— Во все времена женщина была загадкой, — судя по интонации, теперь со мной говорил кто-то с нервами и я измучено улыбнулась — Как Вас зовут? — пауза затянулась и я тяжело вздохнула, — Мне страшно.
— В показаниях нет маркеров указывающих на эту эмоцию.
— И что же я по-вашему испытываю?
— По показаниям…
— Нет, именно по вашему мнению? — вкрадчиво поинтересовалась я.
Стало темнее и немного теплее. Шли минуты, я ждала и, не выдержав, тихонько позвала:
— Эй, не молчите. Что происходит? Почему меня не выпускают?
— Ваше имя Одиннадцать?
— Нет.
— Вы солгали?
— Пошутила, — раздраженно передернув плечами, я принялась приглаживать волосы.
— Что это значит?
— Это был тест. Живой бы понял, что это цифра.
— Умно, — собеседник хмыкнул. — Любопытно, что вы говорили про повороты?
— Это стихи. Я читаю их когда мне страшно, нужно сосредоточиться или отвлечься.
— Странно.
— Вы скажите как вас зовут?
— Нда… — на той стороне явно раздумывали.
— Мое имя Караиса Ни Ле, — я гордилась, что могла позволить себе такое имя. — Теперь вы.
— Обихар.
— Вы его получили при распределении или купили?
— Меня так назвали родители.
Замерев. я ощутила, как у меня приподнялись крохотные волоски на теле. Теперь мне действительно стало страшно. В нашей системе нет понятия "родители". Дикие времена, в котором существовало естественное размножение канули в лету. Много поколений воспроизводятся искусственно, исключая врожденные болезни и продлевая срок жизни. Мы делаем себя сами.
Получив начальное образование и базовое жилье, каждый имеет шанс добиться того, на что способен. Все равны в самом начале. Мы вступаем в союзы, но не способны на продление рода. Однако при достижении определенного возраста каждый сдает материал для создания потомства. По закону, оплатив огромную пошлину, мы можем заказать и забрать созданного из нашего материала младенца. Это доступно избранным.
Мой возраст подходил к важной отметке и я всеми силами стремилась заработать необходимые кредиты, чтобы обрести потомка. Желание иметь ребенка было моей единственной слабостью. Но даже обладая своим генетическим продлением, мы не называемся родителями, а лишь предками.
— Караиса Ни Ле, что происходит? Датчики показывают, что вы подвергаетесь стрессу. В чем причина?
— Выпустите меня, — хрипло пробормотала я, — у меня боязнь замкнутого пространства.
— Мне жаль, но пока это невозможно.
— Почему?
— Ваша регенерация не завершена…
— Ложь, — автоматически отметила я и прикусила язык. Не стоит говорить о своих способностях. — Я чувствую себя хорошо.
— Сейчас вы заснете.
Мне хотелось протестовать, но уже через пару мгновений тело налилось тяжестью и глаза сами закрылись. "Как подопытной зверек,"- последней мыслью мелькнуло у меня в голове.
******
Несколько раз я приходила в себя и засыпала в капсуле. Голода и жажды не ощущала. Подозреваю, что питание проводилось внутри сосудисто в бессознательном состоянии. После первого пробуждения я перестала общаться с невидимым собеседником и ожидала последствий в виде вспышек света или чего-то подобного, но этого не произошло. Спустя некоторое время меня оставили в покое.
Лежа в полутьме, я старательно перебирала в уме факты, но так и не смогла предположить где могла оказаться. Отсутствие браслета могло указывать на повреждение плоти и хотя следов не осталось, оно должно было быть колоссальным. Только ожоги, поражение кислотой или вырывание вместе с мышцей могли позволить снять идентификатор. Но никакая капсула так быстро не могла восстановить повреждения. Хотя…
— Сколько я здесь нахожусь? — сиплым от долгого молчания голосом спросила я.
— Восемнадцать суток.
— А остальные?
— Оставшиеся… — скрип прервал механический голос и послышался шорох и щелчки включаемой аппаратуры.
— Вы решились на общение?
— Обихар, это вы?
— Да, Караиса Ни Ле.
— Меня выпустят отсюда или я узник?
— Вы практически восстановились и завтра мы планируем вам переместить.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Куда? — холодея от его формулировки, я пыталась сохранить невозмутимый вид.
— Расскажите о себе, — звучало ультимативно.
— Вы меня видите? — я закрыла глаза.
— Да, в капсуле есть система наблюдения. Вас это смущает?
— Может и не должно, но ощущаю себя мерзко.
— Отчего?
— Боюсь, вам не понять.
— Считаете меня недостаточно развитым? — было похоже, что он обиделся.
— Нет, — лениво протянула, — думаю это я слишком консервативна.
Я кривила душой. Мне не было знакомо смущение. С раннего детства, воспитываясь в комуне, я привыкла, что у меня нет ничего своего, в том числе эмоций и прав. Уже после, маниакально поднимаясь наверх, покупая буквы для достойного имени, работая без отдыха, подставляя других, идя по головам, зарабатывая имидж успешного и жесткого дельца, я становилась настоящей хозяйкой своей жизни и ненавидела лишь когда кто-то пытался контролировать меня, управлять мною.
— Вы агрессивны?
— Я не знаю, что в вашем понятии агрессия, — избегать ответов на прямые вопросы было моим коньком, — Мне часто приходиться быть упорной и сильной.
— Не желаете ли вы пройти тест?
— Не хочу больше общаться в этом гробу.
Закрыв глаза, я постаралась расслабиться и мой собеседник понял, что разговор не клеится и притушил свет.
— Спасибо мой друг, — благостно улыбнулась я, точно зная, что мое обращение заставило его сердце биться чаще.
Где бы я не оказалась, но здесь даже не подозревают о том какими способностями может обладать подобный мне индивид. Любой представитель моего вида, просто посмотрев в мои глаза, лишенные линз, понял, что я не безобидный гражданин. Ртутной радужкой обладали лишь Манипуляторы.
*****
Сон был наполнен слишком реальными опущениями. Точно понимая, что это иллюзия, я не могла выйти из нее и покорно переживала несуществующую реальность.
Меня обнимали крепкие руки, прижимая спиной к широкой груди. Как бы я не старалась, мне так и не удавалось обернуться и рассмотреть своего пленителя. Ощущение беспомощности должно было бы меня разозлить, но отчего-то это казалось естественным. Выбираться из уютных объятий мне не хотелось. Чье-то сердце билось, отдавая мне в лопатку и размеренное дыхание обжигало макушку. Наслаждаясь нечаянной близостью, я тихо застонала и услышала как мужской голос удовлетворенно хмыкнул:
— Соскучилась?
Открыв глаза в полной темноте, я протянула руку и убедилась, что все еще в капсуле. Мой мир все еще вмещался в это тесное пространство. Хотелось плакать, биться в упругие стены, царапать их и просить… Я никогда не испытывала подобного и заставила себя дышать ровнее, постепенно приходя в себя. Постепенно увеличивающееся освещение сигнализировало, что мое состояние не осталось незамеченным.
— Что произошло? — напряженно спросил Обихар.
— Странный сон, нервничаю перед освобождением, — уклончиво ответила и глотнула его замешательство и, что удивительно, стыд. Да, отпускать меня явно никто не собирается, но это не помешало мне насладиться его эмоциями.
— Сейчас откроется крышка. Не вставайте слишком резко.
Я согласно закивала, не решаясь доверять голосу. С шипением крышка действительно приподнялась и очень медленно отъехала в сторону. Осторожно ухватившись за бортик, села и огляделась, прищурившись. Довольно большое помещение вмещало мою капсулу, кушетку, стол и два стула. Обычный медицинский отсек, в которых за свою жизнь приходилось бывать много раз.
Не сразу заметила движение и, сфокусировав зрение, поняла, что часть стены занимает стекло, за которым стоят наблюдатели. Трое. Изобразив подобие улыбки, я соскользнула со своего ложа и, закинув руки за голову, потянулась. На меня хлынуло восхищение, похоть и неприкрытая зависть.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Любопытно.
— Одежда мне не полагается? — невинно поинтересовалась я.
