– Он будет, – согласился Мурад, – а мы все?
– А мы тоже должны радоваться, – заметил Горелик, – избавились от тоталитаризма. Теперь можем говорить что хотим. Конечно, если есть что говорить. Можем ездить куда хотим. Конечно, если есть деньги. Можем делать что хотим. Конечно, если есть чем заниматься. В общем, у нас теперь свобода на все сто один процент. – Он допил пиво, вздохнул и посмотрел на Мурада: – О чем задумался?
– О себе. Меня тяжело ранили в Афганистане. Тогда зачем погибло столько ребят? И почему я должен был там оказаться? Какой такой интернациональный долг я там выполнял?
– Ты был там в качестве пушечного мяса для репрессивной советской машины, пытавшейся создать в этой стране форпост социализма, – цинично высказался Степан. – Но вообще, конечно, обидно. И умирать за эту страну было очень обидно, и вот так подставляться. Теперь все будет иначе.
– Вот здесь я с тобой не соглашусь, – возразил Мурад. – Будет еще хуже. Теперь мы независимые, значит, сами должны себя охранять и сражаться за свою независимость.
– Это да, – согласился Горелик, – только с одним отличием. Национальные элиты сегодня самоопределились. Теперь они дорвутся до богатств своих стран, начнут думать прежде всего о своих личных интересах. И защищать нужно будет не свои страны, а их интересы. Вот так, Мурад. Под этим солнцем не бывает ничего нового. Все старо как мир.
Вечером Мурад подошел к Адилю Гаджиеву, ставшему вместо заведующего отделом ЦК помощником президента, и попросил разрешения улететь в Москву.
– Лети, – разрешил Гаджиев, – мы все равно утром возвращаемся домой.
Мурад взял билет на утренний рейс. Ему повезло: в холле гостиницы работала специальная касса, выдававшая билеты приехавшим журналистам по брони Совета министров Казахстана. Все время, пока летел, Мурад обдумывал слова, которые скажет Карине. Конечно, он извинится за все. И за ребенка, которого она потеряла из-за него, и за свое глупое поведение, и за отсутствие понимания, и за свою трусость. Нужно было набраться мужества, просто привезти Карину в Баку и защищать любимую женщину, которая когда-то ему нравилась. Что значит, когда-то? Значит, сейчас она ему не нравится, поймал он себя на этой мысли. Нет, такой, какой она была в его последний приезд, она ему не понравилась. И он ей, наверное, не понравился. Столько испытаний выпало на их долю за последний год! Столько разных испытаний… Он еще раз подумал, что вел себя неправильно.
Прямо из аэропорта Мурад поймал машину и поехал домой к Карине. Легко взбежал по лестнице, позвонил, потом еще раз. Начал стучать в дверь, но никто не отзывался. «Наверное, у матери», – подумал Мурад.
Сверху спускалась какая-то пожилая женщина, и Мурад поднял голову.
– Вы, наверное, из ЖЭКа, – обрадовалась женщина. – Мы ждали вас еще вчера. Но у них трубы в порядке. Это течет двумя этажами выше. Вам нужно подняться туда. А здесь не стучите, все равно никого нет…
– Извините. – Он повернулся, чтобы уйти.
– Никого нет, – повторила пожилая соседка. – После того как Карина так нелепо умерла, здесь никто не живет…
– Что?! – Мурад резко обернулся к женщине. Очевидно, в его лице что-то так сильно изменилось, что она испуганно отступила назад. – Что вы сказали? – спросил он, запинаясь. – Карина умерла?
– А вы разве не из ЖЭКа? – растерялась соседка.
– Что случилось с Кариной?
– Она приняла слишком большую дозу снотворного, – пояснила соседка, явно жалея, что начала этот разговор. – Говорят, просто случайно выпила больше, чем нужно. И утром не проснулась. Извините, я лучше пойду. – Она повернулась и быстро начала спускаться по лестнице.
Мурад покачнулся. Медленно опустился на ступеньку. Он вспомнил Карину, их детские игры, школьные годы, свидания. Их новую встречу в Москве, в начале года, их совместную поездку в Прибалтику. Ее улыбку, смех, разговоры, споры… Когда погибла его сестра, ему казалось, что ушла половина его прежней жизни. Сейчас уходила другая. Он прикусил губу, чувствуя соленую влагу, и незаметно для себя беззвучно заплакал. Плакал, сидя на лестнице у дверей ее квартиры.
Вечером Мурад посмотрел на себя в зеркало, увидел незнакомого седого человека и почувствовал, что постарел за этот страшный день.
Истекали последние дни года тысяча девятьсот девяносто первого…
Ремарка
Президент Татарстана Минтимер Шаймиев заявил, что не видит от СНГ опасности для суверенитета его республики. В интервью газете «Вечерняя Казань» Шаймиев заявил, что расценивает соглашение, заключенное между руководителями России, Украины и Белорусии, как поиск путей к возрождению нового союза государств. По словам Шаймиева, разделение союзов на «славянский» и «исламский» является надуманным журналистами и дискредитирует саму идею СНГ.
Сообщение Постфактум
Ремарка
К примирению с Богом на семьдесят девятом году жизни пришел бывший генеральный секретарь ЦК бывшей Коммунистической партии Чехословакии Густав Гусак. Находясь в настоящее время в одной из братиславских клиник, он исповедался специально приглашенному к нему трнавскому архиепископу и также принял причастие.
Сообщение ЧСТК
Ремарка
Лорд Каррингтон – председатель мирной конференции по Югославии начал свою очередную посредническую миссию в Югославии по поручению ЕС. Он встретится с президентами Сербии и Хорватии, а также с секретарем по народной обороне СФРЮ. Продолжаются военные столкновения в Словении и Хорватии. Германия заявила, что готова в ближайшее время признать независимость этих двух республик, если Хорватия и Словения дадут конституционные гарантии прав человека и национальных меньшинств.
Сообщение агентства ЮПИ
Ремарка
На Новодевичьем кладбище Москвы состоялась траурная церемония перезахоронения праха дважды Героя Советского Союза, генерала армии И. Черняховского. В первый раз он был похоронен в Вильнюсе 20 февраля 1945 года. Наркомат обороны СССР и ЦК ВКП(б) приняли тогда специальное Постановление об увековечении его памяти – сооружение памятника в городе Вильнюсе, оказание помощи семье полководца, назначение пожизненной пенсии его вдове Анастасии Григорьевне и специальная пенсия его детям – дочери Неониле и сыну Олегу до получения образования. Сорок шесть лет покоился прах полководца в центре Вильнюса на площади Ожешкене. На могиле стоял памятник работы выдающегося советского скульптора Николая Томского. Новые городские власти предложили семье Черняховского перенести памятник и могилу в другое место.
Сообщение Интерфакс
Глава 17
После встречи в Министерстве обороны Ельцин был уверен, что армия не выступит против трех славянских республик, и Шапошников не пойдет на конфронтацию. Он дал интервью итальянской газете «Република», где прямо указал, что у Горбачева не так много времени, всего лишь до середины января. Почти сразу было принято решение о закрытии счетов союзных министерств и ведомств. Совет глав правительств, который работал в Москве под руководством Ивана Степановича Силаева, прервал свою работу. Теперь этот комитет оперативного управления просто был никому не нужен. Российские министерства захватывали союзные ведомства, отбирая их здания и учреждения.
Ельцину доложили о вопиющем поступке Бакатина, сдавшем схемы прослушивания в американском посольстве. Скандал получился довольно громким. Все понимали, что после случившегося Бакатин должен будет уйти. Ельцин пригласил Баранникова и, посовещавшись с ним, объявил о создании монстра – Министерства внутренних дел и безопасности, руководителем которого он назначал самого Баранникова. В Москве сразу вспомнили о Лаврентии Берии, пытавшемся когда-то объединить эта два ведомства. Российский парламент выступил категорически против. Спустя несколько недель Ельцин согласится с разделом МВД и бывшего КГБ. Будут созданы Агентство Федеральной безопасности, где останется руководителем Баранников, и Министерство внутренних дел, возглавлять которое будет генерал Ерин, первый заместитель Баранникова.
Ельцин знал, что уже первые шаги нового правительства вызывают резкое отторжение российского парламента. Хасбулатов и Руцкой все время критиковали действия команды молодых реформаторов. Дело доходило до того, что один из зарубежных журналистов уточнил у Руслана Имрановича, насколько серьезны обозначившиеся противоречия между российским парламентом и новым правительством России. Хасбулатов понимал, что его уклончивый ответ может вызвать гнев Бориса Николаевича, поэтому отреагировал достаточно быстро. «Все мы – и правительство, и парламент – находимся в одной лодке», – сказал он. Этот ответ Ельцину действительно понравился. На все последующие жалобы Бурбулиса он будет вспоминать эту фразу Хасбулатова.
