— Частично. Это что же — авторитет офицера там столь низок и приказы обсуждаются? А как простите тогда руководить?
— Все наоборот Гейнц. Все наоборот. Их командир по своей сути вождь. И его авторитет просто обязан быть очень высоким. Иначе ему просто не будут подчиняться. И авторитет этот опирается на опыт, знания и удачу, как и во времена викингов или германских набегов на Римскую Империю. А весь коллектив — это этакая братия. Что позволяет обсуждать приказы до определенного предела. Командир обязан выслушать каждого. Подумать. И принять свое решение. Цена ошибки слишком велика. Чуть сглупил — и все — раздавят. Поэтому отбор в спецназ очень строгий. Не только по физическим кондициям, но и по уму. Любая ошибка — смерть. Считайте — это отдельный мир, мало похожий на армию или линейную полицию с их массивными телами, требующими как можно более точного и продуманного управления.
— Я понял вас господин Фрунзе. Есть над чем подумать...
— А надо ли Гейнц? Вы прекрасный линейный офицер. Образцовый аналитик. И это все же несколько иная специфика. Чтобы начать их нормально понимать, нужно и самому по духу стать немного викингом.
— Надо. Для понимания и дальнейшего применения на практике. Хотя бы в общих чертах надо…
Часть 2. Глава 6
1928 год, июнь, 2. К северо-востоку от Минска
Поле, русское поле… Светит луна или падает снег…
В данном, конкретном случае, конечно, светило яркое солнце и было жарко, настолько, что даже поджаривало траву. Спасал немного ситуацию только легкий бриз. Иначе бы получалась натуральная пытка. Во всяком случае — вдали от воды.
Бойцы РККА медленно продвигались вперед, шагая по пояс в высокой траве. В полный рост. Хоть и рассредоточившись. Неприятеля не было видно. Данные разведки также были обнадеживающими — не засекли крупных скоплений войск. Но рисковать командиры не спешили. Да, части 1-ого корпуса постоянной готовности просто занимали территорию, явно брошенную отходящим врагом. Но мало ли? Поэтому, командиры на местах особенно рьяно следили за дисциплиной и поддерживали своих людей в тонусе.
— Стой! — крикнул командир взвода.
Поднял к глазам бинокль, висевший у него на груди, и вдумчиво осмотрел ближайшую опушку. Метров восемьсот или около того. Еще немного — и можно открывать прицельный огонь из карабинов.
Минутное наблюдение.
Наконец командир взвода выдвинул вперед одно отделение.
Остальные рассредоточились и напряглись. А бронеавтомобиль остановился и изготовился стрелять. Конечно, БА-21 или БА-22 был не в каждом взводе. Но для таких вот отрядов, проводящих прочесывание важных участков, прилегающих к ключевым коммуникациям, их выделяли.
Минуты три ожидания.
Наконец отделение подошло к опушке метров на сто.
И только сейчас несколько фигур встрепенулись среди деревьев и побежали. Командир взвода не успел их разглядеть. Только услышал, что кто-то их заметил.
Никто не стрелял.
Никто не дергался.
Спокойно все осмотрели на опушке. Обнаружив несколько секретов для наблюдения. Вызвали подкрепление. И уже силами роты начали осторожно прочесывать лес.
Время, однако было упущено. Отряд до двух сотен человек уже покинул свою лежку. Осмотр которой не выявил никакого тяжелого вооружения. Да и прочего хабара явно имелось немного, так как люди двигались налегке.
Прошлись немного дальше. Но выйдя из квадрата прочесывания, вернулись. Обнаруженная группа отходила «под всеми парами», не желая сталкиваться с полноценной пехотной ротой. Да еще усиленной бронеавтомобилем. Даже в формате «пострелять из кустов и тикать». То ли стрелять им было нечем, то ли уже обжигались…
Так или иначе, но острая фаза наступления ко 2 июня превратилась в весьма специфическое болотце…
Задумка польского командования была проста и в общем-то очевидна. Сил для того, чтобы занять все ключевые точки Украины и Беларуси у них не имелось. Тут четырех армий было бы решительно недостаточно. Поэтому Варшава стремилась навязать Москве генеральное сражение на ключевом направлении. А что может быть важнее выхода через Минск и Смоленск к Москве?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
И уже потом, после своей локальной, но крайне важной победы, Польша собиралась начать переговоры. Оперируя угрозами занятия Москвы. А «мировое сообщество» в лице заказчиков данного военного конфликта, фоном бы голосили резаными свиньями, причитая и требуя немедленно закончить войну. Само собой, требуя от Союза. Он ведь в этой ситуации получался агрессором, а Польша — защитником угнетенных.
Обычная история.
В Европе любят так разводить испокон веков. Первые подобные комбинации проводили еще в Античной Греции.
Фрунзе это понимал и его Генштаб, как следствие, тоже. Он уж постарался донести. Выгнав загодя тех, у кого с пониманием имелись сложности. Поэтому военное руководство Союза не стало сосредотачивать против националистического бунта УССР значимые силы. Посчитав достаточным занять ключевые точки. И, если получится, выдавить бунтовщиков с как можно большей территории. Главное же — генеральное сражение в БССР, которое должно было определить весь ход войны. И, как следующей международной политики.
Кое-кто из политического руководства Союза не одобрял и не разделял взглядов Фрунзе. И считал отделение УССР правильным и нужным делом. В том числе и из-за того, Союз в последние годы свернул куда-то не туда. Но открыто выступать против наркома Обороны они не решались и дальше «шипения под столом» дело не доходило.
Но не нужно думать, что этот момент упускался из вида или как-то игнорировался. Артур Артузов, выполнявший весь круг обязанностей тяжело болеющего Дзержинского, прикладывал немало усилий для фиксации этих недовольных настроений среди руководства страны. Не только высшего. Нет. На всех уровнях. Пока просто накапливал данные и держал руку на пульсе, чтобы предотвращать акты саботажа или еще какие пакости. Но все равно — формировал списки тех людей, на чьей карьере ставился жирный крест. Не сразу. Не быстро. Потому что чиновников брать откуда-то нужно. Но судьба их была предопределена. Во всяком случае после завершения военной кампании ими собирались заняться самым плотным образом. Ведь безгрешных не бывает. И всегда есть за что человека уволить с должности, а то и посадить …
Кто-то может этому возмутиться. Дескать, плюрализм мнений дело хорошее. И без него невозможно построить здоровое, гармоничное общество. Чтобы не все под одну линейку.
Но Фрунзе так не считал.
Он насмотрел за свою прошлую жизнь на таких «альтернативных», включая и формально служащих интересам державы. Но спустя рукава, беря взятки и срывая или саботируя государственные дела.
Михаил Васильевич давно для себя решил — эти люди враги.
И он еще тогда, в прошлой жизни, устал от необходимости договариваться с такими врагами… от необходимости работать под их началом. А такие случае бывали. И теперь ненавидел каждой клеткой своего организма таких людей.
И если там, в конце XX– начале XXI века он ничего с ними сделать не мог. То тут, в 1920-е он не собирался спускать им ни единой оплошности. И приложить все силы, чтобы выжечь их каленым железом из государственного аппарата, наравне с радикалами, бандитами и сектантами. Не делая, по сути, никакого различия. Ибо, зимой должна быть зима, летом — лета, вору надлежит сидеть в тюрьме, а врагу — лежать в могиле…
Просто вот так и незамысловато.
Так вот — война началась.
Англичане, французы и поляки, засыпав руководство украинской компартии разными обещаниями, спровоцировали их выход из СССР. Что не могло не вызвать военную реакцию Союза. И вроде бы все шло по плану. Но очень скоро польская армия, перекаченная вооружениями Англией и Францией, уперлась в Минск. По сути минский укрепрайон, развернутый на базе эвакуированного города…
— Ловушка… — усмехнулся Фрунзе, когда прочитал донесение о том, что поляки начали упорно штурмовать столицу БССР. — Поймали медведя на заячий силок…