– Ладно.
– Я попытаюсь удаленно отключить хеликс, но вы все равно не должны доставать его из железной коробки. В этой коробке вы должны привезти его обратно. Иначе Данил так и останется никем. Важно вернуть ему хеликс обратно, понимаете?
– Конечно, – Анаис ласково посмотрела на Данила и положила руку на его плечо. – Конечно, я понимаю. Все сделаю в лучшем виде.
Данил потянулся и обнял ее. Анаис не отстранилась.
– Спасибо, – сказал он. – Спасибо, что вы согласились взять его.
Георгий Иванович, нарочито шаркая, отправился в уборную.
– Ты сумасшедший, – сказала Анаис, похлопывая Данила по спине, как будто это стоп-слово. – Это мне всегда в тебе и нравилось.
Данил отстранился.
– Я рад, что вам что-то нравится во мне.
– Я помню тебя ребенком, – как будто извинилась она. – Проводи меня.
Они вышли в прихожую, и Данил подал ей кровавое пальто.
– До свидания, дорогой Георгий Иванович! – крикнула Анаис. – Суп был совершенно уникальный, и я бы еще как-нибудь зашла к вам пообедать.
– Непременно, непременно заходите! – сказал Георгий Иванович, появляясь из-за угла.
– До свидания, Нина. С вами тоже надеюсь еще пообщаться.
– Конечно, буду рада увидеть вас снова, – произнесла Нина самым доброжелательным из своих голосов.
– Пока, Данил, – сказала Анаис и пожала ему руку.
Приятная мягкость перчатки. Он потом многое забыл. Но это помнил.
Ночевать остался у Георгия Ивановича: боялся идти домой, чтобы не наткнуться там на кого-нибудь – решили, что так безопаснее.
Гейт
В воскресенье проснулись от грохота: Нина врубила рок.
– Нинок, ты сбрендила? – раздался стон Георгия Ивановича.
– Вставайте да пошевеливайтесь! Нас ждет миссия! – предельно радостно закричала Нина, и Влад, спавший на диване в гостиной, накрыл голову подушкой.
Данил заскрипел раскладушкой.
– Дорогой Георгий Иванович! – громкость Нининого голоса была, похоже, максимальной. – Как насчет зарядки? А мальчики присоединятся.
– Это не мальчики, а лентяи, – громко сказал Георгий Иванович, проходя мимо ребят в ванную.
– Вставайте, и правда опоздаете в аэропорт, – добавил он, выглядывая из ванной с зубной щеткой во рту, совсем как герой любого американского фильма, которых он успел посмотреть в молодости немало.
Данил резко принял позу солдатика:
– Черт, точно. – И толкнул с головой завернутого в одеяло Влада: – Вставай, шаурма.
– Я не поеду, – промычало одеяло.
– Я те не поеду, – сказал Данил и пошел на балкон курить. – Слышь, дядь Гер, он не едет, бля!
– Слышу, слышу. Давай-ка, Влад, вот что: сыграем с тобой в игру.
– Какую еще игру? – спросило одеяло.
– Когда я был тренером и видел, что спортсмену некоторые мои решения кажутся неправильными, мы играли с ним в такую игру. Правда, в спортзале, но здесь тоже сойдет.
Из-под одеяла возникла рыжая голова:
– И что это за игра?
– А ты давай вылезай и умойся. А потом я тебе расскажу.
Влад нехотя вылез из одеяла, сохраняя понурое и глубоко обиженное выражение лица – для Данила, но шустро оделся и даже почистил зубы. Ему нравился дядя Гера. Своего деда у него никогда не было, впрочем, не было и отца, а тут мужские секреты – золото. И, кстати, это была одна из причин, почему он не хотел ехать. Анаис ему не понравилась. Так он Данилу и сказал.
– Странно, чувак. Когда я ее впервые увидел, я залип на ее задницу.
– Чего?
– Ну красивая она телка, понимаешь.
– Дурак ты, – серьезно сказал Влад.
– Ему девять лет, – сказал Георгий Иванович. – Окстись.
– Точно. Не подумал.
– Пойдем, – Гера подтолкнул Влада за затылок к двери. – А ты пока собери ему бутерброды с собой.
– Слушаюсь, тренер, – кивнул Данил.
Георгий Иванович взял Наташин шарф и завязал Владу глаза.
– Теперь так, – сказал Георгий Иванович. – Я даю тебе разные предметы. А ты изучаешь их руками, не подсматривая, и рассказываешь, что у тебя в руках. Понял?
– Наверное.
– Держи.
– Это что-то круглое. Типа мяч.
– А это?
– Теплое что-то. Одежда, может.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– А это?
– Пластиковое, тяжелое. Планшет?
– Не знаю. Давай дальше.
– Железное. Легкое. Будто с надписями.
– Это?
– Острое. Вилка, что ли?
– Потом разберемся. На.
– Фу, это что-то мягкое и холодное.
– Ха-ха. А это?
– Это приятное. Может, шапка или плед.
– Это?
– Это как фигурка вроде. Из стекла.
– Это.
– Книжка. Или блокнот. Бумажное.
– Это.
– Круглое. Холодное. Медаль?
Георгий Иванович метался по комнате и все передавал и передавал Владу разные безделушки. В конце концов решил, что достаточно, и велел Владу повязку снять. Перед ним на журнальном столике лежала груда всяких вещей – от носков до груши, и Влад рассмеялся, когда понял, чем было то, что он не распознал.
– А теперь, – сказал Георгий Иванович, – ты можешь взять себе любой предмет, какой понравится. И всегда будешь знать: то, что кажется тебе непонятным сейчас, в итоге окажется чем-то совершенно очевидным, когда ты как следует раскроешь глаза.
– Да вы философ! – улыбнулся Данил, выходя с кухни с тарелкой, полной бутербродов. – Давайте поедим на дорожку.
Влад копался в вещах на журнальном столике, выбирал между фонариком и медалью, а потом вдруг выудил из кучи вещей маленький жестяной сундучок. Стенки его от старости изрядно помялись, краска кое-где слезла, но все равно это был настоящий маленький сундучок с ручкой и ярко-оранжевым быком на боковине.
– А, это, – улыбнулся Георгий Иванович. – Губа не дура. Вещь старинная. Предыдущий хозяин квартиры сказал, что его здесь нашли много лет назад. Мы с Наташей когда въезжали, он спросил, оставить хлам всякий или убрать, и мы сохранили. Ему лет сто, если не больше. Не потеряй. И, кстати, следующий год, который вот-вот наступит, как раз год Быка. Может, и принесет тебе удачу.
Влад подошел и обнял Георгия Ивановича.
– Спасибо, – сказал он. – Я не потеряю.
В аэропорт ехали молча. Уже подъезжая, Данил заметил, что у Влада мокрые щеки.
– Это что за ерунда? – спросил он.
– Чего? – огрызнулся Влад.
– Ты плачешь чего?
– А что мне делать? Радоваться?
– Ну, если бы мне сейчас предложили свалить из этой страны и посмотреть мир, я был бы счастлив.
Влад промолчал.
– Я понимаю, что ты боишься, – сказал Данил. – Но страх – не повод не делать[2].
– Я видел такой плакат у тебя на стене. Старый.
– Винтажный. Потому что я в это верю.
Влад закусил губу и молчал.
– Послушай, чувак…
– Я к маме хочу, – отрезал Влад.
Данил не знал, что сказать на это. Снова катком на него наезжала уже знакомая тоска. Чувство вины защипало в горле.
– Я должен тебе кое-что сказать, – начал Данил и тут же пожалел об этом. Но что было делать? Мальчишка должен узнать правду. Иначе он рисковал никогда ее не узнать и напрасно надеяться. Данил, полжизни убивший на вранье и иллюзии, не желал Владу той же судьбы.
Влад смотрел на него, как будто понимая уже, что он скажет.
– Может, не лучший момент, знаешь, но другого не будет.
– Говори, – тихо попросил Влад.
– В общем, твоя мама не уехала, но и тут ее нет. – Данил не знал, как произнести это слово, после которого нет ничего.
– А где она? – спросил Влад, и глаза его налились слезами.
– Да, в общем, теперь нигде. Или, может быть, там, – и Данил показал пальцем наверх. – Некоторые верят. Например, мои родители. То есть теперь твои.
Данил хотел пошутить, но время было неподходящее. Влад продолжал смотреть на него, не желая понять.
– Ты просто скажи мне, я увижу ее там, куда я еду?
– Нет, друг. Ты ее больше не увидишь.
Влад зарыдал, хотя давно уже был готов; но Данил все равно вздрогнул от того, насколько тот безутешен. А потом Влад бросился на Данила с кулаками:
