Пафнутьев ясно это сознавал и старался не терять осторожности. С Халандовским он встретился с теми же мерами предосторожности. Андрей все так же старался оторваться от «хвостов», независимо от того, были ли они на самом деле. На этот раз для встречи Халандовский назначил новый адрес, благо друзей у него в Москве оказалась достаточно. Полукриминальный образ жизни позволял ему испытать каждого, и в то же время каждого он убедил в собственной надежности. Что делать, ребята, что делать, страна вместе со своей прекрасной столицей скатилась в криминал, и все мы с вами живем настороженно и опасливо, стараясь не подставлять беззащитный бок, уберегаясь и от странных личностей с накачанными шеями, и от людей в форме — и то и другое одинаково необходимо. Это жизнь, ребята, жизнь, а не авторское злопыхательство.
— Здравствуй, Паша, — сказал Халандовский без прежнего напора, да и какой напор, какая радость встречи, если в своей стране приходится встречаться тайком, оглядываясь по сторонам и прячась за киосками, кустами, фонарными столбами. Халандовский открыл дверь не полностью, не так, как совсем недавно, когда он распахивал дверь, улыбался и широко разводил руки в стороны. — Рад тебя видеть в это прекрасное утро! — еще нашел он в себе силы слегка пошутить.
— И я рад. — Пафнутьев прошел в коридор и тут же услышал, как за его спиной щелкнул замок двери.
— Как протекает жизнь?
— Где-то я слышал другие слова — как вытекает жизнь, — усмехнулся Пафнутьев.
— И как она вытекает?
— Успешно.
— Хочешь выпить?
— Не хочу. — Пафнутьев упал в низкое кресло и вытянул перед собой ноги.
— У меня такое ощущение, что ты пробирался сюда короткими перебежками.
— Ты всегда был умным и проницательным человеком, — ответил Пафнутьев.
— А я и сейчас такой. — Халандовский осторожно опустился в соседнее кресло. — И намерен таким оставаться.
— Тогда я тебя слушаю. — Пафнутьев поставил локти на колени и подпер щеки кулаками.
Халандовский поднялся с тяжким вздохом, принес из какой-то щели, из какого-то тайного уголка обгорелый портфель Лубовского и поставил его у ног Пафнутьева. Сам снова опустился в кресло.
— Значит, так, Паша... Тебе в руки попали неплохие бумажки, совсем неплохие. Можно даже сказать, хорошие. Мои ребята, знающие люди, внимательно их прочитали.
— И что?
— Эти бумажки дают основание возбудить уголовное дело по факту мошенничества в особо крупных размерах.
— Против кого возбудить уголовное дело? — спросил Пафнутьев с легким раздражением.
— Против Лубовского, Паша. Он не зря много раз напоминал тебе об этих бумагах. Деньги предлагал?
— Было.
— Ты отказался?
— Так уж получилось, — виновато признался Пафнутьев, как признаются в собственной глупости.
— Не жалеешь?
— Только перед сном.
— Это правильно... Обычно перед сном людей посещают самые правильные мысли, можно даже сказать — прозрения.
— Что делать... Видимо, время упущено.
— Вовсе нет! — быстро ответил Халандовский.
— Тебе это известно точно?
— Конечно! Мы перезваниваемся. Он постоянно передает тебе приветы. Видимо, любит тебя.
— И ему поклон, — вздохнул Пафнутьев. — Я его тоже люблю. Если опять позвонит, передай, что я постоянно о нем помню.
— Он тоже тебя не забывает, — жестковато сказал Халандовский. — Хочешь, поделюсь умными мыслями?
— Хочу.
— Мне кажется, у тебя нет выбора. Подожди, не перебивай. — Халандовский выставил вперед тяжелую ладонь. — У Лубовского прямой выход на президента. Совсем недавно в этом могла убедиться вся страна. Их милая беседа была много раз показана по всем каналам телевидения. Мои ребята по их губам восстановили содержание этой беседы.
— Это возможно? — удивился Пафнутьев.
— Не задавай глупых вопросов. Вот текст их беседы... Когда они во время приема олигархов мило обменивались любезностями. — Халандовский вынул из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо лист бумаги и протянул его Пафнутьеву.
Тот взял лист, медленно, будто опасаясь, развернул его и не торопясь вчитался в машинописной текст. Потом так же медленно свернул и сунул себе в карман.
— Я могу это взять? — спросил он.
— Для тебя текст и сделан.
— Спасибо. Ему можно доверять?
— Ровно на сто процентов.
— Хорошие у тебя ребята, — пробормотал Пафнутьев.
— Я, Паша, тоже ничего.
— Знаю. Так в чем там дело, какое такое мошенничество сотворил наш общий с тобой друг Лубовский?
— Хорошо... Скажу. Но в общих чертах, потому что подробно говорить об этих бумагах, об их содержании... Нам с тобой не хватит и трех бутылок хорошей водки.
— Неплохое предложение.
— Чуть попозже, Паша, чуть попозже, как говорит один мой друг. Одно время Лубовский стоял во главе не самого большого банка, так себе, банк средней руки, каких в стране тысячи... У него появились фирмы-должники, которые взяли деньги и не смогли их вернуть. Но руководство фирм знало, что с Лубовским шутки плохи, мы с тобой это тоже знаем. Чтобы как-то с ним рассчитаться, они предложили Лубовскому некоторое свое имущество. Ресторан, казино, кафе, неплохой такой домишко на Рублевском шоссе, совсем неплохой...
— На миллион тянет?
— Тянет, Паша, тянет. Эти объекты потянули где-то на десять миллионов долларов. Но потом начали происходить странные вещи. Вроде бумаги на эти объекты передали, а вот что касается самих объектов... их переоформили на других людей. Я не буду тебе говорить, что это были люди Лубовского. Так что банк, которым руководил наш друг, вообще не получил ни единого рубля, не говоря уже о долларах. Все осело на его личном счете.
— Неплохо, — вынужден был согласиться Пафнутьев.
— Эти операции или очень похожие проворачивались им не единожды.
— По-моему, у тебя что-то должно быть в холодильнике?
— Паша! — восторженно вскричал Халандовский. — А как ты догадался?
— Я тоже умный и проницательный, — скромно проговорил Пафнутьев, отодвигая портфель Лубовского в сторону, чтобы он не мешал Халандовскому подняться из кресла и пройти к холодильнику.
Через несколько минут на журнальном столике между креслами стола тарелка с холодным мясом, в блюдечке лежала горка хрена, вилки сверкали, как хирургические инструменты, в рюмках играло утреннее московское солнце, которое на этот раз было нарядно розовым. Да, и водка, конечно, на столе стояла бутылка водки, на заиндевевшем боку которой жизнеутверждающе отпечаталась мощная халандовская ладонь.
— До того, как мы пригубим по глоточку, Паша, — Халандовский с хрустом свинтил пробку, — я расскажу тебе про одну авантюру нашего друга, авантюру, которая даже у меня вызывает искреннее восхищение. Да-да-да!
— Что она у тебя вызывает? Я не ослышался?
— Восторг и зависть, Паша! Восторг и зависть! Ты знаешь, что он владеет одним из каналов телевидения? Знаешь. Так вот, однажды в ночных последних известиях этот канал сообщает: на севере нашей необъятной родины взорвался котел атомной электростанции. Ядовитое, смертоносное, радиоактивнее облако северными ветрами понесло в сторону Скандинавии, и нет никаких сил остановить его, повернуть, подправить направление. Мировые информационные агентства мгновенно распространили потрясающую новость на всю планету. И планета замерла в ужасе. Заметь, была ночь. Наутро финские и прочие северные компании подешевели в два раза, и люди Лубовского за бесценок скупали их пачками.
— Потрясающе! — воскликнул Пафнутьев, разливая холодную тяжелую водку в бочоночки рюмок.
— Вскоре выяснилось, что информация была ошибочной. Случается, вышла накладка, сонный редактор телевидения, не разобравшись, подсунул листок с текстом сонному диктору. Через неделю снова компании выросли в цене, а на счетах Лубовского осели новые миллионы долларов. Да что там говорить — десятки миллионов.
— Потрясающе! — повторил Пафнутьев. — И все это есть в портфеле?
— Я рассказал тебе десятую часть. Но предупреждаю — подобная информация требует долгого и кропотливого следствия, да что там следствия... Суд может растянуться на годы. Да, у тебя есть бумаги, записки, расписки, дописки... Но победа далека так же, как и раньше, до появления этого несчастного портфеля.
— Тогда наливай! — сказал Пафнутьев безмятежно и даже с каким-то вызывающим легкомыслием.
— Паша! — простонал Халандовский, приложив большие свои мохнатые руки к груди. — Отступись! Прошу тебя!
— Как? — весело спросил Пафнутьев.
— Заболей! Подверни ногу! Пожалуйся на сердце! Потеряй документы! Влюбись и сойди с ума!
— Я уже влюбился. — Пафнутьев пожал плечами. — И сошел с ума. Да, Аркаша, да, я влюбился.
— В кого?!
— В это дело.
— Два следователя исчезли! Правда, от одного нашли голову. Без тела. Ты думаешь, он убрал только двух директоров комбината железобетонных изделий? Его киллеры снимали всех, кто осмеливался с ним поссориться. Был комбинат автотранспортный, был комбинат медицинский, был комбинат по пошиву швейных изделий... Где все их директора? Может быть, они были нехорошие люди, может быть, они нарушали законы, изменяли своим женам... Но их всех настигли пули киллеров! И в голову, только в голову.
