– Как хорошо, что ты опять со мной, – голос был неузнаваем, хотя и произносилось это Алисой. Но это говорила не она! Рот ее расплылся в загадочной улыбке..
– Как хорошо, что ты опять со мной, – голос прозвучал откуда-то извне, неожиданно проникнув в самую глубину моего сна.
Надо мною нагнулась Алиса и нежно гладила мою голову. Никакой крови и повреждения черепа у нее не было. Ее лицо выражало усталость, а глаза говорили об озабоченности, видимо, моим здоровьем. Я попытался подняться, но тут же ощутил тупую боль в висках, и в глазах вновь поплыли черные круги.
– Лежи, Витенька, – Алиса обхватила своими маленькими ладошками мои плечи, и моя голова упала на большую взбитую подушку. Девушка поднялась с края дивана и куда-то вышла, а я стал смотреть в потолок, автоматически выискивая трещины, как это часто делаю в своей общаге. Где-то в глубине квартиры, похоже, на кухне, шумным потоком полилась вода, а через полминуты надо мной появилась Алиса и положила мокрое полотенце мне на лоб. Голова тут же ощутила приятную прохладу, боль чуть стихла, и я смог уже нормально рассмотреть Алису. Похоже, она была одета точно так же, как и вчера, по крайней мере, на ней были те же самые черные джинсы, в которых я ее уже видел, и обтягивающий голубой пуловер, за которым четко обозначались два небольших холмика. Я увидел, что Алиса заметила, куда я смотрю, и тут же смущенно отвел взгляд в сторону.
– Я рад, что тебя нашел, – произнести это нормально я не смог, а скорее просипел и тут же прокашлялся. В горле начало першить.
– Витенька, теперь мы будем вместе, – Алиса опять села на край дивана и стала гладить меня по щеке.
Мне стало безумно приятно, я прижал ладонь к ее руке.
– Лап, что вчера произошло?
– Ничего страшного, Витенька, мы убежали от Анилегны.
– Я это помню. Я про другое. Что случилось, почему ты не смогла приехать за мной?
Мне показалось, что Алиса немного смутилась.
– У меня, Витенька, не получилось. Давай разговор об этом отложим на потом, тебе сейчас нужен покой, – и Алиса вновь продолжила гладить меня по щеке.
А мне вдруг вспомнилось, что вчера Алиса ни разу не назвала меня Витенькой.
– А как я здесь оказался?
– Я увидела тебя без сознания возле подъезда и перенесла тебя сюда.
– Ты? Одна меня перенесла?
Я посмотрел на хрупкое тело Алисы, и мне показалось, что она вновь смутилась.
– Нет, не одна. Попросила соседа с первого этажа.
– На меня возле подъезда налетел какой-то ненормальный. – я запнулся, вспомнив причину, почему он на меня налетел, – были чьи-то похороны. и я подумал, что хоронят тебя. Я стал вести себя неадекватно. Хотя, конечно, не настолько, чтобы меня избивал какой-то буйный. – я опять запнулся, вспоминая все перипетии недавнего происшествия. – Алиса, а кого сегодня хоронили?
Алиса внимательно смотрела прямо мне в глаза и не спешила отвечать. Наконец встала и подошла к косяку двери.
– Хоронили Анилегну. Она внезапно умерла, – проговорила она это весьма холодно.
Отношение Алисы к Анилегне мне было известно. Но удивляло меня другое: как могли хоронить человека на следующий день, когда я его видел живым (и при этом весьма здоровым) еще вечером накануне? Я не знаком со всеми тонкостями фиксирования госорганами смерти отдельно взятого гражданина, но мне кажется, что в таком случае обязательно проводится вскрытие и фиксируется причина смерти человека, оформляются какие-то бумаги, например свидетельство о смерти и т. д. В конце концов, заказать гроб, венки, транспорт, оркестр, вырыть могилу, созвать гостей (или как они там называются на похоронах?), подготовить поминки – на все это требуется время, и организовать это все со вчерашнего позднего вечера (когда я последний раз живой видел Анилегну, было приблизительно семь часов вечера, и вовсе не обязательно, что она умерла тут же, как только мы с Алисой убежали из беседки) попросту невозможно.
– Алиса, как ее могли хоронить сегодня, если мы ее живой видели еще вчера?
– Я не знаю, Витенька, она умерла, и ее похоронили. Ты что-то кушать хочешь?
И Алиса, не дождавшись моего ответа, вышла из комнаты.
Решив отложить выяснение причины скоропостижной смерти Анилегны и ее не менее скоропостижных похорон на потом, я присел на диване. Голова все еще гудела, но с каждой минутой становилось все лучше, и я действительно почувствовал чудовищный голод.
Я оглядел комнату. Она оказалась весьма просторной и совершенно не похожей на типичные квартиры современной молодежи. В центре комнаты стоял не очень большой, но довольно высокий круглый стол, на котором была расстелена большая бархатная скатерть темно-зеленого цвета, ее края доходили почти до самого пола. Вокруг стола находились на равном удалении друг от друга пять необычно высоких деревянных стульев, их расположение напоминало пятиконечную звезду. Сразу бросилось в глаза, что в комнате не было телевизора – обязательного атрибута любого дома. Впрочем, скорее всего, телевизор есть или в другой комнате, или на кухне. Помимо отсутствия телевизора других признаков современной цивилизации (магнитофон, телефон, и т. д.) тоже не было заметно. Справа от стола находилось окно, завешенное бордовыми шторами, которые создавали тихий полумрак. Сразу за столом стояло огромное, до самого потолка, трюмо. На его полках размещалась целая коллекция фарфоровых статуэток, и все они были в виде детишек (мальчик в тельняшке, девочка читает книгу, мальчик играет с собакой, девочка со школьным ранцем и т. д.). Левее от трюмо находился не менее старинный комод, на котором тоже было несколько фарфоровых статуэток (конечно же, в виде детишек), а также необычно красивые аптечные весы и набор прямых колб (такие я воровал в школе в классе химии). Еще левее комода, у самой стены, находился большой настоящий сундук, именно такой я представлял себе, когда в детстве читал Стивенсона и Сабатини. В антикварном магазине за него дали бы бешеные деньги. Впрочем, как и за всю остальную мебель этой комнаты. Сразу за диваном, на котором я сидел, стоял высокий красный торшер, возле него было одно белое кресло (второго в комнате видно не было, что странно, обычно кресел должно быть два), а перед креслом – совсем маленький журнальный столик, на котором лежало несколько книг.
Увидев книги, я вспомнил про Димкин дневник и желтый блокнот из жестяной коробки, которую я нашел на чердаке Обуховых. Я подошел к журнальному столику и нагнулся к книгам, рассчитывая найти среди них свои тетради. Их там не оказалось. Сами книги оказались такими же старинными, как и все в этой комнате. Я нагнулся чуть ниже, пытаясь прочитать название первой книги: «Теория смерти и методика оживления.»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
