«На самом деле, – продолжает Сисмонди, – эти фермеры, столь богатые, столь интеллигентные, столь поддерживаемые (secondés) всяким прогрессом наук, у которых упряжка так красива, изгороди так прочны, поля так чисто вычищены от сорных трав, – не могут выдержать конкуренции жалкого польского крестьянина, невежественного, забитого рабством, ищущего утешения лишь в пьянстве, агрикультура которого находится ещё в детском состоянии искусства. Хлеб, собранный в центре Польши, заплатив фрахт за много сот лье и по рекам, и по суше, и по морю, заплатив ввозные пошлины в 30 и 40% своей стоимости, – всё-таки дешевле хлеба самых богатых графств Англии» (I, 265). «Английских экономистов смущает этот контраст».
Они ссылаются на подати и т. п. Но дело не в этом.
«Самая система эксплуатации дурна, основана на опасном базисе… Эту систему недавно все писатели выставляли предметом, достойным нашего восхищения, но мы должны, наоборот, хорошенько ознакомиться с ней, чтобы остеречься подражать ей» (I, 266).
Не правда ли, как бесконечно наивен этот романтик, выставляющий английский капитализм (фермерство) неправильной системой экономистов, воображающий, что «смущение» экономистов, закрывающих глаза на противоречия фермерства, есть достаточный аргумент против фермеров? Как поверхностно его понимание, ищущее объяснения хозяйственным процессам не в интересах различных групп, а в заблуждениях экономистов, писателей, правительств! Добрый Сисмонди хочет усовестить и устыдить английских фермеров, а с ними и континентальных, чтобы они не «подражали» таким «дурным» системам!
Не забывайте, впрочем, что это писано 70 лет тому назад, что Сисмонди наблюдал первые шаги этих совершенно ещё новых тогда явлений. Его наивность ещё извинительна, ибо и экономисты-классики (его современники) с не меньшей наивностью считали эти новые явления продуктом вечных и естественных свойств человеческой природы. Но мы спрашиваем, прибавили ли наши народники хоть одно оригинальное словечко к аргументам Сисмонди в своих «возражениях» против развивающегося капитализма в России?
Итак, рассуждения Сисмонди о протекционизме показывают, что ему совершенно чужда историческая точка зрения. Напротив, он рассуждает так же, как и философы и экономисты XVIII века, совершенно абстрактно, отличаясь от них лишь тем, что нормальным и естественным объявляет не буржуазное общество, а общество мелких самостоятельных производителей. Поэтому он совершенно не понимает связи протекционизма с определённым хозяйственным строем и отделывается от этого противоречия в социально-политической области такими же чувствительными фразами о «ложности», «опасности», ошибочности, неразумности и т. п., какими он отделывался и от противоречий в жизни хозяйственной. Поэтому он крайне поверхностно изображает дело, представляя вопрос о протекционизме и фритредерстве[140] вопросом о «ложном» и «правильном» пути (т. е., по его терминологии, вопросом о капитализме или о некапиталистическом пути).
Новейшая теория вполне раскрыла эти заблуждения, показав связь протекционизма с определённым историческим строем общественного хозяйства, с интересами главенствующего в этом строе класса, встречающими поддержку правительств. Она показала, что вопрос о протекционизме и свободе торговли есть вопрос между предпринимателями (иногда между предпринимателями разных стран, иногда между различными фракциями предпринимателей данной страны).
Сравнивая с этими двумя точками зрения на протекционизм отношение к нему экономистов-народников, мы видим, что они целиком стоят и в этом вопросе на точке зрения романтиков, сопоставляя протекционизм не с капиталистической, а с какой-то абстрактной страной, с «потребителями» tout court, объявляя его «ошибочной» и «неразумной» поддержкой «тепличного» капитализма и т. д. В вопросе, напр., о беспошлинном ввозе сельскохозяйственных машин, вызывающем конфликт индустриальных и сельскохозяйственных предпринимателей, народники, разумеется, горой стоят за сельских… предпринимателей. Мы не хотим сказать, чтобы они были неправы. Но это – вопрос факта, вопрос данного исторического момента, вопрос о том, какая фракция предпринимателей выражает более общие интересы развития капитализма. Если народники и правы, то, конечно, уже не потому, что наложение пошлин означает «искусственную» «поддержку капитализма», а сложение их – поддержку «исконного» народного промысла, а просто потому, что развитие земледельческого капитализма (нуждающегося в машинах), ускоряя вымирание средневековых отношений в деревне и создание внутреннего рынка для индустрии, означает более широкое, более свободное и более быстрое развитие капитализма вообще.
Мы предвидим одно возражение по поводу этого причисления народников к романтикам по данному вопросу. Скажут, пожалуй, что тут необходимо выделить г. Н. -она, который ведь прямо говорит, что вопрос о свободе торговли и протекционизме есть вопрос капиталистический, и говорит это не раз, который даже «цитирует»… Да, да, г. Н. -он даже цитирует! Но если нам приведут это место его «Очерков», то мы приведём другие места, где он объявляет поддержку капитализма «насаждением» (и притом в «Итогах и выводах»! стр. 331, 323, также 283), объясняет поощрение капитализма «гибельным заблуждением», тем, что «мы упустили из виду», «мы забыли», «нас омрачили» и т. п. (стр. 298. Сравните Сисмонди!). Каким образом совместить это с утверждением, что поддержка капитализма (вывозными премиями) есть «одно из множества противоречий, которыми кишит наша хозяйственная жизнь[141]; оно, как и все остальные, обязано существованием форме, принимаемой всем производством» (стр. 286)? Заметьте: всем производством! Мы спрашиваем любого беспристрастного человека, на какой точке зрения стоит этот писатель, объясняющий поддержку «формы, принимаемой всем производством», – «заблуждением»? На точке зрения Сисмонди или научной теории? «Цитаты» г-на Н. -она и здесь (как и в вышеразобранных вопросах) оказываются сторонними, неуклюжими вставками, ничуть не выражающими действительного убеждения о применимости этих «цитат» к русской действительности. «Цитаты» г-на Н. -она – это вывеска новейшей теории, вводящая лишь в заблуждение читателей. Это – неловко надетый костюм «реалиста», за которым прячется чистокровный романтик[142].
XI. Общее значение Сисмонди в истории политической экономии
Мы ознакомились теперь со всеми главнейшими положениями Сисмонди, относящимися к области теоретической экономии. Подводя итоги, мы видим, что Сисмонди остаётся везде безусловно верен себе, что его точка зрения неизменна. По всем пунктам он отличается от классиков тем, что указывает противоречия капитализма. Это с одной стороны. С другой стороны, ни по одному пункту он не может (да и не хочет) провести дальше анализ классиков и потому ограничивается сентиментальной критикой капитализма с точки зрения мелкого буржуа. Такая замена научного анализа сентиментальными жалобами и сетованиями обусловливает у него чрезвычайную поверхностность понимания. Новейшая теория, восприняв указания на противоречия капитализма, распространила и на них научный анализ и пришла по всем пунктам к выводам, которые коренным образом расходятся с выводами Сисмонди и потому приводят к диаметрально противоположной точке зрения на капитализм.
В «Критике некоторых положений политической экономии» («Zur Kritik»[143]. Русский перевод, М. 1896 г.) общее значение Сисмонди в истории науки охарактеризовано так:
«Сисмонди уже освободился от представления Буагильбера, что труд, составляющий источник меновой ценности, искажается деньгами, но он нападает на крупный промышленный капитал точно так же, как Буагильбер – на деньги» (с. 36).
Автор хочет сказать: как Буагильбер поверхностно смотрел на товарный обмен, как на естественный строй, восставая против денег, в которых он видел «чуждый элемент» (с. 30, ibid.), так и Сисмонди смотрел на мелкое производство, как на естественный строй, восставая против крупного капитала, в котором он видел чуждый элемент. Буагильбер не понимал неразрывной и естественной связи денег с товарным обменом, не понимал, что противополагает, как чуждые элементы, две формы «буржуазного труда» (ibid., 30–31). Сисмонди не понимал неразрывной и естественной связи крупного капитала с мелким самостоятельным производством, не понимал, что это – две формы товарного хозяйства. Буагильбер, «восставая против буржуазного труда в одной его форме», «впадая в утопию, возводит его в апофеоз в другой» (ibid.). Сисмонди, восставая против крупного капитала, т. е. против товарного хозяйства в одной форме, именно наиболее развитой, впадая в утопию, возводил в апофеоз мелкого производителя (особенно крестьянство), т. е. товарное хозяйство в другой, только зачаточной форме.
