Была бы машина — можно было бы, как умные люди, поездить по области. Заброшенных деревень и в конец захиревших областных городишек нынче до фига и более, озолотиться можно. Там, в глубинке, многим вещам просто цены не знают, такое могут выбросить за ненадобностью, что в любой крутой комиссионке с руками оторвут. Но машины ни у кого из них нет и не предвидится, да и заморочно это все — сдавать на права, бензин, техосмотры, да еще, глядишь, какой-нибудь козел на джипе устроит столкновение, и попадешь на такие деньги, что пахать будешь всю оставшуюся жизнь как папа Карло. Нет уж, нам и в городе есть где развернуться. Главное — не столкнуться с серьезными конкурентами, теми, кто работает по-крупному. Костей потом не соберешь, или после такой встречи запросто можно превратиться в еще одно привидение, обитающее в каком-нибудь бывшем доходном доме, который год безуспешно дожидающемся капремонта. Но сюда крутые ребята, похоже, еще не добрались; можно осторожненько заглянуть в одну-две квартиры и — в лесок, до дому.
Троица останавливается перед дверью на втором этаже. На двери множество звонков, под каждым табличка с фамилией — старинные, из блестящего металла, и вполне современные, написанные от руки печатными буквами. Сразу видно — никто здесь не живет: провода от звонков грубо оборваны, их разлохмаченные кончики торчат в разные стороны.
Старший из троицы, в жилетке с множеством карманов, достает из одного из них отмычки, за которые в свое время отдал почти новую стереосистему, какое-то время ковыряется в замке, а потом, чуть приоткрыв дверь, делает жест фокусника, только что исполнившего сложный трюк. После этого он демонстративно надевает перчатки, приобретенные в магазине «Все для садоводов». Остальные следуют его примеру: «Мы работаем чисто и не оставляем никаких следов». Все-таки хорошо, что они не поддались уговорам бывшего одноклассника и не пошли в «черные» следопыты. Бродили бы по лесам и болотам, выковыривая из земли всякие ржавые железяки и — брр! — кости. А еще, чего доброго, могли бы столкнуться нос к носу с «белыми», идейными коллегами, а они так могут навешать, мало не покажется. Мы лучше как-нибудь так, без пыли и особых хлопот, а ихние байки будем слушать на теплой кухне за кружкой пива...
Так, что мы имеем с гуся? Луч фонарика скользит по стоящим вдоль стены коридора стульям послевоенной эпохи, кошмарного вида вешалкам, задерживается на стильном резном буфете с совами. Классная вещица, но не переть же ее на себе. После недолгого размышления старший поворачивает налево, к двери, над которой слабо светится замазанное белой краской окошко. Подойдя к двери, он достает из другого кармана масленку с машинным маслом, тщательно смазывает петли, вытирая несколько случайно пролившихся капель чистой тряпочкой.
Квадратная, почти пустая комната. Из мебели здесь остался только приземистый сервант с зеркалом годов примерно пятидесятых и массивный платяной шкаф из светлого дерева. Судя по многочисленным выгоревшим прямоугольникам на обоях, здесь когда-то было тесно от картин и фотографий в рамках. На первый взгляд поживиться тут нечем.
Но это не имеет никакого значения. Этаж «господский»; те, кто жил здесь до революции, вполне могли что-то припрятать. К примеру, свалили за границу или еще куда, думали, что когда-нибудь вернутся за фамильными бриллиантами... Старший становится на четвереньки и принимается простукивать пол. Звук везде одинаковый. Хотя нет: вот здесь, возле плинтуса, что-то есть. Кладоискатель останавливается, вынимает из рюкзака устрашающего вида нож и поддевает им одну из паркетин. Так и есть, чутье не подвело! Но добычей его становятся всего лишь пятьсот доперестроечных рублей и свернутый в трубочку журнал из ГДР с полуодетыми красотками. Ничего, от проколов никто не застрахован, а к поискам они еще по-настоящему и не приступали. Подоконник, явно «родной», мраморный; он будет не он, если здесь не обнаружится клада. Но подоконник, несмотря на все усилия, отказался покидать свое место.
Между тем остальные двое, которым надоела роль зрителей, начинают бесцельно слоняться от стенки к стенке, действуя старшему на нервы. Он вполголоса приказывает одному заняться следующей комнатой, а другому — просмотреть все остальные, а обнаружив что-нибудь достойное внимания — немедленно доложить.
* * *
Наскоро заглянув в несколько комнат, третий оказывается в самой дальней из них, ее еще называют «тещиной». Здесь он обнаруживает печь, покрытую узорчатыми изразцами. Если тут что и спрятано, то именно в этой печке, где же еще? Он сам все здесь обшарит, обнаружит клад, а уж какие находки предъявить общественности, а какие оставить для себя лично, еще подумает. А то некоторые тут раскомандовались сверх всякой меры, корчат из себя суперпрофессионалов, а сами, кроме всякого барахла, ничего найти не могут.
Он с трудом открывает железную дверцу, увлеченно шарит внутри... и вдруг чувствует, как его охватывает жуткая беспричинная депрессия. Какой, в сущности, ерундой он здесь занимается. Все это бессмысленно, бесполезно, и сам он лишь ничтожная песчинка перед лицом мироздания...
Здоровенный парень садится на корточки перед раскрытой печкой и начинает безудержно рыдать, размазывая слезы перепачканными в саже руками. Он не обращает внимания ни на что вокруг, тем более на громадную псину, которая устроилась прямо за его спиной и смотрит на него, как на миску, полную вкусных косточек.
Когда же рыдания наконец затихают и сидящий человек впадает в полуобморочное состояние, Собака бесшумно поднимается и исчезает из комнаты, просочившись прямо сквозь стену.
* * *
Тем временем оставшийся член команды в одной из комнат обнаруживает нечто интересное. Военная форма, да не какая-нибудь, а времен Гражданской; висит себе преспокойно в шкафу рядом со всякими шмотками. Да все «черные» следопыты просто удавились бы от зависти! Что там еще? Нет, ничего ценного. Парень оборачивается, смотрит по стенам. Вот это да, настоящая картина; морской пейзаж. Он подходит к стене, чтобы рассмотреть свою находку поближе. Шторм, корабль, который уже почти скрылся под водой, на поверхности торчит лишь мачта, за которую в отчаянии цепляются люди. Да, врагу такого не пожелаешь; вот так, ни за что ни про что... Не «Титаник», конечно, но им-то от этого не легче.
Сами собой начали всплывать в памяти рассказы о кораблекрушениях, которыми он зачитывался в детстве. Внезапно голова у него закружилась, в глазах потемнело, а когда опять прояснилось, парень едва смог сдержать крик ужаса.
