Однажды вечером, когда она, в одном бикини, готовила ризотто и получала кровожадное удовольствие от бесконечного перемешивания и подсыпания в клубах пара, Джим поднялся наверх, стоял и откровенно смеялся над ней. Смех ее испугал, вырвал из сосредоточенности. Она мрачно размышляла о Шовере Макдугалле.
Джим открыл рот, чтобы что-то сказать, и тут зазвонил телефон. Он обошел столешницу и схватил трубку.
– Эх, черт меня дери! – сказал Джим, немедленно приходя в восторг от голоса в трубке. – Давненько не слышал тебя, приятель… Двоюродные, не пытайся втереться в семью. Ты чего, хочешь нанять здесь пару узкоглазых, так?
Джорджи продолжала помешивать рис – он наконец стал совсем однородным от всего этого перекатывания по сковородке, – и, пока рис впитывал последние капли соуса, она подумала, что надо бы добавить туда еще и оставшиеся в живых зубчики чеснока.
– Что он сказал? На что это будет похоже?.. Да? А вот это интересненько… Да, даже слишком правильно. Спасибо, что сказал.
Джорджи выключила газ и перемешала ризотто еще раз. Джим слегка отвернулся от нее.
– Может, и буду, – сказал он. – Да, у меня есть отличная мыслишка… Да, моя очередь платить. Увидимся.
Он повесил трубку; лицо у него было довольное, но все же недоуменное. Сейчас он казался таким молодым – совсем мальчишка, и красота его была какаято детская. Она улыбнулась этому.
– Хорошие новости? – спросила она.
– Дальние родственники.
Джорджи поджала губы. Родители Джима умерли, а братьев и сестер у него не было.
– Не знала, что у тебя есть родственники.
– По всему штату. Да что там, некоторые члены клана – главные овцеводы в округе. Только посмотри на это ризотто, – радостно сказал он.
Джорджи повернулась к тяжелой кастрюле. Это и в самом деле было зрелище. Она почувствовала, как он поднимает бретельку ее купальника и целует ее потное плечо. От него пахло мылом и очень слабо – бензином.
– Я позову мальчиков, – промурлыкал он.
* * *
Джорджи уставилась на электронное письмо Джуд. «Мужчины убивают нас, сестренка».
Что ж, в этом, по крайней мере, больше смысла, чем в том, что она написала вчера. Отправив письмо в мусорную корзину и начав скитаться в мягком голубом свете Сети, она записала, что надо бы сегодня вечером позвонить Джуд. Снаружи, за стеклом и стеной кондиционированного воздуха, был жаркий, ясный летний день. На время каникул Джим отдал мальчикам ялик в полное распоряжение, и они шатались на нем туда-сюда по лагуне; в водорослях они ставили сети на крабов – каждая сеть уходила в воду из-под покачивающихся на поверхности пустых молочных бутылок. Дневной свет реял над Джорджи, как головная боль на грани сознания, а она пыталась выбраться в другой, не такой жестокий мир. Она набрала слово медицина.
Англичанка, отчаянно желающая стать матерью. Чудодейственные лекарства от бесплодия. Господь награждает ее тройняшками из пробирки. И она отдает двух детей в приют… Австралийские власти высылают беременную беженку-китаянку, зная, что сразу по возвращении ее ребенка убьют с помощью зловещего, насильственного аборта на позднем сроке… Селезенка Киану Ривза выставлена на торгах на И-бее[21]… Президент Южной Африки заявляет, что ВИЧ не вызывает СПИДа.
Джорджи выключила компьютер. Ей надо выйти наружу.
…К моменту, когда мальчики поняли, кто это плывет к ним, их удивление уступило место тревоге, будто бы то, что она днем выползла на воздух и собиралась проникнуть на их территорию, уже было поводом для беспокойства. Джорджи подплыла прямо к ялику. Джош насаживал рыбьи головы на крючки, а Брэд сидел на веслах. Она отдала им честь. Она попросила разрешения подняться на борт.
Произошел быстрый обмен братскими взглядами. Разрешение было даровано. Очень серьезно, и все возражения остались невысказанными.
– Мы крабов ловим, – сказал Джош.
– Отлично. Я за палубного.
Они медленно двигались вдоль сетей, вытягивая их и перенаживляя, тихо, пока осторожная вежливость мальчиков не исчезла. Они дали ей немного погрести. Не так давно они гордились и много хвастались тем, какая Джорджи отличная морячка и как ловко она управляется с сетями и спиннингом. Она не могла вспомнить, когда в последний раз стояла с ними бок о бок, забрасывая удочку на камбалу и мерланга. Как же она отстранилась ото всего за последние полгода! Она решила рассматривать это как отклонение от нормы. Это не должно определять остаток ее жизни; Джорджи этого просто не позволит.
Все крабы, попадавшие на борт, были мышастые самки. Мелкие, и ни одного самца. В середине дня Джорджи предложила отплыть подальше, половить кальмаров, и немедленный успех связал всех троих цепями товарищеской теплоты. Они весело раскачивали яркие крючки по краю водорослей и вытаскивали на поверхность кальмаров, плещущих и пускающих струей чернила. Скоро они хихикали и дразнились и были все перемазаны кальмаровыми чернилами. Они наполнили корзину. Они перемазали друг другу лица. Когда подул бриз, они легли на спины и плыли, окруженные счастливым, скачущим гулом, и в конце концов зашли так далеко по заливу, что было бессмысленно грести обратно против ветра, – так что им пришлось вылезать на берег и волочь ялик по мелководью. Оказавшись напротив дома, они вытащили ялик на песок.
Джорджи помогала перевернуть ялик вверх килем, когда почувствовала, что у нее отваливается спина. Она с криком упала на песок. Боль была такая неожиданная и сильная – это как если бы у нее из поясницы выкусили здоровенный ломоть. Мальчики решили, что она все еще дурачится в духе прошедшего дня, но когда Брэд опустился рядом с нею на колени, он испугался ее слез. В нем сразу же появилась отцовская спокойная уверенность. Он заслонил ей лицо от солнца, подложил под щеку шляпу, чтобы не жег горячий песок, и, когда счел, что она готова, принял на себя обязанности по доставке ее перекособоченного тела по песчаной дорожке к дому.
День и ночь она пролежала в постели. Противовоспалительные лекарства не помогали, а кодеин-фосфат вызвал у нее запор, от которого парой черносливин было не избавиться. Это было унижение.
Пока Джим все ловил лангустов на глубокой воде, мальчики изо всех сил старались присматривать за ней. От Бивера они притащили кучу видеокассет с фильмами, которые считали подходящими для людей ее склада. Она страстно желала Кэри Гранта или Хепберн и Трейси, но ей пришлось удовлетворяться Джессикой Тэнди, Майклом Дугласом и Кевином Костнером. Она была благодарна уже за то, что они не позабыли про Мег Райан. В первый день они старательно смотрели кино вместе с ней, присев на краешек кровати, но вскоре уже только забегамли на минутку – проведать ее. Не прошло и нескольких дней, как оказалось, что им сложно устоять перед искушениями улицы, и они окончательно позабыли про нее.
Прошла почти неделя, улучшений не наступило, и Джим предложил отвезти ее в город для лечения. Но Джорджи не хотела и слышать об этом. Она сказала, что не хочет отрывать его от моря на целый день в горячий сезон, особенно когда лангусты ушли на глубину, но на самом деле она просто не могла и помыслить о четырех или даже пяти мучительных часах в машине. В конце концов она согласилась, чтобы ее закинули к Рэчел. Ходили слухи, что Рэчел Нильсам умеет делать массаж.
Когда она подошла к двери в тот вечер, Рэчел видимо удивилась. Даже была поражена. Но быстро оправилась и пригласила их войти; Джим отказался и оставил их на пороге. «Дети», – сказал он.
Рэчел провела ее по своему скромному дому к высокой кушетке, покрытой батиком. Джорджи не смогла раздеться сама. Это было ужасно. Она чувствовала себя ребенком, хрупкой старушкой. Она до самого конца не осознавала, что ей придется раздеться догола. Когда она лежала на кушетке, у нее горело лицо. Она повернула голову к стене. Рэчел пробежалась пальцами по позвоночнику Джорджи. Дом был наполнен музыкой. В голове у Джорджи крутилась только одна мысль: в любую минуту кто-то может войти.
– Да у тебя здесь спазм, Джорджи. Давно это с тобой?
– Не знаю. Несколько дней.
– Ты должна была позвонить.
– Я об этом даже не подумала. Если честно, с самого начала меня слегка пристукнуло, а потом я просто думала, что оно вроде как пройдет, если я не буду его трогать. Как тебе такое решение проблем? Господи, что за лето!
– Да. Мне жаль. Я слышала о твоей маме. Слушай, я положу на это место компресс. Сейчас там слишком воспалено, чтобы что-то делать. Утром я попробую выпрямить тебя.
– Да уж, хотелось бы. А что за компресс?
– Ну, да ты же знаешь. Крабовая горчица, яйца ежа-рыбы, безымянный палец португальского матроса и пот со лба Шовера Макдугалла.
– «Нью эйдж» приходит в Уайт-Пойнт.
– Пара старых хорватов во Фремантле научила меня. В основном льняное масло.
– Я думала, ты делаешь расслабляющий массаж, – сказала Джорджи.
