становиться уязвим. Даже оружие Серых не в силах нанести ему до этого никаких повреждений. Мы пробовали… Мирна приносила в лабораторию Рунный клинок. Что можно сделать с этим ужасом до того, как от него погибнут люди, никто не знает. Теперь – это твоя ноша.
Орден не имеет более запасов Шерна, это совершенно точно. До тех пор, пока в наших, а вернее, в твоих руках находятся все три шара – никто и никогда не сумеет получить ни единой порции этого яда. Для этого надо создать новое святилище, сто лет приносить там жертвы, проводить обряды. И даже после этого, пока не пустить в ход один из шаров – сделать следующий не выйдет. Вся сила Шерна отныне заключена в трех порциях. До тех пор, пока её не выпустят наружу, силу эту просто неоткуда больше взять. Я не стану этого объяснять в письме, но, поверь мне, именно так все и обстоит. Все самое страшное зло этого мира сосредоточено в них – и только в них. Нигде в природе его больше не существует.
Прощай, сын мой. Прости старого епископа за то, что я не рассказал ничего этого раньше. Ты стал бы меня отговаривать… и мы просто не успели бы.
Не скажу ничего более, хотя и очень бы этого хотел. Я видел тогда… многое… хотя и не всё успел понять и осмыслить до конца. Извини, но это твой путь и ты должен пройти его сам…»
Осторожно кладу бумагу на стол.
– Где… – голос мой изменился настолько, что и сам его еле узнаю. – Где брат Манрике?!
– Внизу. В святилище ордена, – поворачивается ко мне брат Рон. – Вас проводить?
– Я сам…
Чуть не свернув себе шею на крутых ступенях, слетаю вниз. Лестница, ещё одна… поворот… снова лестница…
Около дверей в лабораторию стоит сдвоенный пост Котов и спецмонахов. Увидев меня, отодвигают тяжелые бревна, припирающие дверь в лабораторию и приоткрывают её. У лестницы вниз – ещё один пост. Те же предосторожности.
Факел!
Тут светло, ещё горят факелы в подставках, падает сверху свет.
Вниз!
На последнем столбе я вижу окровавленное тело. Спутанные седые волосы… брат Манрике?! А где второй научный монах? Ещё один столб… вот и он.
Факел выпадает из моих рук и стукается об пол. Гулкое эхо ходит по опустевшему помещению. Здесь, кроме обоих монахов, уже нет никаких других тел. Всех уже увезли и тайно похоронили.
Чёрт!
В бессильной злобе бью кулаком по основанию столба.
Почему?! Ну, почему он мне ничего не сказал?! Неужели из этой ситуации не было другого выхода?
Шорох в проходе!
Клинок сам собою прыгает ко мне в руку.
Кто там?!
Эрлих… враз постаревший, он спускается вниз по лестнице.
– Я один, сын мой.
– Зачем это было нужно, ваше преосвященство? Почему никто его не остановил?
– Остановить Манрике? Никто из нас не имел над ним власти.
– Ну так я бы это сделал!
– Этого-то он и боялся… оттого ничего и не сказал.
– А как вы об этом узнали?
– Манрике оставил письмо для меня. Положил его на стол в башне вечером. А потом ушел сюда. Все уже спали и никто этого не видел. Часовой сказал, что после него никто наверх не поднимался. Тогда он письмо и оставил. А мы нашли его только утром. Бросились сюда…
– Что он сделал?
– Завершил обряд. Сначала… это был брат Иан. Потом… потом он произвел те же манипуляции над собою.
– Но, насколько я помню, смерть не должна была быть быстрой!
– Это справедливо для одного инициирующего шара. А их тут было два. Поэтому все пошло гораздо быстрее… они не мучались долго.
Подхожу к центру помещения.
Постамент.
На нём блюдо, в углублении которого лежат три шипастых шарика. Вытаскиваю клинок.
Троекратное знакомое гудение – клинок почернел аж до рукоятки!
Всё верно – передо мною лежит самое страшное оружие этого мира…
Ну вот, ты и получил в свои руки мегадубинку. Доволен? Отныне Серый – самый наикрутейший парень на деревне. Как там, в песне, пелось – «the best your kingdom and fifty miles the land around»? Лучший в нашем королевстве и на пятьдесят миль в окружности. Пожалуй, что и существенно побольше… какие уж тут пятьдесят миль! Выйти перед строем ордена, показать пригоршню шариков – и вей из них веревки. При этом никакой Решающий мне поперёк даже слова не гавкнет – свои же товарищи сотрут в порошок. Ибо у кого палка – тот и барин! Отвалить им с лордского плеча десяток бочек с наркотой, дать денег наёмникам – и в моих руках нерассуждающая, слепо преданная армия. Здравствуй, герцог дорогой, я тебя дождался! Только вот будет эта встреча для него очень даже нерадостной… Да и много ещё кому может икнуться…
Да… перспектива…
А потом?
Вечной жизни мне никто не обещал, так что всё очень скоро вернётся на круги своя. Да и пахнет от такой вот идеи… словом, нехорошо пахнет. Воняет даже.
Нет.
Не будет Серого рыцаря во главе непобедимой армии.
А что же тогда будет?
Да всё то же, что я и спланировал раньше.
Знать, не судьба герцогу (заодно с местным королём) пасть от моего клинка. Поживут ещё… надеюсь, что не слишком долго.
Конечно, герцогский трон куда мягче и удобнее графского. Про королевский – вообще молчу, там, наверное, дрыхнуть хорошо… тепло и уютно. Но, увы, не светит мне такое удовольствие. И в постели отосплюсь. Там даже удобнее будет.
Оборачиваюсь.
Эрлих тоже присел на край ступени. Подпер голову рукою и смотрит на меня.
– Ваше преосвященство, – указываю рукою на тела обоих монахов. – Похоронить бы их… Понимаю, что на ближайшем кладбище рискованно: шпионы ордена могут заметить, вскроют могилы… Кто их знает, а вдруг сумеют как-то понять отчего умерли они оба? Так, может быть, похороним их где-то в другом месте? Надеюсь – я очень на это надеюсь, – ваше преосвященство, что церковь не посчитает их жуткими грешниками, недостойными погребения в освященной земле?
– Не скрою, – отвечает мне епископ, – такая мысль была.
– Была?
– Отец Варшани… он сказал, что для него было бы особой честью в этом случае быть похороненным даже на помойке – лишь бы рядом с их могилами. И его поддержали все. Обоих братьев похоронят на кладбище Барского монастыря – это великая честь! Не надо считать нас закоснелыми и закостенелыми догматиками, сын мой…