Я опускаю взгляд на свои ноги. Счастливые носки не сработали, что подтверждает то, что уже знал: пока Королева Червей в моей постели и в моем сердце, я буду гореть, пока от меня ничего не останется.
Впрочем, это не мешает мне носить эти чертовы уродливые носки.
— Просто дай ему еще несколько дней, детка, — говорит Рори, одаривая мужа самой милой улыбкой. — Он хандрит.
— Раф не хандрит, — ворчит Анджело.
— Сейчас он хандрит, потому что он маленький дурачок с разбитым сердцем.
Глаза Анджело переходят на мои, сужаясь в отвращении. Мне все равно, если он сочтет меня жалким. Я просто знаю, что если он попытается стащить меня с этого дивана, я сделаю шейный захват, независимо от того, есть ли рана в животе или нет.
— Отлично, — огрызается он, поднимаясь во весь рост. — Я встречусь с Тором в Бухте один, а затем обязательно принесу коробку тампонов и мороженое.
Он вылетает в прихожую.
— С шоколадной крошкой, — кричит ему вслед Рори.
— И не ванильное, — бормочу я, засовывая в рот Jolly Rancher23.
— Раф? — мое внимание переключается с меню закусочной на обеспокоенные глаза Рори. — Либби спросила, что ты хочешь заказать? — шепчет она, бросая взгляд на официантку, но обращается ко мне: — Ты в порядке?
Нет, я не в порядке. Свет слишком, блять, яркий, а в моей груди слишком, блять, пусто. Такое чувство, что внутри меня недостаточно энергии, чтобы поддерживать мои кости, и я могу взорваться в любую секунду. И чьей, блять, гениальной идеей было купить бургеры?
Ее громкий смех, мокрая шуба, капающая на клетчатую плитку. Выкладывай деньги, папик.
Меня охватывает ярость, и я сметаю все со стойки. Рори ахает и отступает назад. Взгляды устремляются на меня поверх спин диванов, и тишина потрескивает, как электрический ток.
Я провожу рукой по горлу и устремляю взгляд на полоски света.
— Я подожду на улице, — спокойно говорю я, перешагиваю через кассовый аппарат и выхожу на холодную улицу. Наша охрана смотрит на меня так, словно я сошел с ума. Не знаю, почему, ведь это не такое уж и откровение.
Туман, падающий с черного неба, не охлаждает мою кровь. Я прислоняю голову к стеклу окна и закуриваю сигарету. Когда дым рассеивается, мое внимание сосредотачивается на телефонной будке на другой стороне улицы, и я издаю горький смешок.
Это конец, не так ли? Теперь так будет всегда? Не пройдет и дня, чтобы мне не напоминали о рыжеволосой негоднице, которая разрушила мою жизнь. Когда я не задаюсь вопросом, что она делает. Когда мне не нужно прекращать то, что я делаю, потому что внезапно вспоминаю, что в этом мире существуют другие мужчины, и однажды один из них будет обращаться с ней намного лучше, чем я.
Раздается стук двери, и Рори идет в ногу со мной, прижимая к груди запачканный жиром пакет. Она молчит и настороженно садится на место Пенни. Ее телефон освещает лицо. Несомненно, она пишет брату о моей вспышке гнева.
— Я возмещу ущерб, — бормочу я, включая передачу.
Она смотрит прямо перед собой.
— Ага.
Я на сантиметр опускаю стекло.
— И не ешь этот бургер в моей машине. Он чертовски воняет.
И напоминает мне о дорогостоящих танцах на коленях и совместных молочных коктейлях с моей девочкой.
Она напряженно кивает.
Неловкое напряжение давит на стенки машины, усиливаясь, когда я сбавляю скорость на главной улице. Я ничего не могу с собой поделать, потому что убираю ногу с газа и бросаю взгляд на окно гостиной Пенни. Рори тоже смотрит, а затем тихонько вздыхает.
— Мы с девочками пытаемся связаться с ней каждый день, — грустно говорит она. — Мне просто нужно знать, все ли с ней в порядке.
Мои легкие сжимаются. Сфокусировав взгляд на лобовом стекле, я жму на газ, едва не пропуская Форд Фиесту, едущую навстречу.
— Мне тоже, — бормочу я себе под нос. — Так что старайся усерднее.
Когда мы подъезжаем к дому, Тор прислоняется к колонне, подпирающего крыльцо. Он стоит за пределами света охранных фонарей, и единственная причина, по которой я узнал его, потому что он вздергивает подбородок, когда слышит звук моего двигателя, и из-за ослепительного блеска его чертового пирсинга в носу.
— Что этот придурок здесь делает?
Рори замечает его через несколько секунд после меня и крепче прижимает к себе собаку.
— Понятия не имею. Мы его ненавидим, верно?
Я на секунду задумываюсь. Вражда в этой семье быстро проходит, за исключением тех случаев, когда некоторые ее члены совершают особо глупые поступки, например, взрывают порт.
— На данный момент.
Мои глаза встречаются с его, когда я захлопываю водительскую дверь. Я не разрываю зрительный контакт, даже когда обхожу машину и открываю дверь Рори. Она заходит в дом, шепча на ухо своей собаке «фас, Мэгги, фас», когда проходит мимо него.
Лицо Тора светится ленивым юмором, когда он впивается в меня взглядом, засовывает руки в карманы и заходит в дом вслед за мной.
— Спортивки, cugino? Мне что, мерещится?
— Тебе будут мерещиться звезды, если не уберешься к чертовой матери из этого дома, — спокойно отвечаю я.
Его непринужденный смех следует за нами с Рори на кухню. Она не торопится, выглядывая из-за барной стойки, пока берет для нас тарелки и столовые приборы. Тор прислонился к стойке, словно не слыша меня.
— Ты в последнее время вообще отвечаешь на звонки?
— Да, прям как ты, когда свалил в отпуск на три недели.
Он напряженно выдыхает.
— Да ладно тебе, cugino. Я все объяснил. Что, блять, я должен сделать, чтобы ты взял себя в руки? — он окидывает осуждающим взглядом зеленые носки, торчащие между моими трениками и кроссовками Nike. — Что бы ты завязал с этим?
Я игнорирую его, перекладывая бургер на тарелку и кормя Мэгги картофелем фри.
— Домохозяйки собираются в Амстердам в этом эпизоде, да? — спрашиваю я Рори.
— Ага. Очевидно, они устроили самую безумную ссору за ужином.
— Gesù Cristo24, — восклицает Тор, бросается ко мне, хватает бургер и швыряет его в раковину. — Давай просто на минутку поставим паузу в твоем нервном срыве. Вся Бухта у моих ног. Каждый бар, клуб и казино. Я владею всем на сто процентов, никакого Данте и в помине нет. Чего ты хочешь?
Я кладу ладонь на стойку и смотрю на него.
— Я хотел этот гребаный бургер.
Он игнорирует меня.
— Ради тебя я подпишу любой трудный для понимания контракт, который ты захочешь, и даже не буду его читать.
Я и забыл, каким настойчивым может быть этот придурок. Затем бросаю взгляд на Рори, и она одаривает меня кривой ухмылкой.
— У тебя разбито сердце, но ты не дурак. Воспользуйся ситуацией, Раф.
Я сдерживаю ухмылку.
— И что, по-твоему, я должен сделать?
В ее глазах вспыхивает огонек, как будто тьма внутри нее рвется наружу. Она подхватывает Мэгги и гладит ее, как Доктор Зло гладит Мистера Бигглсуорта в фильме «Остин Пауэрс».
— Думаю, тебе следует ударить его.
— А я думаю, что это отличная идея.
Тор стонет.
— Да бляяять. Ладно, — он выпрямляется, потирая руки и разминая шею, обходит стойку и устраивается по другую ее сторону. — Только не выбей мне зубы, моя улыбка — моя лучшая черта.
Я мою костяшки в раковине. Кровь, как моя, так и Тора, просачивается между листьями салата и одиноким маринованным огурчиком, а затем стекает в канализацию. За спиной я слышу низкий гул нашего сериала, доносящийся из гостиной. Передо мной снова начался дождь, стуча по кухонному окну.
Вздохнув, я поднимаю руки к встроенным лампам. Рассечение кожи и близко не доставляет такого удовольствия, когда это не для нее.
Позади меня Рори прочищает горло, я поднимаю взгляд и встречаюсь с ее отражением в залитом дождем стекле.
