Я пнул Райка.
— Вставай! — Кент и Грумлоу уже проснулись. — Вставай, — повторил я.
— Случилось что-то? — Кент эхом повторил мой вопрос. Он неподвижно сидел на полу, в лунном свете его глаза были совершенно черными. Кто всегда был готов к любой неприятности, так это Красный Кент, хотя он никогда их не искал.
Грумлоу проворно вскочил на ноги и поймал Сима за руку. Тот дернулся, пытаясь вырваться, но Грумлоу его не выпустил, а подтащил к окну.
— Макин, посвети, ему тут надобно кое-что зашить.
— Пятеро было? — спросил я.
Сим кивнул.
— Я не могу это так оставить, — сказал я.
Фонарь в руке Макина качнулся.
— Йорг…
— Они отняли гусли, — я не желал его слушать, — и тем самым нанесли оскорбление братству. — Я сделал паузу, чтобы каждый прочувствовал, насколько уязвлена его гордость, и чтобы Симу стало стыдно за то, что он всему виной.
Макин пожал плечами:
— По крайней мере одного из них Сим порезал. Там на улице остались кровавые следы.
— Они были вооружены? — спросил я. Врага нужно знать.
Макин покачал головой.
— Кинжалы. Хотя, возможно, сейчас они уже вооружились топорами. У коротышки был лук, сказал, что собирается поохотиться.
Я скомкал свои одеяла и швырнул их в Райка, сам направился к двери.
— Приступим к делу. И ты тоже, брат Сим, должен видеть это.
Первым на улицу я выпустил Райка и шел за ним следом, оглядывая темные окна и крыши домов. Макин нашел кровавые следы, о которых говорил, черные в холодном свете луны. Мы пошли по следам: мимо церкви, колодца, по узкой улочке мимо сыромятни и конюшни. Похрапывали лошади, еще громче монотонно и хрипло сопел Горгот. Мимо сарая, низкой стены, вышли на заброшенное пастбище, застрявшее между городом и лесом. Мы скучковались, прижавшись спинами к стене сарая, последнему строению у края леса. Никому не надо объяснять: враг вооружен луком, нельзя отделяться от стены, прикрывающей спину, и лучше не светить фонарем так, чтобы обозначился силуэт, — твой или товарища.
— Они в лесу, — прошептал Грумлоу.
— Далеко не могли уйти, — Макин развернул фонарь, чтобы спрятать лучи.
— Почему ты так думаешь? — спросил Грумлоу, пристально вглядываясь в черную стену леса.
— Лунному свету в чащу не пробиться, а вслепую гулять там несподручно. — Я повысил голос настолько, чтобы меня услышали в лесу. — Почему бы вам не выйти из лесу? Мы только поговорить хотим.
Стрела вонзилась в стену сарая в ярде у меня над головой. Послышался смех.
— Лучше пришли нам свою подружку, если ей еще хочется.
Грумлоу рванулся и сделал шаг по направлению к лесу, но он не был настолько глуп, чтобы сделать еще один шаг. Райк, напротив, пошел бы дальше, если бы я грубо не окликнул его. Это Прайс, кровный брат Райка, когда-то давно забрал юного Сима из борделя в Белпане. Никто из братьев так и не смог мне объяснить, почему Прайс спас одного мальчишку, а всех остальных, включая взрослых проституток и их хозяйку, распотрошил. Но это, по всей видимости, много значило для Райка. И вот вам доказательство, если доказательство вообще нужно, что Бог, возможно, и сотворил нас из глины: кого-то — здоровым, кого-то — сильным или красивым, а изнутри мы сами творим себя из всякой глупости, из того, что хрупко и уязвимо, — терновника, собаки, надежды, что Катрин сделает меня лучше, чем я есть. Даже туповатые желания Райка родились из потерь, которые он, возможно, вспоминал лишь во сне. Все мы собраны из обломков нашего опыта в нелепый коллаж, все части подогнаны настолько плотно, что из них является миру наше лицо. Мы иногда ломаемся, и это единственное, что делает нас людьми. В этот момент освобождения мы ближе к Богу, чем думаем. Я остановил Райка, но я бы сам с большим удовольствием прочесал лес.
— Надо дождаться рассвета, — сказал Макин.
Он был прав, но не особенно хотелось это признавать. И я бы так и сделал, если бы не Горгот, который шел по узкой улочке к сараю. Вот удивительное смешение ума и глупости. Луна висела у него за спиной, и в ее свете он представлял собою отличную мишень, к тому же довольно большую. Я услышал шипение летящей стрелы и последовавшее за этим глухое ворчание Горгота.
— Сюда, идиот! — позвал я, и он рухнул спиной на стену рядом со мной. Гог вился у его ног. Макин поднял фонарь, но я не позволил ему снять колпак. — Не смертельная рана. Может потерпеть.
— Он и дюжину таких стрел вытерпит, — проворчал Райк.
Несмотря на мой запрет, свет появился, и мы увидели стрелу, торчавшую в плече Горгота, она вошла в его тело не более чем на дюйм, словно плоть левкрота была тверже дуба.
— Макин, я же не…
Но свет шел не от фонаря в руке Макина. Он лился из глаз Гога — желтый и горячий. Я мог бы сказать ему: «Нет», оттащить за угол и оставить укрывшихся в лесу до утра, но как огонь вспыхнул в Гоге, едва он увидел, что Горготу причинили боль, точно так же во мне проснулся холодный огонь, когда я увидел в гостинице избитого Сима. Я устал говорить «нет». И потому взял Гога за руку, чувствуя под его кожей пульсирование огня.
Он посмотрел на меня, глаза белые, как звезды на небе.
— Пусть горит, — сказал я.
Что-то горячее пробежало по моей руке до плеча, прожигая насквозь, горячее, как обещание, — злость расплавилась и побежала по венам.
— Что вы там жарите? — насмешливо крикнули из леса.
Мы с Гогом медленно пошли на голос, влажная трава кукожилась и жухла под его босыми ногами.
— Что за чертовщина? — В непроницаемой темноте леса заволновались. Просвистела стрела, но охваченный пламенем ребенок — сомнительная мишень, глаз теряет меткость.
Когда мы прошли ярдов десять, до нашего слуха донеслось шипение, тысячи змей зашипели в темноте… или, возможно, с таким звуком испарялся закипевший сок деревьев. Из моей груди вырвался хохот, будто исторгся паром раскаленный внутри меня жар. Злость, которую я носил в себе, воспламенилась и разрослась так, что не умещалась внутри меня, она уже не была направлена на обидчиков Сима, она превратилась во всепоглощающую, в исступленный восторг ярости, вырвавшийся из меня хохотом.
Прозрачный язычок пламени поднялся над головой Гога и омыл меня теплой волной. У кромки леса взорвалось первое дерево и разлетелось клочьями раскаленного добела пламени. Пламя охватило стоявшие рядом деревья, побежало по весенней траве, превращая все в пепел. Взорвалось еще несколько деревьев, за ними еще и еще, и вот уже непрерывно грохотал фейерверк из белого пламени. Вспыхнул сарай, хотя его от кромки леса отделяло не менее двадцати ярдов, вся стена вмиг превратилась в оранжевое облако. Я увидел выбежавшего из леса лучника, одежда на нем горела. Появилось еще несколько фигур-факелов, они пробежали несколько шагов и упали.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
