В начале четвертого утра состояние отца значительно ухудшилось. Через несколько минут Сергей Георгиевич понял, что он умер, но ничего не сказал матери, вышел в коридор и направился к дежурному врачу. Мрачное освещение коридора соответствовало ситуации, усугубляя переживания по поводу того, что необходимо сообщить матери о смерти. Дежурный врач долго не мог проснуться, потом, всем своим видом показывая свое недовольство, направился в палату.
Подойдя к кровати, врач заглянул в ящик прикроватной тумбочки, где хранились очень дорогие импортные антибиотики, которые Сергей Георгиевич приобретал на черном рынке лекарств. Такой подпольный рынок почти открыто функционировал на улице Леселидзе в старом районе Тбилиси — Майдане, только милиция ничего не знала и не могла его раскрыть.
— Он умер, — без всякой подготовки, не говоря уже о сочувствии, произнес врач, проверив пульс. — Вы можете оставить лекарства? Они пригодятся другим.
Сергей Георгиевич готов был взорваться и поставить на место хама, но присутствие мамы, отца, тело которого не остыло, удержали его, и он зло посмотрел на врача.
— Об этом поговорим после. Что надо делать?
— Придут санитары и отвезут тело в морг.
— Когда санитары увезут тело, тогда и поговорим о лекарствах, — раздраженно сказал Сергей Георгиевич.
Сергей Георгиевич обнял мать. В такую рань ждать санитаров пришлось бы очень долго. Только реальная стоимость лекарств могла ускорить их появление.
— Мама, давай выйдем в коридор.
— Нет, я посижу рядом с ним.
Через несколько минут вернулся врач и санитар с тележкой. Сергей Георгиевич, выйдя с мамой в коридор, презрительно сказал врачу:
— Можете забрать лекарства.
Когда тележку с телом провезли по коридору, они медленно направились к выходу. В пустых коридорах шаги отдавались глухим эхом, выталкивавшим их на улицу.
Прошедшая гроза оставила большие лужи, на земле повсюду валялись ветки и листья, сорванные порывами ветра. Воздух был чист и прозрачен. Огромные деревья стояли в глубокой тишине больничной территории. На деревьях листья, освобожденные от городской пыли, поражали свежестью зелени. Они шли, аккуратно обходя лужи. На улице проезжали редкие машины. Говорить не хотелось, молчали. Так и дошли до дома.
Наступил новый этап жизни, без отца, без опоры всей семьи. Теперь Сергей Георгиевич был опорой и нес ответственность за финансовое благополучие, спокойствие в семье.
* * *
— Никогда не думала, что буду говорить о мудрости и смерти одновременно, — заметила Маша.
— Какие твои годы, чтобы говорить о смерти. Тебе в самый раз радоваться жизнью и хватать знания.
— И молодые иногда думают о смерти, — решительно заметила Маша.
— Согласен, — подтвердил Сергей Георгиевич, — все мы в возрасте тинейджеров с этим сталкиваемся. Неразделенная любовь, обида, кажущееся оскорбление и многое другое наводят мысль о самоубийстве. Поверь, это случается у всех и во все века. Мысли типа «я это сделаю, пусть он или она всю жизнь мучается» — это эмоции, ими можно немного переболеть, не более, а потом отбросить и окончательно выбросить. Можно иногда вспоминать свои слабости, но только с иронией. А лучше улыбнуться и забыть. Хотя о чем мы говорим? Ведь это к нам не относится? — улыбаясь, лукаво спросил Сергей Георгиевич.
Потом он проницательно посмотрел на Машу. Она испугалась, что Сергей Георгиевич неправильно мог понять ее замечание, и поторопилась внести ясность:
— О молодых я сказала вообще, мне эти мысли не приходили в голову. Может быть, не было причин.
— Вот и замечательно. Желательно, чтобы они вообще не приходили. Могу сказать, что у человека должен быть крепкий тыл — семья, искренние и доверительные отношения с кем-то, кому можешь доверить сокровенное. Тогда можно избежать минуты слабости и не совершить роковую ошибку.
— Меня эти проблемы — мудрость, будущее, время и другое — больше интересуют в аспекте афоризмов, — сделала уточнение Маша. — У меня есть несколько вопросов, если Вы позволите.
— Давай, все равно придется немного постоять, въезжаем в пробку, — известил Сергей Георгиевич.
Маша обрадовалась, открыла сумочку, которую держала на коленях, и достала красивый блокнот. Найдя нужную страницу, она пробежала глазами по ней и спросила:
— Вы писали: «Жизнь надеется на будущее, а смерть уверена в будущем». О каком будущем Вы говорите? Ведь будущее для человека может быть разнообразным, оно неопределенно.
— Я понимаю, о чем ты спрашиваешь. Позволь сделать небольшое пояснение. Будущее всегда одно — это то, что сложится, получится. Возможности могут быть разными, но реализация всегда одна. В этой реализации нет возврата, новой попытки. И в этой единственной реализации известна последняя точка, не будем ее называть. А жизнь надеется на возможности, которые включают все: действия, удачу, случайности и многое другое.
Маша удовлетворенно кивнула, что-то еще посмотрела в блокноте, потом вновь обратилась к Сергею Георгиевичу:
— У Вас есть ряд афоризмов, я не буду их зачитывать, где Вы утверждаете, что бессмертие не доставит человеку счастья.
Сергей Георгиевич утвердительно кивнул. Движение застопорилось, машины плотно стояли, некоторые водители вышли из машин и стали протирать загрязненные стекла и зеркала. Редкие снежинки падали на лобовое стекло, быстро таяли, стеклоочистители лениво смахивали капли, создавая атмосферу некого спокойствия, неторопливости и безмолвия. Так же спокойно и неторопливо складывался разговор.
— Как ты думаешь, сколько радости потеряет жизнь, если не будет смерти? Конечность жизни — это соль, приправа. Без нее жизнь постная. Теперь представь бесконечную постную жизнь. Наверное, многие не согласятся. Продлить жизнь — пожалуйста, это цель науки, а бессмертие — избавь… У меня в жизни был один период — предстояла серьезная операция на сердце, и я могу сказать, что в то время многие обыденные ощущения, не говоря уже о радостях, на которые не обращаешь внимания, воспринимались намного глубже, ярче и интересней. Каждое действие могло быть последним, поэтому воспринималось особенно полно, с огромным наслаждением. Я думаю, что это подтверждает мое предположение.
— Но продлить до какого предела? — с интересом спросила Маша.
— Сколько получится.
— А если получится до бесконечности? Тогда как быть?
— Тогда сам человек должен иметь возможность определять момент, когда ставить точку.
— А как определить этот момент? — продолжала интересоваться Маша.
— Возможно тогда, когда человек поймет, что он не получает удовольствия от жизни и у него нет обязательств перед другими.
На дороге возникло слабое движение, больше похожее на суету, но и оно обнадеживало. Сергей Георгиевич решил завершить тему разговора и не возвращаться к ней уже в процессе поездки, поэтому спросил:
— Какой афоризм тебе больше нравится?
— Не знаю, они разные, на разные настроения, ситуации. Когда плохое настроение вспоминаю: «Грусть — это гавань уставших людей».
— Что же, будет нормально, если ты в жизни в самые тяжелые дни не будешь выходить за границы гавани.
Воодушевленная внимательным и равноправным участием в разговоре, Маша отметила еще один афоризм: «Приобретая лишнее, мы теряем что-то нужное».
Сергей Георгиевич улыбнулся, но ничего не сказал. Он понимал, что Маша хочет показаться взрослей. Они проехали место аварии, где две поврежденные машины перегородили значительную часть дороги. В стороне стоял автомобиль ДПС с включенными мигалками. Инспектора регулировали движение, поочередно пропуская машины по одной полосе в разные стороны. Впереди шоссе было свободным, водители, настоявшись в пробке, резко нажимали на педаль газа.
* * *
— Сергей Георгиевич, Вы нарушаете правила дорожного движения? — в вопросе Маши был определенный подвох.
— Бывает, — последовал мгновенный ответ. — У нас так организовано дорожное движение, что не нарушать правила просто невозможно.
— Как это так?
— Смотри, мы проезжаем один населенный пункт и плавно въезжаем в другой. Ограничение скорости в населенном пункте — 60 километров в час. Сейчас мы сделаем небольшой поворот и окажемся, по сути, в лесу. Дорога по две полосы в каждую сторону, хорошего качества. Ни людей, ни животных, которых извели или они ушли в глухие леса, где их не беспокоят. А ограничение действует, но, скажи, как ехать по такой дороге и не превысить скорость. Смотри, все разгоняются до ста километров. Когда инспектор выбирает это место для контроля, то здесь он собирает без особого напряга большую мзду.
