— Шабаш! — войдя, сказал царь. И тут же поправился:
— Тоись, я имею в виду, конец.
— Ну и мы тут тоже не спали, — сообщил, отвлекшись, архимандрит. — С батюшками, благословясь, полтерритории вручную знамением осенили. Из расчета два крестопоклона на одну квадратную сажень. Завтра остальное доделаем. А сейчас вот его открещиваю. От греха.
Он кивнул на шута. И привычной скороговоркой добормотал заклинание. Царь же откуда-то из меховых складок шубы достал приличных размеров бутыль, из других складок добыл ковшички и, когда архимандрит закончил, сказал:
— Они, погане, народец-то вообще неплохой. Опять же, каки-никаки, а гражданы. Я им говорю: "Вам что, живется у меня плохо? Налоги что-ль давят? Органы репрессируют?" Нет, говорят. Обожаем, говорят, любим и почитаем. Вон, вишь — помада на каблуке. Горыныч целовал. Та башка, котора бабой себя считает. Короче, в обчем, мозги-то им старая задурила. Яга.
— Потому что женщина — корень всех зол! — важно сказал архимандрит, — А которая на метле — так еще хужей. Ты бы выслал ее бы, что-ли...
— Не могу. — поразмыслив, ответил царь, — Общественность не поймет. Детишек, опять же, кому-то надо пугать. Чтоб наглые не росли. Пущай живет себе. Пятнадцать ден улицы пометет — и свободна. Да подписку с нее возьму. О неучастии в организациях. Пущай сама себя баламутит. О! Вот за это и выпьем! За то, чтобы мысль вертелась, а башка при том не кружилась!
И он поднял свой ковшик. А архимандрит поднял свой. А шут, временно очнувшись, поднес ко рту свой, выпил, уронил голову и закусил, будучи снова в глубоком сне, пригрезившимся ему маленьким соленым китом, связка которых висела в небе на радуге. Государь же с архимандритом тотчас разлили по-новой. И выпили уже не столько за, сколько против всего плохого на свете.
И не ведали, что где-то об то же время из самой середки царства быстрым шагом к границе направился мужчина с одним карим, а другим черным глазом. Во взгляде мужчина слегка косил, а в ходьбе хромал. И по снегу скрипел отнюдь не подошвами. И под шапкой у него прятались не только волосы. И кушак его имел кисточку на конце, которая трепетала не в такт шагам. Мужчина шел быстро, не отражаясь в окнах и оставляя за собой смрадные облачка пара. Он торопился. Туда, откуда пришел. Там, откуда он уходил, ничего ему не светило.
Сказка №59
В это утро его величество государя-батюшку посетила во вермя завтрака одна довольно необычная мысль. А именно: его величество возжелал иметь при дворе, как он сам выразился, "одноякодышащую пернокрылую клювчатую субтварь, изрядно самоспособную к устному говорению беседным образом". То есть, как выяснилось несколько позже, говорящую птичку. Свое желание царь обосновал тем, что было бы нелишне иметь во дворце существо с абсолютно непредвзятым мнением. Каковым лично ему представляется птица.
— Оно, конечно, созданье глупое и относительно человека безмозглое. Но! Рассудите сами. Дума наша, хоть по прозванию государственная и все такое, от птичек-то разумом недалеко ухромала. Примеры? Пожалуйста. Скажем, вот, боярин один — имечко умолчу — недавно на заседании предложил дрессировать земляных червей. Так их, понимаешь, обучить и настропалить, чтоб они скопом и под человеческим руководством рыли бы траншеи и прокладывали тоннели. Далее. Боярин — сами помните, кто — идею выдвинул, что Земля наша отнюдь не плоская, и не круглая, а являет собой бесформенную большую кучу, содеянную Господом Богом не по собственному желанью, а по прихоти Его организма. Из чего следует извлечь урок и вести себя соответственно. Сказано было, правда, по утреннему недужному самочувствию. Далее. Кто-то — не вспомню, кто — мысль подал употреблять больше крепких напитков. Дабы мелких чертей, от сего процесса происходящих, вместо кур на мясо производить. Тоись, сами понимаете, государственные умы наши в полном здравии находятся не всегда.
Само собой, никто не решился напомнить государю, что автором последней идеи бы л ни кто иной как он сам. Присутствовавший на завтраке боярин-грамотей лишь важно покивал головой, соглашаясь с мнением повелителя. И государь, невнимательно глянув на него, продолжал:
— Так вот, судыри мои, я и думаю... Неплохо бы нам в главном государственном органе иметь кого-то, у кого мысли были бы устроены совершенно инаким образом. Вот к примеру, слыхал я, в Европах уже и бабы политический вес имеют. В виде голоса. А в Голландии парламент ихний по морским вопросам с дельфинами совет держит. Потому как зело разумны и давно плавают. Мы, конечно, держава другого роду, и бабы с дельфинами править у нас не будут. Потому как у наших баб дел других много, а дельфинов, сколь ведаю, покамест у нас не водится.
Последние слова царь произносил скороговоркой, стараясь не встретиться взглядом с женой и дочерью. Впрочем, сила традиций в стране была такова, что те даже не повели бровью. А силы ума матушки-государыни вполне хватало на то, чтобы, не претендуя на формальное участие в делах, иногда существенным образом реально на них влиять.
— Попугая что-ли говорящего заведем? — спросил шут, — Али ворона? А то, может, дятла? Азбукой Морзе по столу говорить будет. Два тука — "Прошу тишины". Три тука — "Заседание отложено". Двести тридцать туков — "Решительно не согласен!"
— Ну, положим, дятел нам в думе совсем не нужен. Да и ворон чаще гадит, чем дельное говорит, — увлеченный государь, размышляя, помешал сахар в чае указательным пальцем. И даже положил его затем на блюдечко. — А вот попугай — это именно то, что надо. Сто лет живет, много видит, всю правду прямо в глаза врезать может. А правда — это именно то, на чем и должно зиждиться государственное устройство. Так что, ежели, допустим. Птица сия ни от кого зависеть не будет... Тоись, ежели ее тока один приставленный кормить будет... Вот мы с вами тогда оппозиционный голос и поимеем. Чтобы, значит, всякие мнения бытовали. А то ить Европка косенько на нас смотрит. Мол, дескать, самодержавство, тиранство, вертикальная однобокость. А мы их в один харчок в развитии переплюнем! Птичку Божью в думу введем и правами одинакими обеспечим. Первая в мире птица-боярин! А? Это ж сенсация! Они там в Альбионах своих туманных на шерстяных своих мешках от зависти лопнут!
Государь, как и многие нынешние монархи, где-то как-то чувствовал некое несоответствие формы правления эпохе. Что, однако проявлялось редко и носило странный характер. В частности, как-то раз после долгих раздумий он озвучил в узком кругу набросок реформ, состоявший в том, что неплохо бы в целях улучшения настроений в обществе слегка расширить список привилегированных сословий. Скажем, подразделить мужиков на лысых и волосистых. И последних наделить льготами в виде возможности невозбранно шутить над первыми. Или, допустим, издать закон, согласно которому женщина на период беременности является главою семьи. Что, вероятно, приведет также к значительному повышению рождаемости. А то, почему бы и нет, официально объявить всех, достигших восьмидесятилетнего возраста, жителями этого и того света. И на данном основании выплачивать им как обычную, так и загробную пенсии. Впрочем, все эти попытки, как правило, заканчивались ничем. Если не считать малозначительных и быстро забываемых устных указов наподобие того, что каждый, кому приснится сон на политические темы, обязан доложить о том тотчас по просыпании.
— Так что, боярин, позаботься о кандидатурах, — сказал государь грамотею. — Хоть прям с неба, а птичку говорящую мне доставь. Желаю иметь в думе непредвзятое мнение.
И его величество наклонил голову в знак того, что чаепитие кончено.
Сказка №60
Этот день ознаменовался тем, что по всей территории страны начались поиски говорящих пернатых. Причем глашатаи на улицах и площадях специально уточняли, что искомая птица должна не только уметь произносить, но и хотя бы мало-мальски увязывать свои слова с действительностью. Порода специально не оговаривалоась. Было сказано также, что тот, чья птица поглянется государю, получит вознаграждение и будет принят на работу во дворце в качестве кормителя данной птицы. Привычный ко всему народ, не особенно отвлекаясь от дел. Походя обсудил царское повеление.
— Я вот так думаю полагать, Евграфыч, что евоно величество затеямшись неспроста. Не блажь кака, а большое дело куется.
— Эдак же и я мозгую, Филиппыч. Науки-то с искусствами с кажным моментом все глыбже поперек себя развиваются. На месте-то не лежат. Сперва вон кур к производству яичному приспособили. Потом голубей почту убедили таскать. А таперича, видать, остатних птичек черед пришел. Поди-тко, военные воздушные силы построить хочут. За границей-то, говорят, люди на еропланах уже летают. А мы, стало быть, опять своей дорогой пойдем. Уток запрягать и взнуздывать будем. Ежели в телегу — сухопутная авиация. А ежли в лодку — морская.
