А вдруг Эдди звонил, а Айр Сакс ничего не знает. У автомата внизу всегда толкутся люди, в то время, когда они не заняты передачей СПИДа друг дружке. Торгуют дурью и звонят в дерьмовые Никельрагуа и в Африку по ворованным кредитным карточкам, а если телефон звонит, они смотрят на него, как на свой персональный, и если ты не стоишь рядом, не снимешь трубку сам, они отвечают: «Таких здесь нет». И ничего никогда тебе не передадут. Мертвый Эдди мог звонить, а трубку снял никельрагуанец или африканец, и Айр Сакс ничего никогда не узнает.
Кто-то постучал в дверь? Мертвый Эдди? Или копы? Должно быть, ребята снизу настучали. Узнали его по картинке в газете и теперь получат премию. Какого черта не ответить на стук?
— Да?
— Дональд Дабро?
— Нету здесь… Срань господня! Ты?
— Открой дверь, Дональд.
— Ты одна? Как ты меня нашла?
— Открой дверь, Дональд.
* * *
Нашла меня! Срань господня! Ты — чувиха, которая заказала грохнуть Кэтрин Нейсмит, называющую себя Кейт? Ты, когда звонишь, всегда говоришь: Дональда Дабро, пожалуйста? Ты не сочла нужным сообщить о двадцати штуках в шкафу у эпидемиолога? Задавать вопросы непрофессионально? Это ты?
Это ты, а это — «смит» тридцать восьмого калибра, и какого черта я не достал свой «вальтер» перед тем, как открыть дверь? Теперь я не только грохнул не ту девчонку, кстати, с профессионалами такое случается, я позволил девчонке грохнуть меня, а такого профессионалы не допускают и не остаются в живых, чтобы поведать другим. Я тоже жить не буду, но перед тем как умру, очень хотелось бы рассказать кому-нибудь о том, о чем никто никогда не сможет догадаться — о том, что ты жирный, лысый чувак…
23
Вчера вечером опять не было никаких спортивных состязаний. Прогноз национальной службы погоды: сегодня с утра ясно и холодно. То же самое ночью и завтра днем. Максимальная температура днем около двадцати, минимальная ночью — пять-десять градусов. Завтра снова до плюс двадцати. Сейчас в Центральном парке восемь градусов, а северный ветер со скоростью пятнадцать миль в час переносит нас в… Уабуш, Лабрадор.
Выходной — время расслабиться. Де Бри босиком, в нарядной рубашке с расстегнутым воротом и потертых спортивных хлопчатобумажных штанах, линялых, со следами какой-то эмблемы, уселся на одну из подушек — больше сидеть в этой комнате было не на чем. Дом Де Бри находился в Челси. Тяжелые шторы на окнах создавали ощущение вечной ночи. Ковер был мягкий и лохматый, словно лужайка. Стены увешаны портретами больше человеческого роста — чьи-то предки, судя по их худобе, явно не родственники хозяина.
Де Бри заговорил:
— Джейк, тяжелые климатические условия, которых ты все-таки не побоялся, напомнили мне об одном малоизвестном рыцаре Круглого стола Короле Артуре. Он был карликом. Из-за своих крохотных размеров не мог сидеть верхом даже на пони и попросил конюха приготовить для него большого пса со смешанным происхождением. Пес был немного похож на яка, немного на лохматый ковер и очень мало — на собаку. В походе за Чашей Святого Грааля, или за Истинным Крестом, или за честным человеком, или за хорошей сигарой рыцарь и его боевой скакун попали в ужасную бурю. Гром, молнии, ветер и дождь, короче, второй потоп. Из всех трактиров и почтовых станций рыцаря заворачивали: мест нет, свободных мест нет. Ему приходилось снова отправляться под дождь, на холод. Наконец, когда у него почти не осталось надежды и он решился было устроиться на ночлег в ближайшей рощице, заглянул еще в один трактир. Добрый хозяин пожалел беднягу. Он объяснил, что, увы, свободных мест и комнат нет, но в главном зале у камина есть скамья, где благородный рыцарь может прилечь, а его добрый конь — свернуться калачиком на коврике рядом с огнем. Трактирщик в конце беседы сделал заключение: в такую погоду даже собаку с рыцарем на улицу не выгонишь.
— Ясно, — продолжил Де Бри, когда Ньюмен даже не улыбнулся, выслушав пространное вступление. — А где твой напарник, Джейк? Когда я…
— Ты мне солгал, — перебил его Ньюмен. — У Фрэнсис Мак-Алистер не было романа с писателем Алом Кобленом в 1972 году. В то время писатель жил в Лос-Анджелесе, а она находилась в Карвилле, в больнице. В штате Луизиана.
Де Бри картинно схватился за голову:
— О нет!
Ньюмен пошарил в кармане и вытащил наручники.
— Что ты вытворяешь, сволочь, сбиваешь следствие с толку? За такие дела сажать надо!
Де Бри сокрушенно развел руками, потом вытянул их перед собой, запястье к запястью.
— Виноват. Засади меня.
Ньюмен убрал наручники.
— Ты солгал, что Айвс рассказал тебе о романе с писателем. Но ведь тебе этого никто не говорил, ты сам все придумал, да?
— Да.
— Почему? Зачем? Ты считал, что мы не станем проверять?
— Надеялся. Зачем смущать вдову Коблена вопросами о событиях давно прошедших дней?
— А смутить меня — в этом ты не видишь проблем?
— Ты — толстокожий, — Де Бри поежился.
Ньюмен злобно пнул подушку.
— Спокойно, Джейк, — сказал Де Бри. — Я все могу объяснить. Позволь рассказать тебе…
— Нет. Больше никаких историй. У тебя они слишком длинные. Нет, нет, нет.
Де Бри обхватил руками живот, замкнулся и замолчал. Ньюмен сжалился и прорычал:
— Черт с тобой. Если коротко, то давай.
Де Бри оскалился, потянулся и устроился поудобнее, как кот.
— В прошлый понедельник, около шести часов вечера, я сидел в офисе и считал хлопья пыли в углу, держа ноги на столе. Тут зазвонил телефон. Ну, думаю, Грета Гарбо, само собой разумеется, видимо, ей скучно одной.
— Ближе к делу, — уточнил Ньюмен. — В прошлый понедельник, значит, за день до того дня, когда примерно в полночь Айвс упал и разбился. Верно?
— Правильно по сути и красиво сказано.
— Продолжай, — разрешил Ньюмен. — Но не болтай ерунды.
Де Бри обиженно засопел.
— На самом деле звонил Чарльз Айвс. Он был в пентхаузе несравненной Фрэнсис Мак-Алистер на Парковой авеню, как обычно пишут мальчики в городских новостях. Мол, не мог бы я немедленно подъехать, ему совершенно необходим мой совет, прямо-таки имеет решающее значение. А я уже сделал колонку на завтра, танцевальная карта на вечер пуста. Конечно, подъеду. Накинул пальто, быстро — в лифт, поймал собачью упряжку. В рекордный срок добрался до Парковой — по такому льду мало кто ездит…
— Де Бри?
— Да, Джейк?
— Не-тре-пись!
— Понятно. Хорошо. Да. Так вот, без трепотни, как мы выражаемся, я — у Мак-Алистер, пожимаем руки, предлагают выпить — отказываюсь. И она сообщает мне то, что вы уже знаете. Интересно, а как вы докопались? Ты же мне не скажешь, а?.. Нет. Хорошо.
— Она мне сама сказала, что у нее проказа.
* * *
В это же время Мак-Алистер ждала человека, назначившего ей свидание, и рассматривала снеговика в красных солнцезащитных очках, с пуговицами из бутылочных пробок и подобием короны Статуи Свободы, сделанного из какой-то пены. Снеговик стоял у паромного терминала на Стейтен-Айленд. Фрэнсис Мак-Алистер поправила корону и поудивлялась пуговицам. Сейчас уже мало напитков продается в бутылках, и у всех бутылок крышечки на резьбе.
Она сняла перчатку и прикоснулась к груди снеговика. Пальцы не ощущали холода. Можно в цирке выступать. Например, в тот вечер она подержала руку у самого пламени в камине.
— Я заразилась ею, болезнью Хансена — это более приемлемое название, — во время работы в Корпусе Мира, в Колумбии. Вероятно, пила зараженную воду. Скрытый период тянется годами, очень нескоро я узнала, что заболела.
По иронии судьбы, это произошло во время моего приезда в Нью-Йорк, после похорон. Пошла гулять по Центральному парку. Стоял крепкий январский мороз, было очень холодно, как сейчас. Я принялась лепить снеговика без перчаток. То есть ни у снеговика, ни у меня перчаток не было.
Она грустно улыбнулась, глядя на Де Бри, а Чарльз от улыбки воздержался.
— До этого годами жила в Калифорнии и не имела ни одной пары. В парке незаметно пролетело несколько часов. На следующее утро кончики пальцев страшно почернели, сильное обморожение. Но я ничего, совершенно ничего, не чувствовала.
Тут Чарльз перебил ее и пояснил для Де Бри:
— Болезнь Хансена поражает нервные окончания в конечностях, вызывая потерю чувствительности в кистях рук и стопах. Часто болезнь выявляется вследствие того, что люди не ощущают ожогов и порезов. Знаменитый отец Дэмиен, прокаженный священник на Гавайях, однажды решил попарить ноги в большом горшке и не заметил, что там почти крутой кипяток. Когда он увидел на коже огромные волдыри, то понял, что подцепил болезнь, о жертвах которой поклялся заботиться всю жизнь.
Де Бри не обращал внимания на Чарльза, он обратился к Фрэнсис Мак-Алистер:
