Он молчит и я думаю запоздало, может, уже давно рассоединилось, а я тут распинаюсь о высоких материях? Но вдруг слышу приглушенный голос, от которого мурашки по коже и холод ступает прочь.
— Сказочница…
И хотя его нет, почти явственно вижу улыбку и чувствую горячее дыхание у моего уха.
— Никто, — говорит мой любимый мужчина, — из тех, кому бы я верил.
Он молчит, и я не могу говорить. Что сказать ему? Пожалеть, посочувствовать? Мне жаль тех, кто лишился его любви. А спросить… не хочу знать, входит ли в их число его мать и та девушка на рисунках. То есть, знать хочу, но позволить себе не могу… сломаюсь…
— Я скоро вернусь, и продолжим наш разговор.
Я молчу. Я сказала все, что хотела сказать. Пусть побудет один. Пусть подумает.
— Спокойной ночи, Злата. Я услышал тебя.
Нажимаю отбой и желаю мысленно хороших снов ему, мягкой подушки и такого же легкого пробуждения, как у меня после настоек. Телефон отношу в гостиную на базу, рассеянно киваю Макару, даже интересуюсь, что он читает, но рассмотрев обложку, уже через секунду не помню названия.
Взяв на кухне отвар, оставленный для меня поварихой, возвращаюсь к себе, по пути улыбаясь охранникам, горничной, не ушедшей домой на ночь, Макару. Через пять дней Яр вернется и у нас вряд ли будет как прежде…
— Спокойной ночи, Злата Юрьевна.
Машинально киваю, и скрываюсь в комнате. Переодевшись ко сну, отпиваю настой наполовину и практически проваливаюсь в сон. Крепкий напиток… все забываю спросить, что в нем намешано? Ароматный, пахнет волшебными травами… Завтра спрошу… завтра… не забуду… если… Я по утрам слегка заторможенная… бываю… в последнее время… И перед сном… вот как сейчас… мерещится чье-то лицо… руки…
— Яр?
Лицо отдаляется, а я падаю окончательно в сон, успев удивиться, почему моя майка медленно ползет от бедер к груди и почему мне кажется, что в комнате и за окном на меня кто-то смотрит?
Глава 12
Вместе с прохладными вечерами конец октября приносит дожди, прилипучую слякоть, от вида которой подташнивает, и долгожданную встречу с Яром. Сегодня он прилетает. Спустя пять недель, три дня и две беспробудные ночи…
Так странно, я думала глаз не сомкну, а сама утром еле заставила себя подняться. В аэропорт не поехала с водителем — не зная настроения мужа, сидела бы глупо в машине и давилась гнетущим молчанием. Мы больше не говорили о наших чувствах, вернее, я больше не повторяюсь. Яр знает, что я люблю его. Знает, но ему нужно время, чтобы как минимум к ним привыкнуть. А дальше… не дам ему ни единого шанса в меня не влюбиться!
Свитер из белой шерсти, который надела, ненавязчивым запахом сандала подпитывает мои воинственные мысли. Мол, попробуй, попробуй… желаемое не так невозможно. Да, я знаю. Многое в отношениях зависит от меня, Яр выжидает. Присматривается. Возможно, только начинает мне верить.
Не оступиться бы.
— Накиньте, Злата Юрьевна, а то простудитесь.
На плечи ложится яркий клетчатый плед.
— Спасибо, Макар, — не могу удержать улыбки: клетка на пледе, конечно же, красная.
— Может, чай?
— Нет, не нужно.
Вопреки моим ожиданиям, Макар не уходит, становится рядом со мной, облокачиваясь о перила веранды. Дождь капает в миллиметре от его носа, но он будто не замечает, смотрит настороженно вдаль. Привычка. Работа. Но я понимаю, и не пытаюсь напомнить в который раз, чтобы говорил мне «ты» и по имени. Везде камеры, будут судачить, а ни мне, ни ему не нужны холивары в курятнике. Когда выезжаем куда-то, прогуливаемся в парке или закупаем продукты, обходимся без формальностей. Он не слуга мне. Он — служащий моего мужа. А мне — что-то вместо старшего брата.
Могу говорить с ним на любую тему, и он ответит что думает. Могу впасть уныние и получить горячий отвар, который меня успокоит. Могу без стеснений зайти с ним в отдел женской гигиены и не чувствовать неловкости, выбирая прокладки. Он понимает меня, вот как сейчас — вздохнула, а он успокаивает:
— Уже скоро.
Внимательный, заботливый, странно, что девушки нет. Если бы Лариса не ударилась в бесперспективные отношения со Стасом, они бы неплохо смотрелись вместе. Смешно, не так давно заметила эту черточку: всех окружающих хочется сделать счастливыми. Наверное, потому что сама счастлива, вопреки сомнениям, страхам, которые кружат надо мной без Яра и жутким мыслям о моей скорой смерти.
Я счастлива!
Я так боюсь умереть…
Закутываюсь в плед по самый нос, а все равно морозит.
— Пожалуй, я выпью чая, — соглашаюсь на предложение.
Макар уходит, а я остаюсь в водовороте навязчивых наваждений. Я часто думаю о смерти в последнее время. Я не стремлюсь к ней, я не зову ее. Мне кажется, я от нее ускользаю… Так странно… прошло много лет, и я давно позабыла тот единственный раз у гадалки, а недавно вдруг вспомнила… Мне было тринадцать или четырнадцать, когда мы с Ларисой пошли к бабке из соседнего дома. Не помню ни единого слова из гаданий себе и подруге, а только один момент, когда бабка посмотрела на мою ладонь и сказала, что я сама себе жизнь продлеваю.
— Понимаешь о чем я? — спросила меня.
— Нет, — ответила я.
— Ты давно должна была умереть, но сама себя вытягиваешь, сама себе выпрашиваешь у смерти отстрочу. Теперь понимаешь?
— Да, — почему-то сказала я, и действительно понимала, пока за порог ее дома не вышла. А после не раз думала, что она имела в виду, пыталась понять, почему я ответила «да», — не врала ведь, — и понять не могла. А сейчас, кажется, что отгадка кружится, и я ее почти осязаю. Успеть бы… Смерть притаилась, я вижу ее в полутемных углах нашей комнаты. Чувствую, но прогнать не могу. А, может, нам снова удастся договориться?
Я так боюсь умереть…
Я так счастлива!
— Чай.
— Да, спасибо. — С благодарностью принимаю ароматную кружку. Зеленый. А мне бы не помешал тот, на травах. — А сам…
— У меня обед через два часа.
— Все понятно.
Я безотрывно смотрю на ворота и все-таки упускаю момент, когда в них въезжает машина.
Приехал! Приехал… Приехал, а я в пледе, как гусеница, и руки заняты кружкой…
Смотрю, как выходит… Слышу как хлопает дверца… Тону в темном взгляде… Он делает шаг и я падаю в пропасть…
Если смерть так же пустынна и безболезненна, я больше не буду бояться… Мне бы только увидеть его… Сказать, как ждала… Еще раз сказать, что люблю и… могу вернуться обратно…
— Только попробуй!
Он здесь. Я слышу его дыхание, и набираю полную грудь сандала вперемешку с грейпфрутом. Он здесь. Я вернусь к нему?
