Я быстро закончил, приехал в свой кабинет и плюхнулся в кресло, думая не о разъяренном владельце собаки, сидящем теперь в камере предварительного заключения, и даже не о бедном выпотрошенном питбуле, за смерть которого он отомстил. Как это ни глупо, я перестал думать и о Свидетеле, поскольку находился в безопасной норке, окруженный бесстрашными блюстителями закона и порядка. Нет, я размышлял над куда более важным вопросом: каким образом вынудить Риту на один вечер оторваться от работы и приготовить нам настоящий ужин? Проблема представлялась мне деликатной, она требовала редкого и непростого сочетания лести и твердости, смешанных с должным количеством сочувственного понимания, и я не сомневался, что великому Имитатору придется потрудиться.
Я попрактиковался, принимая нужное выражение лица, которое правдоподобно передавало бы все вышеуказанное, пока не решил, что добился нужной пропорции, и тут, в приступе странного самосозерцания, вдруг вообразил, как это выглядит со стороны, и остановился. Вот он — я в тот самый момент, когда неумолимый невидимый враг осадил Замок Декстера. Но вместо того чтобы точить меч и возводить укрепления, я строю рожи в надежде убедить Риту приготовить мне вкусную, но, вполне возможно, последнюю трапезу. Я невольно задумался: неужели это так важно? Неужели ужин — лучший способ подготовиться к тому, что, несомненно, грядет? Должен признать, ответ оказался недвусмысленно отрицательным.
Но каков же наилучший способ? Вспомнив все, что знал — а это примерно равнялось нулю, — я понял: сомнения вновь отвратили меня от правильного пути. Почему я предпочел пассивное ожидание, а не возобновил превентивные действия? Встать с подветренной стороны, раздобыть новую информацию о Свидетеле, найти его берлогу и дать волю Темной Стороне… Если взвесить все спокойно, рационально и объективно — он мне не противник. Я всю свою сознательную жизнь провел на охотничьей тропе, а он — просто-напросто жалкий плагиатор, овца в волчьей шкуре, бедный неумеха, пытающийся стать подобием Настоящего Декстера. Я охотно взялся бы открыть ему ослепительную истину, однако для этого нам всего лишь и нужно оказаться в одном месте.
Но как? Теперь мне неизвестно, какая у Свидетеля машина и продолжает ли он жить в том же районе, в Южном Майами, неподалеку от моего дома. Скорее всего он куда-то перебрался, вопрос — куда? Я знал его слишком плохо, чтобы догадаться, где он скрывается, в том-то и заключалась проблема. Первое правило удачливого охотника — уяснить ход мыслей добычи, а я не понимал Свидетеля. Необходимо разгадать логику его поступков, его реакции, даже если речь шла исключительно о прошлом, а не об адресе или номере паспорта. Единственным окном в его мир, о котором я мало что знал, оставался Блог Тени. Я уже перечитал скучное себялюбивое нытье десять раз и не обнаружил ничего стоящего. Но я снова просмотрел записи и попытался выстроить психологический портрет человека, стоявшего за глупой болтовней в Интернете.
Разумеется, основным компонентом являлся гнев. Сейчас Свидетель злился на меня, но вокруг хватало и других объектов. Все началось с несправедливостей бейсбола: ему не позволили пробиться в высшую лигу, хотя он делал все, что требовалось, и всегда играл по правилам. Свидетель бесконечно жаловался на сволочей, которые не разбирают средств, обманывают, совершают преступления и уходят от кары. И особенно на тех придурков, которые развлекаются, подламывая чужие сайты. Он ругал свою бывшую жену и местных водителей, с кем ему доводилось иметь дело.
Гнев, несомненно, проистекал из устойчивого, непомерно развитого представления о нравственности, оно долго бурлило под поверхностью и ждало повода вырваться и обрести форму. Свидетель злился на всех, кто не следовал правилам, как только нарушители попадали в поле его зрения, и с тоской вспоминал о «святом отце» и его наставлениях. Чудесные новости, настоящая подсказка: нужно искать свирепого католика, иными словами, круг поисков сузился до семидесяти пяти процентов населения Майами. Я закрыл глаза и попытался сосредоточиться, но ничего не получалось. Я мог думать только о собственном страстном желании привязать Свидетеля к столу и поучить Подлинному Раскаянию, которое постигает грешника в Темной Исповедальне, в Храме Господа Нашего Декстерова Ножа. Я буквально видел, как он корчится и беспомощно дергает скотч, удерживающий его. Я еще не успел всерьез насладиться этим зрелищем, когда в комнату в крайнем смятении вошел Вине Мацуока.
— Блин, — произнес он. — Господи Иисусе, твою мать…
— Вине, — раздраженно заметил я, поскольку он отогнал первую приятную мысль, посетившую меня за последние несколько дней, — в традиционной западной культуре не принято сочетать имя Божие со сквернословием.
Он резко остановился, моргнул, а потом с раздражающей убежденностью произнес:
— Твою мать…
— Ну ладно, ладно, твою мать, — согласился я. — Что дальше?
— Камилла, — сказал он. — Камилла Фигт.
— Я знаю, кто такая Камилла, — буркнул я, все еще раздосадованный, а потом услышал отдаленный шелест темных крыльев и осознал, что невольно выпрямляюсь в кресле и чувствую, как пробуждается Пассажир. А дальше по моему позвоночнику скользнул легкий холодок интереса.
— Ее убили, — выговорил Вине и сглотнул. — Камиллу убили. Господи… и опять то же самое… молоток.
Я невольно мотнул головой.
— Э… разве мы не решили, что Дебора поймала нашего приятеля с молотком?
— Мы ошиблись, — сказал Вине. — Твоя сестра редкостно облажалась и сцапала не того, поскольку опять случилось то же самое, и больше Дебору к этому делу не подпустят. — Он покачал головой. — Она феерически облажалась, так как с Камиллой сделали то же самое, блин, что и с Понтером и Клейном.
Он еще раз сглотнул и посмотрел на меня серьезно и испуганно, как никогда.
— Ее забили молотком насмерть, Декстер. Как и тех ребят.
Во рту у меня пересохло, по шее и вниз по хребту пробежал легкий электрический разряд. Несомненно, я выставляю себя не с лучшей стороны, но я думал не о Деборе и не о том, как ей Пе повезло. Я сидел, едва дыша, и чувствовал, как порывы почти неуловимого горячего ветра касаются моего лица и разносят шелестящие сухие листья по сточным канавам Замка Декстера. Темный Пассажир насторожился, он тревожно шипел, и я почти не слышал голоса Винса, который бессвязно, запинаясь, лепетал, как это ужасно и как всем скверно.
Не сомневаюсь, если бы я умел чувствовать, то огорчился бы, поскольку мы с Камиллой много лет работали бок о бок. Нельзя сказать, будто мы близко общались, и часто она вела себя так, что я терялся, однако мне хорошо известно: когда Смерть уносит коллегу, нужно выказывать должное количество шока и ужаса. Эта элементарная вещь недвусмысленно прописана в одной из самых первых глав «Науки о человеческом поведении». Уверен, я в конце концов сумею сыграть свою роль с привычным сценическим совершенством. Но не сейчас, только не сейчас. Мне слишком о многом надо поразмышлять.
И сначала я подумал, что тут тоже постарался Свидетель — он же написал в своем блоге о намерении кое-что сделать, и вот Камилла мертва, превращена в желе при помощи молотка. Но как это затрагивает меня? Правда, придется делать скорбные гримасы и произносить банальные фразы о Трагической Потере.
Вероятно, случилось кое-что еще, никак не связанное с моим личным конфликтом, но тем не менее оно привлекло внимание Пассажира и значило больше, чем все поддельные эмоции на свете. Нечто всерьез сошло с рельсов, разладилось в весьма выгодном для Загадочной Тени смысле, а следовательно, случившееся с Камиллой далеко не так просто, как кажется. Иными словами, по какой-то не совсем понятной причине Декстер должен обратить внимание на происходящее.
Но почему? Да, с Камиллой мы вместе работали, а Дебора теперь впала в немилость. Отчего этот инцидент пробуждает в Пассажире нечто большее, чем легкий преходящий интерес?
Я попытался отключиться от болтовни Винса и неприятного выплеска эмоций и ненадолго сосредоточиться на фактах. Дебора была уверена: поймала кого надо. До сих пор она отлично выполняла свою работу. Значит, либо сестра сделала огромную и весьма нетипичную ошибку, либо…
— Это подражатель, — сказал я, прерывая поток бессмысленных звуков, издаваемых Винсом.
Он устремил на меня глаза, которые вдруг показались мне слишком большими и влажными.
— Декстер, — произнес он, — в нашей истории не было ни одного подобного случая, никогда раньше ничего такого не случалось… и ты говоришь, их двое?
— Да, — ответил я. — Других вариантов нет.
Он энергично потряс головой:
— Нет. Исключено. Быть не может… просто не может. Я, конечно, понимаю, речь о твоей сестре, ты за нее заступаешься и все такое, но…
И опять его дурацкое словоизвержение слилось с приятным воркованием логики, медленно выползавшей из глубокой, укрытой тенями твердыни, которую представляла собой Уверенность Темного Пассажира, и я понял, что прав, Я по-прежнему не знал, отчего сработал сигнал тревоги, где туг угроза д ля драгоценного незаменимого Декстера? Но Пассажир почти никогда не ошибался, и предупреждение звучало недвусмысленно. Кто-то подражал технике Убийцы с Молотком; не считая разных этических мелочей и авторского права, что-то здесь было не так. Новая опасность подобралась слишком близко, чтобы я мог чувствовать себя спокойно, она подошла к укреплениям Темного Логова. Мне вдруг стало очень неловко, ведь инцидент, по сути, представлял собой не более чем рутинную возможность устроить очередную правдоподобную демонстрацию поддельной скорби. Но может быть, весь мир сговорился против меня, и это — образчик Нового Порядка?
