«Л» нигде нет.
— Может, где-нибудь лыжи продаются, там должна быть буква «Л» на вывеске.
— Ты что, сумасшедший? Где ты видел, чтобы лыжи продавались зимой?
Из-за этого нам пришлось сдать телеграмму с пустым местом. Но телеграфистка опять скривилась, что, мол, на греческом языке телеграммы не принимаются. Действительно, некоторые буквы были перевернуты, а некоторые лежали словно под мухой. Черное отчаяние охватило нас с шурином, мы уже хотели рукой махнуть на всю эту затею, на телеграмму и на Росолека, но какой-то пожилой гражданин сжалился над нами. Он специально с этой целью там находился и на пишущей машинке отстукивал за мелкую оплату телеграммы для непечатных посетителей. Нам недолго пришлось ожидать, самое большое с полчаса, и нас обслужили на большой палец. На этот раз телеграмму дамочка приняла и объяснила нам, что это необходимо во избежание ошибок.
Потому что раньше было, например, так: один зять послал телеграмму теще: «Рад весьма сыну. Целую, Ваш Витя». А теща получила: «Разбил машину. Целую вышлите», и тому подобное.
Теперь такое не случится. И действительно, наша телеграмма дошла в образцовом порядке.
А Росолек на нас обиделся. Оказывается, телеграмма пришла на траурном бланке с черной обводкой и скрещенными пальмовыми ветвями. Стоило обижаться на такую мелочь…
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
1956
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀ ⠀
Пекутощак меняет фамилию
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Шурин Пекутощак объявил желание переменить имя и фамилию на Адам Мицкевич. С этой целью он подал заявление. Прошел год, мы уже думали, что будем иметь своего Мицкевича в семье, но в последнюю минуту сейм шурину отказал. Был большой спор между депутатами, и в конце концов они вынесли такое решение: «Каждый гражданин имеет право копаться в фамилиях, как в грушах на прилавке, никто не может никому запретить называться Радзивиллом, Потоцким, Веделем, Рабиновичем или даже братьями Пакульскими, но только не Мицкевичем, Прусом или Жеромским». Стало быть, писатели теперь берут верх над князьями, графами и частной инициативой.
Но шурин не сдался и подал другое заявление, на этот раз с просьбой разрешить ему в дальнейшем именоваться Александром Македонским. Ответ был снова отрицательный. Фамилий высших военных также касаться не рекомендовалось. Раньше, может, это и разрешалось, но теперь сейм не позволяет.
Шурин махнул рукой и отпорол монограмму. Таким образом, выяснилось, из-за чего он старался. Дело в том, что недавно он купил на рынке демисезонное пальто, на подкладке которого была вышита монограмма «А. М.». Тогда шурин решил изменить имя и фамилию, чтоб никто не мог заподозрить, что это пальто краденое.
Мы посоветовалп ему назваться Антони Муха, но он ответил, что это ему не подходит, потому что он занимает общую квартиру с неким Пауком. Мальчики во дворе будут кричать: «Пане Муха, вас ищет Паук». Лично я считаю, что власти правы. Нельзя позволять кому попало по собственной прихоти присваивать чужую фамилию.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀ ⠀
В связи с этим
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀ ⠀
Набег диких
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Пригласил меня к себе новый редактор «Шпилек», сверкнул угрюмо глазом и, грызя чубук народной английской трубки, сказал:
— У меня есть тема, которая вам, пожалуй, подойдет. Вот суть. В контору кооператива «Аптекарь» вселились, воспользовавшись ошибочно выданным ордером, так называемые «дикие» квартиросъемщики. Выехать отказались. Отсюда гротесковая ситуация. В одном и том же помещении функционирует контора и живут люди. Возникает масса конфликтов. Понятно?
— Понятно.
— Так как подобные случаи очень часто имеют место, пора это заклеймить.
— Заклеймлю, — с готовностью ответил я.
— Подробности на этой страничке. От себя ничего не добавляйте, нужно только разработать факты.
— Разработаю.
— Тогда все.
«Все» означало, что разговор следует считать оконченным. Редактор принялся за свою трубку, а я побежал домой. И сразу же с энтузиазмом приступил к работе. Через две недели был готов фельетон под заголовком
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Набег диких
(воспоминания старого рассыльного)
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
«…Когда внесли зеркальный трельяж, так даже радостно стало. Машинистка сразу принялась перед ним пудриться, а начальник стал выдавливать угри. Когда внесли кровать, то мы немного удивились, но подумали — может быть, ошибка, вместо конторки нам это прислали из снабжения.
И только когда втащили люльку с ребенком и кота, мы сообразили, что к нам в контору въехали дикие квартиранты.
Начальник за телефон, я за кровать, завскладом за люльку! Но поздно, диких вместе с родственниками и грузчиками привалила целая дюжина. Мы выносим из комнаты кровать с люлькой, а дикие волокут в комнату комод. Шум, крик, толкотня. Кота в дверях прищемили, ребенок угодил завскладу в лоб щипцами для орехов. Содом и гоморра, но комод втащили.
Как только проход в двери высвободился, все, то есть мы и дикие, начали сразу выносить вещи. Только они выносили пишущие машинки и письменные столы, а мы кровать, люльку, трельяж и кота. Снова образовалось так называемое узкое место, сквозь которое никто не смог пролезть, ни туда, ни обратно.
А начальник все у телефона и вызывает подкрепление. Прибежали наконец наши отделы: кадров и финансовый. Но дикие окопались в правом углу за мебелью и швыряют в нас цветочками. Когда начальник схлопотал по темени фикусом в кадке, а у пани Ядзи из главка пошла петля на чулке до самого верха, мы предложили перемирие.
Теперь в одном конце комнаты проживают дикие, в другом приткнулась наша контора, посредине проходит нейтральная полоса. Даже трудно поверить, живем в согласии, правда только днем. Ночи тяжелые и небезопасные. Для того чтобы дикие не выбросили контору со всем имуществом, мы работаем все двадцать четыре часа в три смены.
Хуже всего приходится мне, потому что, как курьер, я должен следить за порядком. А все идет вверх тормашками. Как только наш завскладом начнет ночью считать на арифмометре, так дикая жена поднимает крик:
— Что вы так колотите на своей машинке? Не можете, что ли, стучать потише? Спать мешаете.
А завскладом огрызается:
— Может, вы прикажете колыбельную на арифмометре сыграть? У меня нет слуха, я не музыкален. — И еще сильнее на клавиши нажимает. И с еще большей яростью рукоятку накручивает. А главный дикарь на наших машинистках телесным способом отыгрывается. Как только какая-нибудь из них зажжет в комнате свет, он встает с кровати в чем мать родила и в таком виде марширует до самого выключателя.
Как-то я ему говорю:
