картошка. Лук-порей. Ещё картошки. Они быстро бегут. Они напуганы.
– Он поймал одну картошку и съел её на шампуре. А её ботинки можно забрать себе, это удобно.
– Вот он прилёг вздремнуть. Ракета летит с Земли. Они собираются его искать. Как и раньше. Не дают ему отдохнуть.
– Его будит шум, он хочет спрятаться. Но падает в яму. На луне полно всяких трещин. Он туда падает. Не смотри дальше! Сначала скажи, что, по-твоему, там внизу.
Были и ночные прогулки с фонариками. С ними безблагодатная местность становилась прекрасной; ты чувствовал, что можно делать всё что угодно.
Джонатан хорошо знал окрестности: переулки, поля, ручьи и леса, поэтому им было не страшно заблудиться. Но Сержу была не нужна экскурсия с гидом. Перевозбудившись, особенно, когда они достигали окраины леса, он сбегал от Джонатана на разведку. Вскоре он заражал своим энтузиазмом Джонатана, для которого магия леса и ночи давным-давно угасла, но будучи вновь увлечённый ею, в конечном итоге сам начинал пугаться темноты, как только исчезал танцующий свет фонарика Сержа.
Серж любил прятки. Он говорил:
– Ты иди той дорогой, а я пойду этой. Будем считать до тысячи. На самом деле, ты не должен считать все числа. Просто иди какое-то время. Потом поворачиваем обратно. Но фонарик прятать нельзя. Побеждает тот, кто первым заметит соперника.
У мальчика хватало хитрости залезть на дерево. Он давал Джонатану скрыться из виду, а затем взбирался по ветвям на ту высоту, где можно раскачиваться, смотреть на звёзды и на всё небо. Воздух там был прохладный! Затем очень громким голосом он звал Джонатана, но тот гасил фонарик, привязанный обрывком шнурка к петле на брюках.
Через некоторое время Джонатан приближался, слегка дезориентированный, не совсем уверенный откуда шёл крик. Серж не видел фонарика, даже не слышал шагов, но голос молодого мужчины слышно было отчётливо.
– Ну, и где же я? – восклицал зачарованный Серж, заметив свою жертву в нескольких метрах от дерева.
Локациями для подобных игр служили небольшие скалистые образования с маленькими пещерами и довольно чистый ручей, до которого можно было добраться, преодолев два забора и проскользнув под колючей проволокой. Серж не сдавался, пока не начинал уставать, и лишь тогда предлагал вернуться домой. Как правило, было уже одиннадцать часов или полночь. Часто приходилось долго идти назад, блуждая и вновь находя дорогу. У мальчишки слегка заплетались ноги, но он всегда был в весёлом настроении. Он придумывал идеи на завтрашний вечер.
– Это был обычный город с машинами. Больше ничего! Там было так странно!
– Понимаешь, это не настоящий комикс, потому что я ничего не подписываю. Только рисую. Есть не очень удачные, я их не вставляю. Но иногда начинает получаться. Вначале они все были такими.
– Ты рисовал глупые картинки? Когда был маленьким?
Если поведение Сержа теперь было очень ласковым, порой даже демонстративно ласковым, то сам он, однако, стал менее коммуникабельным. Ровесники почти не привлекали его внимания; что касается взрослых, он даже не смотрел на них. Он ничего не говорил о своих родителях; время от времени приходили новости, открытки; на несколько мгновений выражение его лица затуманивалось или принимало отсутствующий вид, потом он, казалось, полностью забывал всё.
Его любопытство к Джонатану росло. Он требовал историй, хотел знать всё о его жизни. Джонатан подчинялся, рассказывал всё, что мог. Ощущения были противные: он не любил ни лгать, ни упрощать; но приходилось.
Красота мальчика тоже беспокоила Джонатана, и он никак не мог свыкнуться с ней. Он надеялся, что это впечатление будет скоротечным. Иногда он с некоторой грустью вспоминал Сержа, которого знал прежде, тот Серж не бросался в глаза, во всяком случае, не был таким красивым как этот, отдельно от него или в дополнение к нему.
Эта красота заставляла Джонатана робеть. Он никогда не осмеливался проявлять инициативу в их соитиях. Он почти сожалел о том, что они случались – при том, что безмерно нуждался в них. Без доброты Сержа, его непринуждённости и вульгарной жадности ему было бы не справиться.
Они трахались понемногу, но постоянно. То, что поразило Джонатана, когда в Париже он спал вместе с ребёнком – которому тогда едва исполнилось семь – как тот поворачивался к нему спиной и засыпал, уткнувшись задницей в ложбину меж бёдер молодого мужчины, при этом они оба сворачивались в позу эмбриона. Утром он возвращался в эту же позу, и однажды, не говоря ни слова, он просунул руку за спину, взял член, втиснутый между половинок его жопки, и подвигал бёдрами так, чтобы вложить его прямо в свою дырочку. Джонатан не смел пошевельнуться и притворился, что всё ещё спит. Однако тем же вечером, когда они были в постели и предавались различным ласкам, они снова оказались в той же позиции; Джонатан, когда дырка мальчика всё ещё была влажной от его слюны, протолкнул в неё свой орган. Он и не представлял, насколько она эластична. Войдя примерно на палец, он услышал, как Серж тихо простонал:
– Больно немного.
Он сразу вытащил и больше не собирался начинать. Непропорциональность размеров пугала его, хотя Серж, со своей стороны, казалось, совершенно этого не осознавал.
Позже ребёнок повторил этот жест. Джонатан к тому времени уже лучше понимал запросы детского тела. Он не проникал или почти не проникал, но таким образом долго дрочил мальчику анус, покуда не орошал его, затем вытирал насухо. Впрочем, иногда Серж мог потребовать с мирным деспотизмом:
– Нет, продолжай, пусть будет мокро.
Это действо было частью их распорядка, не занимая какого-то привилегированного места. Что касается Сержа, то после различных низменных и нерешительных провокаций он нашёл способ развлечься с задом мужчины, хотя добиваться оргазма всё же предпочитал руками.
Итак, долгое время эта содомия смешивалась с другими удовольствиями; среди них она ничем не выделялась, и проходила незамеченной. Взросление ребёнка и давность их интимных отношений постепенно повлияли на характер проникновений – они стали гораздо глубже, но все ещё статичными со стороны Джонатана; менее шаловливыми, но более искусными, более долгими и прочными со стороны Сержа.
Развитие продолжалось всё лето. Но повлияло и одно внешнее событие. Серж рассказал Джонатану, что незадолго до каникул он отсосал у пятнадцатилетнего подростка, который затем выебал его, забыв об осторожности. Это был один из той кучи юношей и девушек более или менее разных возрастов, которые ходили к Барбаре. Внезапная инициатива исходила от подростка; Серж согласился без обиняков. Окончилось всё ничем:
