— Ты провела ночь в его доме? Это его футболка?
Я качаю головой.
— О ч-чем ты говоришь? Почему ты спрашиваешь меня об этом? Я думала тебе нужно срочно меня увидеть.
— Просто ответь на вопрос!
— Какой вопрос? — я так сбита с толку. Предполагалось, что мы будем говорить о Кейт, но он ни разу не упомянул ее имени.
— Ты спала с ним?
— Да! Господи, почему тебя это волнует?
Он ходит по комнате.
— Я не хочу, чтобы тебе сделали больно.
Скрещивая руки на груди, я смеюсь.
— Ты видишь иронию в том, что именно ты говоришь мне об этом, верно?
— Боже! Мне жаль, я все испортил. Что еще я могу сказать? Что еще могу сделать?
— Ничего! В том то и дело. Я не ожидаю, что ты будешь что-то делать. Я не прошу тебя извиняться. Но не проси меня провести всю оставшуюся жизнь, уверяя тебя в том, что все в порядке. Я в порядке. Я двигаюсь дальше, и тебе следует делать то же самое.
— Вив…
— Не Вивкай мне. А теперь, хочешь ли ты поговорить о Кейт?
Он качает головой.
— Иди домой, Кай. Мне нужно собираться на работу.
***
Когда мой отец был слишком занят на работе, Кай учил меня ездить на велосипеде без тренировочных колес. Он жил на четыре дома дальше от меня, и вполне уверена, что я полюбила его с того самого момента, когда он разломил свой виноградный двойной фруктовый лед и дал мне, после моего первого падения с двухколесного велосипеда. Мы были неразлучны. Я играла с ним в «ниндзя», а он со мной в «дочки-матери». Мой первый поцелуй был с ним, а его — со мной. Нам было по семь лет, и наши мамы заставили нас поцеловаться для фотографии на день Святого Валентина, но это все равно считалось. Я хотела быть у Кая первой во всем, и чтобы он был первым во всем у меня.
Я: Прости, что сбежала так рано. Я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО хотела остаться
Оли: Ланч?
Я: Не могу, Мэгги сегодня нет.
Оли: Ты одна?
Я: Только я и конопля.
Оли: Что?
Я: В медицинских целях, конечно же.
Оли: Смешно.
Я: Да?
Оли: Увидимся через час.
Я: !!!!!!
— Пришлось взять своего кореша. Нам нужно будет перенести свой полуденный перепихон. Прости, Вив, — Ченс заходит первым, неся коробку с пиццей.
Я развязываю свой зеленый фартук и подмигиваю, проходя мимо него и направляясь прямо в руки Оливера. Он обнимает меня и поднимает, оставляя долгий громкий поцелуй на моих губах.
— Привет.
— Привет, — усмехается он.
Я целую по очереди ямочки на его щеках.
— Что ты делаешь?
— Целую твои восхитительные ямочки.
Он качает головой и опускает меня.
— Не ямочки.
Я скольжу руками в задние карманы его штанов.
— Оли, ты считаешь мои веснушки, ради Бога. Я думаю, это дает мне право целовать и сходить с ума от твоих ямочек.
— Оли? — Ченс поворачивается с громадной ухмылкой. — Ты позволяешь ей называть себя Оли?
— Заткнись!
Мой взгляд мечется между ними двумя. Оливер хмурится с сердитым видом, предупреждая, в то время как Ченс притворяется невинным и улыбается, показывая при этом одну ямочку.
— Мне кто-нибудь объяснит, в чем здесь проблема? Оли — это общепринятое сокращение имени Оливер.
Ченс переводит на меня взгляд.
— Первая девушка Оливера, когда ему было… Сколько тебе было? Девять? Десять?
Оливер продолжает смотреть на него.
— Неважно, ее звали Молли. Оли и Молли, сидят на дереве[47]…
Оливер начинает сокращать расстояние между ними, сжав руки в кулаки.
Ченс поднимает руки.
— Ладно, ладно… Я отвлекаюсь, должен сказать, что дерево все еще растет на заднем дворе у наших родителей с инициалами «О+М», обведенными сердцем, которые вырезаны на коре. Моли разбила ему сердце, неделей позже, оставив его ради Томми, который был на год старше и, по ее словам, «вырос из своего мальчишеского имени и теперь назывался Томасом». В этот день Оли стал Оливером и угрожал избить любого, кто когда-либо пытался назвать его Оли снова.
— Это правда? — смеюсь я.
Оливер смотрит на меня и кивает один раз.
— По моему мнению… — высказывается Ченс, — … ты, должно быть, обладаешь какой-то магической киской, если он позволяет тебе называть его Оли.
— Заткнись. Ты такой грубый.
Мысленно, я покатываюсь со смеху, держась за живот. После прошедшей ночи, я знаю, что у обоих мальчиков Конрад в голове бродят грязные мысли. Единственное различие в том, что Оливер более утонченный, проявляя сдержанность и фильтруя свои мысли перед тем, как они достигают рта — если только он не пьян.
Ченс складывает свой кусок пиццы пополам и засовывает половину в рот.
— Так ты освободился на эти выходные? — я выбираю черную маслину со своего куска пиццы.
Они оба смотря на меня в недоумении.
— Кейп-Код? На этих выходных? Алекс и Шон пригласили нас поехать с ними?
Оливер медленно пережевывает, прищурившись.
— Я спрашивала тебя вчера в «Данкс».
Ченс давится пиццей. Оливер качает головой и закатывает глаза. Я вижу то, что не должна была услышать.
— Ты рассказал ему?
Оливер качает головой, проглатывая то, что у него во рту. Ченс хихикает, отказываясь смотреть мне в глаза.
— Ты сказал ему!
— Нет, не говорил. Я только сказал, что разлил кофе, вот и все. Я клянусь. Я не знаю, почему он ведет себя как тупоголовый, который знает что-то, чего на самом деле не знает.
Я смотрю на Ченса, он поднимает палец, проглатывая.
— Это правда. Когда он показался на работе, он сказал, что облился кофе.
Оливер распрямляет плечи и смотрит округлившимися глазами «я же тебе говорил».
— Но… он поделился со мной другой более интересной историей после четвертого пива прошлым вечером, — Ченс шевелит бровями, а я хочу умереть.
Теперь давится Оливер.
— Я… нет!
— Да-да, братец. И я подозреваю, что ты урезал эту историю, но оставим ее на следующий раз, когда будем пить пиво. Кстати, Вив, можешь брать меня на завтрак в любое время, когда захочешь, — он подмигивает.
Я не ставлю под сомнение слова Ченса, так как сама наслушалась вчера пьяной болтовни Оливера.
Оливер качает головой и хохочет.
— Почему я так огорчен, как будто сделал что-то неправильно? Неужели публичного унижения, горячего кофе на ногах и поездки в неотложную помощь не достаточно, чтобы гарантировать прощение за несколько нескромных поступков, которые я, возможно, совершил?
