набок, но я заметила вокруг его глаз добрые морщинки. Как у того, кто любит смеяться, и делает это от всего сердца, хотя и редко, не показывая чувств у всех на виду. Как и я. От этой мысли стало капельку легче.
* * *
Академия заполнялась драконами, счастливые семьи первогодок шумно воссоединялись, многочисленные братья, сестры и прочие родственники с радостью озирались, предвкушая не только семейную близость, но и массу новых сплетен, впечатлений и развлечений в собравшемся обществе.
Я стояла на огромной террасе, разглядывая суетящихся внизу фигурок. В них было много азарта, но не хватало достоинства. Нам ее привили, как и сдержанность, немногословность, взгляд, полный властности и незыблемого превосходства. Такими должны быть Беломорские в глазах окружающих, и это работало, драконы тянулись к сильным, успешным, уверенным в себе.
— Милая сударыня!
Отец как всегда протянул ко мне руки, глядя с гордостью и нежностью, которую очень редко проявлял. Видимо, разлука немного освежила его чувства, напомнила, что я — дочь, девушка, а не воин, и меня положено любить.
— Отец, рада видеть вас!
Несмотря на теплоту встречи все же заметила краем глаза, как на нас смотрят со всех сторон. Суровые северяне не часто показывают свои чувства в обществе. То-то наблюдатели глаза таращат!
Дальше со мной поздоровалась мама, более сердечно, чем я ожидала. Видимо, отец повел с ней продолжительную беседу. Либо же дело в смене обстановки: за пределами дома она всегда немного оживала.
— Сестра, ты прекрасно выглядишь!
Зато Ярогнев был собой — все такой же уверенный, галантный, красивый и сдержанный. Драконицы шеи сворачивали, лишь бы увидеть его, их мамы пристально разглядывали дракона, известного своей храбростью и любовью к смертным девушкам, зато отцы деловито приценивались, особо не придавая значения мелочам. Для мужчин же это мелочи, незначительные капризы.
Хотела сдержанно кивнуть, но невольно улыбнулась во всю ширь: с ним всегда было так. Он — единственный во всем свете, кто может выразить любовь и тепло при полном сдерживании эмоций на лице. Я скорее чувствовала, чем видела, как он рад меня видеть, но сама не могла скрыть радости от встречи.
На террасу вступили Матвей со всей сестрой, маленьким ребенком и высоким мужчиной с военной выправкой. Заметив нас, они подошли ближе. Снова приветствия, милые улыбки, книксены, пожатия рук и прочее. Однако знакомство все-таки было интересным, ведь я впервые встретила названных родственников Матвея.
Мужчиной оказался господин Николай Тобольский, отец погибшего Петра Тобольского, и свекор Катерины. Он был подтянутым и очень красивым мужчиной, выглядел гораздо младше своего возраста.
— Это мой сын, Павел Тобольский, — с гордостью и любовью произнесла Катерина.
Мальчик был копией деда, такой же темноволосый, голубоглазый, еще трогательный в своей юности, но его лицо светилось таким умом и живостью, что сердце невольно сжалось от боли. Ему не суждено расти с отцом, на него с детства ляжет бремя наследника рода. Он всегда будет от чужаков узнавать, каким был Петр, как он любил свою жену и сына, что он отдал ради них и родины жизнь.
Трагедия их семьи тесно переплеталась с нашим горем, мы тоже многих потеряли, но те, кто остались, не сумели восполнить образовавшуюся пустоту. Всеслав отдалился, заботясь только о долге перед родом и севером, отец тоже положил все силы на укрепление могущества, мать жила в собственном мире иллюзий. Мы с Ярогневом едва выжили в хаосе, в который погрузилась наша семья. Зато Павла действительно любили: Катерина смотрела на мальчишку с неподдельной нежностью, дед — с гордостью, Матвей — с теплотой. Для всех Тобольских он был будущим древнего рода, его лелеяли, как редчайшую драгоценность. Почему наши родители не смогли преодолеть боль, и вести себя точно так же?
Теперь сударю Ясногорову пришлось уделять мне больше внимания, чем за весь предыдущий месяц. И он был невероятно галантен, но смотрел на меня со спокойной благожелательностью, не выдавая тех чувств, которые по идее должны были владеть зажженным страстью сердцем. Нет, вместо этого он с радостью общался с моим отцом, братом и господином Тобольским, и каждое его слово отдавало умом, хорошим вкусом, достойным воспитанием. Даже Ярогнев разговаривал без обычного замаскированного сарказма, так как образованный и здравомыслящий Матвей не вызывал в нем презрения.
Порой он бросал вокруг ищущие взгляды, и я делала то же самое, с удовольствием убеждаясь, что она не посмела сюда явиться. Ясногоров не показывал, что его расстраивает ее отсутствие, наоборот, он выглядел парнем, высматривающим друзей и знакомых, коих прибывало все больше и больше. Но Элиф среди них не было, она, наверное, осталась у себя в комнате, или спряталась где-нибудь, как она любит это делать. Можно сказать, все встало на свои места.
Знакомство с Тобольскими вынудило забыть о другой семье, которая должна была собраться в Академии, и теперь я невольно вздрогнула, увидев троих Эрлингов в сопровождении друзей. Хельги выглядел невозмутимо, как обычно, такой же красивый и надменный, зато его отец и брат сковывали холодом Горных Ветров, к чьему роду так уместно принадлежали.
Они одновременно перевели взгляды на нашу компанию, и лица двоих мужчин сначала исказились презрением, когда они увидели Катерину, а потом — и откровенной ненавистью, когда в их поле зрения попал Павел.
— Не надо было его сюда привозить, — едва слышным шепотом сказала Тобольская.
— Он имеет полное право находиться здесь, как и все другие драконы, — ответил ее свекор.
Их с Матвеем твердые взгляды ясно показывали, что они свою семью в обиду не дадут, и Эрлинги просто прошли мимо вместе со своей компанией из знатных драконьих семей. Однако это не означало капитуляцию, отнюдь, на этом родовая ненависть не закончится, можно не сомневаться.
Ярогнев, отлучившийся для беседы с другом, соизволил вернуться. Все присутствующие в зале скашивали глаза, разворачивали голову или сразу все туловище, лишь бы рассмотреть его повнимательней. Девушки с горящими взглядами цеплялись за широкие плечи и каменное лицо, я же испытывала смесь раздражения с насмешкой. Они не знают, какой он на самом деле, видя лишь военную форму и красивую внешность. Готовы ли они провести жизнь на севере, в суровых условиях и постоянной опасности, вдали от столицы и ее беспечных развлечений? Смогли бы они обуздать его нрав, горячую кровь Морского Шторма? Вряд ли, но кто об этом думал, и были ли они вообще способны мыслить при виде дракона с таким ростом и холодными глазами?
Однако я не сдержала смеха, когда со всех сторон к нему начали стекаться преподаватели. Первыми подоспели Мщеров и
