class="p1">
_ Уважаемый, взяли бы хоть какую-нибудь шляпу в руку, все-таки прикрытие.
А он отвечает, что у него нет шляпы, а есть только берет.
Опять же когда к дикарям приходят гости, получаются недоразумения. Меня, например, постоянно принимают за тестя или за дядю Владзя из провинции. Щечки подставляют, дети стишки мне говорят и разные декламации. Невозможно передать, до чего миленькие стишки, ни слова о птичках и мотыльках, только о домнах Новой Гуты и печи № 2, что в Ченстохове. И представьте себе, эти вечеринки, даже сказать невозможно, довольно приятны и нестеснительны.
У диких радио играет на одной стене, а у нас, в «Аптекаре», на другой. Баланс получается, аж дым идет. Правда, в музыкальной консерватории с этой точки зрения было бы еще хуже. Представьте: с одной стороны учащиеся на органах симфонии запузыривают, а с другой — дикие празднуют именины главы семейства. В «Аптекаре» музыка не помеха. Только не знаю, как будет на праздники. Две елки в одном помещении — это не совсем по форме. Впрочем, к тому времени мы с дикими, наверно, поладим, и можно будет совместно погулять.
Но кота надо будет на это время в отдел кадров отнести, а то все елочные игрушки, дрянь, переколотит».
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
*⠀ *⠀ *
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
К материалам, полученным от редактора, я прибавил от себя только рассыльного и кота, остальное было взаправду.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
1955
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀ ⠀
Муж попадает в петлю
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Как только пан Печурка вошел, я сразу увидел, что произошло что-то важное и, как видно, неприятное. А когда он резким движением бросил мне на стол какой-то журнал, я понял, что опять виновата пресса.
Я посмотрел на цветную обложку с физиономией эффектной шатенки в леопардовой шубе и прочитал название: «Мода и практичная жизнь».
Я был удивлен.
— Пан Теось, вы читаете еженедельник, посвященный моде? Вы интересуетесь этой проблемой?
— Да, — ответил он угрюмо и тяжело опустился в кресло. — Да, оказывается, все должны читать это, потому что не известно, когда и каким образом мы можем потерпеть поражение..
— Мы — это кто?
— Это мужчины.
— Не понимаю.
— Переверните страницу и прочитайте здесь…
Я прочитал заголовок:
«Наша анкета. Должен ли мужчина сотрудничать в домашнем хозяйстве?»
Пан Теось посмотрел на меня с ироническим триумфом. Я пожал плечами, не понимая, куда он гнет.
— Ничего, ничего, читайте дальше.
Я стал читать. Ответ участницы анкеты гласил:
«Я замужем полгода, и мне удалось разделить с мужем домашние обязанности так, что я не переутомляюсь, а муж обстиран и сыт. И очень доволен, выполняя множество домашних работ, которым я его научила и которые приучила выполнять, хотя ему и кажется, что он это делает по собственному желанию».
Пан Теось многозначительно сплюнул:
— Тьфу! Размазня! Но это еще ничего, валяй, редактор, дальше.
Дальше было:
«Вот в двух словах расписание нашего дня.
Муж встает до работы в 5 часов 30 минут утра. Меня не будит, а сам согревает на газе приготовленную с вечера овсянку…»
На лице пана Печурки отразилось нечто вроде сочувствия.
— Овсянку, сирота, понимаешь, вечером готовит, а в пять утра разогревает. И это, понимаешь, не для уток, а для себя. На завтрак овсянку лопает…
На щеке пана Печурки заблестела слеза. Он быстро вытер ее ладонью и шепнул:
— Так и надо дураку, читай дальше.
«Моет после себя чашки и тарелки. Я встаю в 7».
Она, видишь ли, в семь!
Я посмотрел на пана Теося с укором.
— Вы уж меня не прерывайте!
— Хорошо, не буду, но нервы и тебе изменят, когда ты прочитаешь немного дальше…
«Муж чистит обувь себе и мне, часто моет посуду, стирает себе носки, любит подмести и натереть пол, вешает занавески после стирки, пришивает себе пуговицы, не выражая недовольства».
— Не выражая? Где уж ему выражать! Времени, холера, не имеет, чтобы выражать. Кончит натирать пол — постирушку начинает, кончит постирушку — петли на чулках поднимает. А его богиня в это время в постели полеживает. Завтрак ей подай, она отругает как следует, что кофе холодный, и встанет, когда придет час идти к парикмахеру.
Вся работа поделена. Когда он стирает цветное белье, она у маникюрши мучается. Когда он гладит электрическим утюгом, она у портнихи — не может решить, какие платья будут модны, длинные или короткие. Когда он готовит овсянку… Нет! Хватит с меня этого!.. Не могу больше об этом думать. Видишь, какую «моду» и какую «практичную жизнь» хотят нам навязать… И такие вещи печатают!.. На это цензуры нет!
Тут пан Печурка ударил кулаком по столу.
— Пан Теось, — удивился я, — вы всегда так умеете держать себя в руках, почему вас так трогает судьба этого мужчины?
— Меня трогает судьба этого пентюха? По мне, он может вместо жены хоть детей на свет производить. Это дело не мое. Но здесь речь идет о дурном примере, об опасности для общества. Если с этим сразу не покончить, завтра ты будешь печь шарлотку и васильки на подушечках вышивать!
До меня уже добрались. Сейчас я тебе объясню, откуда я об этой дамской политике проведал. Два дня тому назад, понимаешь, ни с того ни с сего жена, понимаешь, вручает мне носки, иглу с ниткой, смеется, устраивается у меня на коленях и, вроде будто в шутку, начинает учить меня штопать.
Я посмотрел на нее с удивлением и говорю:
— Юльця, ты, кажется, нездорова. Может, лекарство примешь? — Ну и, конечно, швыряю носки в одпн угол, Юльцю — в другой и иду в город. Вечером опять она, будто ха-ха, хи-хи, заставляет меня стелить постель.
— Нет, — думаю я, — фактически с Юльцей что-то неладно! Беру шляпу и хочу идти к доктору, тогда она признается что и как и показывает мне газету. Вот в этом месте есть о штопке.
«Шутками заговорила я его штопать. Потом объявила ему, что он штопает великолепно, даже лучше меня. На следующий день он завидел меня с носками в руках, пригляделся и сказал: — Может, действительно я это сделаю красивее, а ну-ка, покажи.
И так уж пошло».
Понимаешь! Таким манером она сделала из своего мужа индюка, а теперь еще других женщин агитирует, чтобы они своих мужей в тряпки превращали. Но важнее всего то, что все это липа.
— В чем же вы тут видите липу? В том, что участнице анкеты удалось так подчинить себе мужа?
— Нет, это возможно. Жена Геринга
