с аналогичной точностью. Теперь все с нескрываемым восторгом ждали окончательной схватки.
Драгун сражался как демон, чтобы стереть позор, отбиваясь от лезвия сабли противника, пока оно не докончило рисовать второй крест. До сих пор ему не удавалось коснуться своего соперника, но теперь ему нужно было мобилизовать все свои силы и умение. В серых глазах высокого мужчины Себастьян увидел веселое одобрение.
Тем временем рабочие, находящиеся в отдалении, смеялись.
— Ради Христа, сэр, не позволяйте ей засохнуть! — при ободрении наблюдателей они вытолкали корыто с известью подальше на арену, выкрикивая советы высокому человеку, когда делали это.
Драгун, видя свой шанс, направил всю свою энергию на ошеломительную контратаку, заставляя своего противника отступать назад, по направлению к корыту с известью, которое только что подтолкнули на расстояние ярда от его ног. Вокруг раздавались крики предупреждения и смех. Мужчина, шагнув назад, рухнул. Драгун сделал стремительный выпад, но не смог удержать равновесия и упал на одно колено. Затем его сабля вращающимся движением была выбита из его руки. Удивление было таким сильным, что он качнулся вперед и оказался на обеих руках и коленях, неотрывно глядя на нетронутое корыто извести, такое же чистое и ровное, как миска с парным молоком.
Победитель сделал ложный выпад, классическое движение, чтобы обезоружить противника, совершив прыжок на ноги с такой скоростью, что толпа была крайне удивлена, когда увидела его, уже стоящего во весь рост. Кончик его сабли слегка касался земли, его грудь поднималась и опускалась под кожаным жилетом.
Затем он засмеялся, бросил свою саблю на землю, наклонился, обмокнул свою руку в известь и протянул ее драгуну. После секундного колебания драгун ответил рукопожатием. Под взрыв смеха они обнялись. Мужчины стояли лицом к лицу, оба испачканные, оба тяжело дышали, пока драгун не отвернулся и не поднял саблю из пыли.
Положив руку на плечо драгуна, его бывший противник принял приветственные возгласы наблюдателей и только затем наклонился, чтобы поднять свое собственное оружие.
— Вы заключали пари? — тихо спросил Себастьян мужчину напротив него.
Солдат медленно повернулся и удивленно посмотрел на него:
— Нет. Это всегда происходит у него слишком быстро. Кроме того, это все шутки. Никогда не знаешь, что он сделает в следующий раз.
Себастьян смотрел, как дуэлянты вошли в тень и начали снимать свою одежду.
— Кто он?
— Француз? Его зовут Жак Десерней. — Не обратив внимания на удивление Себастьяна, он продолжил: — Кажется, если бы он вернулся домой, он был бы виконтом. Но он сражался за нас, до недавнего времени он был стрелком.
— Пока его с позором не выгнали, — резко ответил Себастьян. Хупер и Пейн быстро посмотрели на него.
Солдат пожал плечами, а Пейн подхватил его слова:
— Действительно, сэр, ему задали настоящую королевскую порку.
Видя, как француз бросил кожаную куртку на землю, Себастьян не мог не представить с содроганием, как должна была выглядеть спина Десернея под одеждой.
— Выгнан с позором, — повторил он с ударением, — за попытку дезертировать.
Пейн услужливо кивнул:
— Да-да. Мой друг поведал мне эту историю. Я хотел бы это увидеть, хотя обычно порка вызывает у меня рвоту. Его с трудом привязали к раме, но он вырвался и схватил человека с кнутом. Это выглядело так, будто он собирался убить его, но нет, он нанес ему один чистый хук, и тот упал навзничь. А затем, прежде чем кто-либо смог сдвинуться с места, француз сделал шаг вперед и помог ему подняться, точно так же, как сегодня, при этом сказав: «А теперь выполняй свои служебные обязанности. Я прощаю тебя».
Губы Себастьяна изогнулись в презрительной усмешке:
— Честь среди воров?
— Ну, — медленно начал Пейн, — вряд ли вы найдете здесь кого-либо, кто смог бы назвать этого человека вором. Или кем-нибудь подобным.
— Тем не менее, — настаивал Себастьян, — принимая во внимание его национальность и его биографию, это, черт побери… Накануне войны, к тому же он был выброшен из этой самой армии несколько недель назад.
— У вас есть еще вопросы? — спросил Хупер и посмотрел на Пейна.
— Знают ли командующие, что он устраивает эти бои?
— Все знают. Ветераны битвы на Пиренеях, офицеры и солдаты. Вы и слова против него от них не услышите. Они говорят, что его досье происходит из Ронсесвалля, Сорарена и Сан-Себастьяна, и этого для них достаточно. Полковник Белтон знает его, и на днях он давал точную ссылку на источник его подвигов. Что же касается того, что мы находимся накануне войны, если Десерней сможет передать свои навыки в обращении с оружием большему количеству парней в этом лагере, мы достигнем гораздо лучших результатов, когда встретимся лицом к лицу с Бонапартом.
Себастьян сменил тему разговора:
— Кто тот парень, который помогает ему снять одежду?
— Учитель боевых искусств, — сказал Пейн. — Его зовут Силкок. Их двое таких, вы нигде не увидите им подобных.
— А как они сражаются, когда выходят на бой вдвоем?
Он наблюдал, как Десерней опускал вниз рукава рубахи. Француз заметил взгляд Пейна и дружески кивнул ему, потом мельком взглянул на Себастьяна.
Пейн покачал головой.
— Этого никогда не было. Француз не вступает в серьезную битву с кем бы то ни было. Это для него игра. Довольно острая, но все же игра.
Себастьян издал нечто, похожее на приглушенное фырканье, при этом Хупер повернулся и спросил лукаво:
— Что, вы нашли кого-то подходящего, чтобы бросить ему вызов?
Десерней что-то сказал Силкоку, слегка похлопал его по плечу и повернулся, чтобы уйти.
Себастьян пожал плечами.
— Если будет подходящее время и место, кто знает…
Хупер и Пейн посмотрели на него.
Много было странного в том, как стрелок попал в их ряды, как запросто общался с ними. То, что сейчас чувствовал Себастьян, имело мало общего с окружением или событием, свидетелями которого они только что стали: это было связано с чем-то более глубоким. Ему было интересно, чувствовал ли Десерней то же самое — этот грубый мужской вызов, это слепое пренебрежение последствиями. Сейчас он видел только сильные руки Десернея, его тяжелую походку, и мощь его квадратных плеч, заставляющих его быть похожим на монолит, достойный того, чтобы попытаться его опрокинуть. Твердая как сталь, воля Себастьяна встретила наконец достойного соперника, и когда тот подошел ближе, полковник почуял в воздухе вокруг них нечто похожее на столкновение двух фронтов: один горячий, а другой — его собственный, холодный, как лед.
Француз остановился на расстоянии ярда и приветствовал Пейна улыбкой.
Пейн сказал:
— Это была отличная работа, месье, жаль, что мы пропустили начало. Вы вернетесь завтра?
— Нет, но как насчет того,
