Вскоре Кохлан, более потрясенный, чем поврежденный, пришел в себя. Постепенно возвращаясь к реальности, он некоторое время оставался на полу и пытался уловить звуки присутствия в квартире посторонних. Казалось, все тихо, и он окончательно убедился, что в чувство его привела хлопнувшая дверь. Он провел рукой по окровавленной верхней губе. Кровь подсыхала, а значит, из носа уже не текла. Он с трудом поднялся и проковылял к раковине. Открыл кран и подождал, когда пойдет холодная. Сложив ладони, он наполнил их водой и прижимал к носу, пока вся вода не просочилась сквозь негнущиеся пальцы. Повторил процедуру. Когда нос и лицо вокруг него онемели, он почувствовал, что к нему возвращаются силы и сознание проясняется. Он понимал, что нужно обратиться в полицию, но знал и то, что это будет ошибкой. Он видел, что случалось с людьми, решившимися за себя постоять, и не желал себе такого. Куда чаще мучения не прекращались, а только возрастали.
Он доплелся до спальни и сменил рубашку, а залитую кровью бросил в мусорное ведро за дверью. Кровь забрызгала и брюки, но так как он купил их всего несколько недель назад, то решил не выбрасывать. Переодевшись, он пошел в ванную, чтобы рассмотреть в зеркале свои увечья. Стерев высохшую кровь фланелью, он склонился к зеркалу, чтобы взглянуть поближе. Небольшая царапина на носу и наливающийся синяк, но, помимо этого, повреждения казались минимальными, по крайней мере, снаружи.
Он вернулся в спальню и надел толстый свитер. Хотя вечер был теплый, его знобило после нападения, и руки покрылись гусиной кожей. Потом он пошел на кухню и взглянул на кровь на полу, кровавые отпечатки ладоней от пола до раковины, словно следы какого-то большого подбитого зверя. От такой картины его затошнило, и он решил убрать кухню позже. Он вышел из квартиры и закрыл за собой дверь. Кохлан шел через Кэмден-таун, по улицам, исхоженным с детства, но теперь не узнавал их. Мысли его беспорядочно блуждали и терялись в знакомых приметах его жизни. Прежде он был вполне готов к решительному противостоянию с Питом насчет позволения его дружкам использовать квартиру, но теперь просто хотел забыть, что когда-то встретил этого парня.
Он попытался съесть омлет в кафе на Чок-Фарм-роуд, повозил его по тарелке, пока тот не остыл, а потом отправился к Парламентскому холму. Там он сел на скамейку с видом на стадион и стал смотреть на девушек, возящихся у ямы для прыжков в длину. Одна из девушек вдруг побежала к водяному рву на дорожке для бега с препятствиями. Воды в нем не было, но она все же прыгнула туда и, притворяясь, что тонет, завизжала, размахивая руками. Ее подруги не обращали на нее никакого внимания, так что она, в конце концов, вернулась к яме с песком.
Девушки ушли, когда начало смеркаться, но Кохлан чувствовал себя слишком усталым и растянулся на скамейке, чтобы немного отдохнуть, прежде чем отправиться в путь. Мерцающие летние звезды, усыпавшие темнеющий небосвод, напомнили ему о военном времени, когда он притащил свой тюфяк на крышу флигеля, чтобы слушать, как бомбы падают на Ист-Энд. Несмотря на шум и опасность того, что бомбежка приблизится, он запомнил это время как время покоя, время до встречи с женой, время перед тем, как рухнул соседний дом. Уступив усталости и непрекращающейся головной боли, веки его сомкнулись, а когда он снова открыл глаза, уже светало. Удивленный, он энергично потер лицо, чтобы проснуться, и встал на ноги. Спина болела, но, когда он пошел к воротам, боль отступила. Взглянув на Кентской дороге на часы ювелирного магазина, он с удивлением обнаружил, что уже пять утра.
Войдя в квартиру, он постоял в прихожей, затаив дыхание и прислушиваясь. Минута шла за минутой, но до ушей его не доносилось ничего, кроме обычного квартирного скрипа. Похоже, он здесь один, но, чтобы убедиться, он обошел все комнаты, посмотрел в буфете, за дверями и только потом вернулся к входной двери и запер ее. Затем он вернулся в спальню и прямо в одежде забрался в постель.
Когда он проснулся, было четыре пополудни, кровать пересекал тусклый прямоугольник оранжевого света. Мгновение он не мог понять, где находится, а затем вспомнил, как уснул на скамейке, а потом и все остальное. Но в этот ускользающий миг непонимания он ощущал себя в ладу с миром. А теперь снова в груди комок. Он опять посмотрел на часы. Скоро должен появиться Пит или его дружки, а ему не хотелось при этом присутствовать. Он заторопился в ванную, чтобы проверить раны, а затем снова в спальню, чтобы надеть самую теплую и удобную одежду. На кухне он достал из ящика буфета пенсионную книжку, сунул ее в задний карман брюк и поспешил к выходу. Он бросил взгляд на торговцев наркотиками, сидящих у телефонных будок, и, купив в угловой лавке пару пирожков и пакет молока, направился в сторону Парламентского холма.
Там было несколько пенсионеров на лужайке для игры в шары, да пара средних лет силилась перекинуть мяч через сетку на одном из теннисных кортов. Кохлан остановился понаблюдать за ними, захваченный случайным проявлением их заурядной жизни, а затем направился к скамейке, где провел предыдущую ночь. Едва отвернувшись от решетки, окружавшей корт, он испугался, что скамейка может быть уже занята. Но, когда взобрался на холм и увидел, что там никто не сидит, испытал такое чувство облегчения, как будто вернулся в свою квартиру и обнаружил, что Пит с дружками решили уйти.
Ускорив шаг, он дошел до скамейки, сел и оглянулся, щурясь под еще высоким солнцем. На стадионе никого не было, никто не возился у ямы для прыжков, не за кем было наблюдать, коротая время. Но на главной дорожке женщина выгуливала собаку, и, когда Кохлан бодро с ней поздоровался, она вознаградила его мимолетной улыбкой. Давно уже не встречался он с такой реакцией и отвык от подобных поощрений. Сквозь березы на противоположной стороне стадиона и подъемные краны, что, казалось, навеки расползлись по улицам Лондона, Кохлан смотрел на заходящее солнце, пока скамейку не окутала мгла. Казалось, было чуть холодней, чем предыдущей ночью, и он поплотнее запахнул куртку. Вдобавок холм обдувал легкий ветерок, и старик подумал, что на скамейке может быть слишком холодно. Чтобы заснуть, он старался думать о чем-то другом. Рядом с теннисными кортами было маленькое кафе, и он думал, что мог бы согреться, притулившись в уголке тамошней кухни. Но затем он вспомнил про эстрадную площадку. Не обычную эстраду со сварной оградой вокруг, а сцену с глухой стеной, обращенной к дорожке. Когда на эстраде что-то происходило, можно было смотреть со склона холма. Если бы он мог пробраться туда, то был бы защищен и от ветра, и от людей, проходящих по дорожке. Бросив последний взгляд на угасающее за стадионом солнце, Кохлан закутался в куртку и поплелся к эстраде.
Спал он около часа. Ему снились черно-белые существа, прыгающие с бетонного островка и непринужденно плавающие в ладу друг с другом и окружающим миром. Он долго стоял и смотрел на них с противоположного берега, пока, наконец, не собрался с духом, чтобы прыгнуть к ним. Сначала он неуклюже махал на месте оцепеневшими руками и ногами, но вскоре тоже поплыл свободно. Первое время другие существа сторонились его, но через несколько минут приняли в свой круг, а когда плавание закончилось, помогли ему забраться на свой бетонный остров. Он оглянулся на место, откуда нырнул в воду, и увидел, что оно исчезло.
На следующее утро он проснулся, чувствуя себя так, как будто провел лучшую ночь своей жизни, и зашагал домой, словно ощущал приближающуюся весну. Войдя в дом, он увидел, что дверь его квартиры распахнута. Испугавшись, что его ограбили, он ускорил шаг и заторопился вверх по лестнице. Но, когда приблизился к двери, страх сменился чем-то другим: колоссальным облегчением, что наконец-то он никому ничем не обязан и может делать то, что пожелает. Подойдя к двери, он остановился, прислушался, захлопнул ее и пошел гулять дальше.
Часть IV
Лондон зовет
Марк Пилкингтон
Она поскачет на белой лошади
(Mark Pilkington
She’ll Ride a White Horse)
Марк Пилкингтон — редактор и издатель журнала «Стрейндж Эттрэктор Джорнал». Писал для «Гардиан», «Фортин Таймс» «План В», «Артур» и других изданий. В настоящее время работает над полнометражным документальным фильмом и выступает с экспериментальными музыкальными группами, включая «Рагнарек», оркестр Стеллы Марис Джоун и «Дисинформейшн». Более подробную информацию см. на сайте www.angeattractor.co.uk.
Место действия — Дэлстон
Сотня настороженных глаз следила за его приближением в едко-желтых пятнистых сумерках. Кошки окружали его со всех сторон, застывшие, будто перед броском, то ли к нему, то ли от него. Хелдон мнил себя любителем кошек, но от столь пристального внимания по его спине побежали мурашки.
