«Если политическая экономия, – продолжает автор „Критики“, – в лице Рикардо беспощадно выводит своё последнее заключение и этим завершается, то Сисмонди дополняет этот результат, представляя на себе самом её сомнения» (с. 36).
Таким образом, автор «Критики» сводит значение Сисмонди к тому, что он выдвинул вопрос о противоречиях капитализма и таким образом поставил задачу дальнейшему анализу. Все самостоятельные воззрения Сисмонди, который хотел также ответить на этот вопрос, признаются цитируемым автором ненаучными, поверхностными и отражающими его реакционную мелкобуржуазную точку зрения (см. вышеприведённые отзывы и один отзыв ниже, в связи с «цитатой» Эфруси).
Сравнивая доктрину Сисмонди с народничеством, мы видим по всем почти пунктам (за исключением отрицания теории ренты Рикардо и мальтузианских наставлений крестьянам) поразительное тождество, доходящее иногда до одинаковости выражений. Экономисты-народники стоят целиком на точке зрения Сисмонди. Мы ещё более убедимся в этом ниже, когда перейдём от теории к воззрениям Сисмонди на практические вопросы.
Что касается, наконец, до Эфруси, то он ни по одному пункту не дал правильной оценки Сисмонди. Указывая на подчёркивание противоречий капитализма и осуждение их у Сисмонди, Эфруси совершенно не понял ни резкого отличия его теории от теории научного материализма, ни диаметральной противоположности романтической и научной точки зрения на капитализм. Симпатия народника к романтику, трогательное единодушие их помешало автору статей в «Русск. Богат.» правильно охарактеризовать этого классического представителя романтизма в экономической науке.
Мы привели сейчас отзыв о Сисмонди, что «он в себе самом представлял сомнения» классической экономии.
Но Сисмонди и не думал ограничиваться такой ролью (которая даёт ему почётное место среди экономистов). Он, как мы видели, пытался разрешать сомнения и пытался крайне неудачно. Мало того, он обвинял классиков и их науку не за то, что она остановилась перед анализом противоречий, а за то, что она будто бы следовала неверным приёмам. «Старая наука не учит нас ни понимать, ни предупреждать» новые бедствия (I, XV), говорит Сисмонди в предисловии ко 2-му изданию своей книги, объясняя этот факт не тем, что анализ этой науки неполон и непоследователен, а тем, что она будто бы «ударилась в абстракции» (I, 55: новые ученики А. Смита в Англии бросились (se sont jetés) в абстракции, забывая о «человеке») – и «идёт по ложному пути» (II, 448). В чём же состоят обвинения Сисмонди против классиков, позволяющие ему сделать такой вывод?
«Экономисты, наиболее знаменитые, слишком мало обращали внимания на потребление и на сбыт» (I, 124).
Это обвинение повторялось со времён Сисмонди бесчисленное множество раз. Считали нужным выделять «потребление» от «производства» как особый отдел науки; говорили, что производство зависит от естественных законов, тогда как потребление определяется распределением, зависящим от воли людей, и т. п., и т. п. Как известно, наши народники держатся тех же идей, выделяя на первое место распределение[144].
Какой же смысл в этом обвинении? Оно основано лишь на крайне ненаучном понимании самого предмета политической экономии. Её предмет вовсе не «производство материальных ценностей», как часто говорят (это – предмет технологии), а общественные отношения людей по производству. Только понимая «производство» в первом смысле, и можно выделять от него особо «распределение», и тогда в «отделе» о производстве, вместо категорий исторически определённых форм общественного хозяйства, фигурируют категории, относящиеся к процессу труда вообще: обыкновенно такие бессодержательные банальности служат лишь потом к затушёвыванию исторических и социальных условий. (Пример – хоть понятие о капитале.) Если же мы последовательно будем смотреть на «производство», как на общественные отношения по производству, то и «распределение», и «потребление» потеряют всякое самостоятельное значение. Раз выяснены отношения по производству, – тем самым выяснилась и доля в продукте, приходящаяся отдельным классам, а следовательно, «распределение» и «потребление». И наоборот, при невыясненности производственных отношений (напр., при непонимании процесса производства всего общественного капитала в его целом) всякие рассуждения о потреблении и распределении превращаются в банальности или невинные романтические пожелания. Сисмонди – родоначальник подобных толков. Родбертус тоже много говорил о «распределении национального продукта», «новейшие» авторитеты Эфруси созидали даже особые «школы», одним из принципов которых было особое внимание к распределению[145]. И все эти теоретики «распределения» и «потребления» не сумели разрешить даже основного вопроса об отличии общественного капитала от общественного дохода, все продолжали путаться в противоречиях, перед которыми остановился А. Смит[146]. – Проблему удалось решить лишь экономисту, никогда не выделявшему особо распределения, протестовавшему самым энергичным образом против «вульгарных» рассуждений о «распределении» (ср. замечания Маркса на Готскую программу, цитированные у П. Струве в «Критических заметках», с. 129, эпиграф к IV гл.)[147]. Мало того. Самое разрешение проблемы состояло в анализе воспроизводства общественного капитала. Ни о потреблении, ни о распределении автор и не ставил особого вопроса; но и то, и другое выяснилось вполне само собой после того, как доведён был до конца анализ производства.
«Научный анализ капиталистического способа производства доказывает, что… условия распределения, по сущности своей тождественные с условиями производства, составляют оборотную сторону этих последних, так что и те и другие носят одинаково тот же самый исторически преходящий характер». «Заработная плата предполагает наёмный труд, прибыль – капитал. Эти определённые формы распределения предполагают, след., определённые общественные черты (Charaktere) условий производства и определённые общественные отношения агентов производства. Определённое отношение распределения есть, следовательно, лишь выражение исторически определённого отношения производства». «…Каждая форма распределения исчезает вместе с определённой формой производства, которой она соответствует и из которой проистекает».
«То воззрение, которое рассматривает исторически лишь отношения распределения, но не отношения производства, с одной стороны, есть лишь воззрение зарождающейся, ещё робкой (непоследовательной, befangen) критики буржуазной экономии. С другой же стороны, оно основано на смешении и отождествлении общественного процесса производства с простым процессом труда, который должен совершать и искусственно изолированный человек без всякой общественной помощи. Поскольку процесс труда есть лишь процесс между человеком и природой, – его простые элементы остаются одинаковыми для всех общественных форм развития. Но каждая определённая историческая форма этого процесса развивает далее материальные основания и общественные формы его» («Капитал», т. III, 2, стр. 415, 419, 420 немецкого оригинала)[148].
Не более посчастливилось Сисмонди и в другого рода нападках на классиков, занимающих ещё больше места в его «Nouveaux Principes». «Новые ученики А. Смита в Англии бросились в абстракции, забывая о человеке…» (I, 55). Для Рикардо «богатство – всё, а люди – ничто» (II, 331). «Они (экономисты, защищающие свободу торговли) часто приносят людей и реальные интересы в жертву абстрактной теории» (II, 457) и т. п.
Как стары эти нападки, и в то же время как они новы! Я имею в виду обновление их народниками, поднявшими такой шум по поводу открытого признания капиталистического развития России за настоящее, действительное и неизбежное развитие её. Не то же ли самое повторяли они на разные лады, крича об «апологии власти денег», о «социал-буржуазности» и т. п.?[149] И к ним ещё в гораздо большей степени, чем к Сисмонди, приложимо замечание, сделанное по адресу сентиментальной критики капитализма вообще: Man schreie nicht zu sehr über den Zynismus! Der Zynismus liegt in der Sache, nicht in den Worten, welche die Sache bezeichnen! Не кричите очень о цинизме! Цинизм заключается не в словах, описывающих действительность, а в самой действительности![150]
«Ещё в гораздо большей степени», – говорим мы. Это – потому, что романтики западноевропейские не имели перед собой научного анализа противоречий капитализма, что они впервые указывали на эти противоречия, что они громили («жалкими словами», впрочем) людей, не видевших этих противоречий.
Сисмонди обрушивался на Рикардо за то, что тот с беспощадной откровенностью делал все выводы из наблюдения и изучения буржуазного общества: он формулировал открыто и существование производства ради производства, и превращение рабочей силы в товар, на который смотрят так же, как на всякий другой товар, – и то, что для «общества» важен только чистый доход, т. е. только величина прибыли[151]. Но Рикардо говорил совершенную правду: на деле всё обстоит именно так. Если эта истина казалась Сисмонди «низкой истиной», то он должен бы был искать причин этой низости совсем не в теории Рикардо и нападать совсем не на «абстракции»; его восклицания по адресу Рикардо относятся целиком к области «нас возвышающего обмана».
