— У тебя кровотечение, — шепчу я, протягивая руку, чтобы коснуться окровавленной повязки. Понимая, что это будет больно, сжимаю руку в кулак и прижимаюсь спиной к плитке. Одна из них грубо царапает между лопаток. Я бросаю взгляд на его костяшки пальцев, тоже окровавленные, и соединяю все точки воедино: трещина появилась от удара кулаком по стене душевой. — Что случилось?
Его взгляд ленив и раздражен. Чернее, чем темная сторона луны.
— Ты случилась, Пенелопа.
Я смаргиваю воду с глаз и смотрю на него сквозь воду, в кои-то веки не находя слов.
Его пристальный взгляд приковывается к моему, обжигая еще жарче, когда скользит по моему промокшему хвосту и вниз по моей футболке. Он останавливается на моей груди, пробегая голодным взглядом по соскам.
— Встань на колени.
У меня перехватывает дыхание.
— Что?
Раф обхватывает окровавленным кулаком основание своего члена. Чем дольше я смотрю на него, тем тверже он становится.
— Ты поставила меня на колени, теперь твоя очередь.
Я замерла, и не только потому, что тону в постоянном потоке ледяной воды.
Я не знаю этого человека. Он не тот, кто подкрадывается, чтобы украсть кусочек моего бургера, и не тот, кто целует каждую отметину, которую оставляет на моем теле.
Я не знаю его, и мне не нравится быть зажатой между ним и холодной стеной душа, прижимающейся к моей спине.
Он делает шаг вперед, и ярость вспыхивает в моих венах. На долю секунды плитка превращается в кирпичную кладку, душевая — в переулок, а он — в человека, одержимого жаждой мести. Моя рука взлетает и сильно бьет его по лицу.
Раф не вздрагивает.
— Это все, на что ты способна? — лениво произносит он.
Поэтому я снова даю ему пощечину. И еще раз, когда его безразличие не исчезает. Гнев ревет в ушах, я сжимаю руку в кулак, но когда отвожу ее, он уворачивается и одним быстрым движением поднимает меня и перекидывает через плечо.
Залитый кровью кафель и лунным сиянием ковры, проносятся мимо, как в тумане, пока внезапный порыв ледяной воды не замораживает мою кожу.
Это на миллион градусов холоднее, чем вода из душа. Я задыхаюсь от шока и мгновенно пытаюсь вырваться из хватки Рафа, но он неумолим, и все, что могу сделать, это закричать, когда ковер сливается с настилом. Он опускает меня, пока мокрый металл не касается задней поверхности моих бедер, а ветер не треплет мои волосы.
У меня нет времени сориентироваться, потому что я падаю назад. Это ощущение замедляет мое восприятие времени, мое сердце уходит в пятки, но все заканчивается так же быстро, как и началось, потому что рука Рафа вырывается и хватает меня за горло.
Тяжело дыша, я в панике оглядываюсь по сторонам. Я балансирую на перилах, отделяющих нос яхты от бушующего внизу океана. Единственное, что удерживает меня от падения в пропасть, — это окровавленная рука, которая высасывает из меня жизнь.
Я всегда говорила себе, что посмотрю смерти в лицо, когда придет время, а не свернусь калачиком, как мой отец. Одним из вариантов, который я никогда не рассматривала, было то, что я делаю сейчас: размахиваю руками и ногами, царапаю его забитое татуировками предплечье и молю о пощаде.
— Пожалуйста! — судя по его отсутствующему выражению лица, я не думаю, что он слышит меня из-за ветра, поэтому кричу громче.
Волна тошноты подскакивает к горлу, когда он делает шаг вперед, прижимаясь своим мокрым лбом к моему. От него пахнет виски, и он выглядит как мужчина, в руках которого вся моя жизнь. Черт, она и так была у него, задолго до того, как он решил держать меня за краем перил.
— Если я выброшу тебя за борт, может быть, все это исчезнет, — рычит он. — Может быть, ко мне вернется удача.
Мне так холодно, что меня тошнит. Я так напугана, что мое сердцебиение грозит сломать мне ребра.
— У тебя не получится! — я плачу.
Его рука скользит к моему затылку. Я выгибаю спину и прижимаюсь к нему всем телом, чувствуя, как его горячий, горький смех проносится по моему горлу.
— Знаю, что не получится. Кажется, ни один гребаный волосок не упадет с твоей головы, не говоря уже о том, чтобы оборвать твою жизнь, — сжимая мое горло он подбирается губами к впадинке за моим ухом. — Думаешь, я не пробовал это сделать, Куинни? Я жажду погасить в тебе жизнь, но если сделаю это, она погаснет и во мне тоже.
Онемение проникает под мою кожу и застывает внутри меня. Понимаю, что он думает, будто я имела в виду, что не получится убить меня, а не то, что ему не получится вернуть удачу. Это трещина в его демоническом фасаде, и я вонзаю в нее свои когти.
— Пожалуйста, — шепчу я ему в лоб. — Мне холодно. Мы можем поговорить об этом внутри. Мы можем...
Он отступает так неожиданно, что у меня перед глазами проносится вся жизнь. Я хватаюсь за его скользкий бицепс, мышцы живота ноют от того, что я пытаюсь удержаться на ногах.
— Я не выбирал любовь! — ревет он навстречу ветру, глаза черные и взволнованные. — Я выбрал Бубнового Короля! Я не выбирал тебя!
Его гнев пробуждает к жизни мой собственный, и внезапно я забываю, что этот человек может оборвать мою жизнь одним движением руки.
— И я тоже не выбирала, но вот я здесь, застряла в твоей гребаной ловушке! Застряла так глубоко, что, боюсь, никогда не выберусь!
Его дыхание замедляется, глаза проясняются. Воспользовавшись этим, я также хватаю рукой его за горло.
Мы пристально смотрим друг на друга. Он голый и окровавленный, я насквозь мокрая и дрожащая.
Мы совсем не похожи на Короля Бубен и Королеву Червей.
Просто два гребаных влюбленных идиота.
Я сглатываю комок в горле и шепчу свою правду.
— Если я утону, ты утонешь вместе со мной. Если ты сгоришь, я тоже сгорю. Выбирай свой путь в ад, Раф. Пункт назначения и компания — одна и та же.
Он издает гневный звук и хватает в кулак мой мокрый хвост.
А потом делает меня миллионершей.
Его рот прижимается к моему, горячий и отчаянный. Мои губы приоткрываются только для того, чтобы ахнуть от шока, но он тут же просовывает внутрь язык. Когда он пробует меня на вкус, его стон заполняет мой рот, вызывая неистовые, разжигающие огонь искры между моими бедрами. К черту бурю, я больше не чувствую холода. С каждым животным скольжением его языка по моему, с каждым покусыванием моей нижней губы мое тело становится таким горячим, что могло бы растопить Арктику.
Его пальцы скользят по моему затылку и сжимают его. Я не только в его ловушке, цепи натянуты до предела, он не позволяет мне сдвинуться ни на сантиметр. Он прижимается к моей руке, обхватившей его горло, когда я отстраняюсь, чтобы глотнуть воздуха. Затем Раф встает между моих бедер, когда я пытаюсь вырваться из его хватки. Тепло его паха проникает сквозь тонкую ткань моих стрингов, превращаясь под ними во что-то податливое. Что-то, что помещается в его руках так же идеально, как и все остальное во мне.
Когда он проводит зубами по моей нижней губе, его пристальный взгляд сталкивается с моим сквозь пелену дождя. Зелёная лава бурлит в его глазах, такая же яростная и безрассудная, как и его поцелуй.
— Конечно, я смотрел этот чёртов «Дневник памяти», — рычит он, прежде чем снова прижаться своими губами к моим.
Он отказывается разрывать поцелуй, даже когда шлепает меня по бедрам, чтобы я обхватила его за талию.
Даже когда он снимает меня с перил, несет внутрь, бросает меня на кровать, снимает с меня одежду и накрывает своим горячим, окровавленным телом.
И когда он проникает в меня, я надеюсь, что это никогда не закончится.
Я просыпаюсь и ложусь на бок, лицом к стене, будучи среди влажных простыней, наполненная беспокойством такого рода, что это заполняет все пустоты во мне и давит на мои органы.
Моя смятая футболка, испачканная кровью, валяется на полу. Прохладный ветерок дразнит мою обнаженную спину, и я осознаю, что его там нет.
