он об этом постоянно. Они тогда не понимали меня. Никто меня не понимал тогда. Я даже сама себя не понимала. И это было потому, что мне было пятнадцать, я была художником и хотела, чтобы моя взрослая жизнь, черт возьми, началась уже. Не завтра, не через три года, а вчера. Я была молода, глупа и нетерпелива. Теперь я все это понимаю. Понимаю, что тогда я была и вела себя как маленькая сучка. Я не горжусь тем, какой тогда была, теперь понимаю, что мое поведение — мой протест был смехотворным. Я смотрю на свои тогдашние фотографии и поеживаюсь. Но с тех пор я прошла еще через несколько этапов, потому что это всего лишь я. Я женщина. У нас происходит такое дерьмо. Черт возьми, я предпочту свою гранжевую фазу нежели фазу Шаньи. Черные кожаные штаны и вся эта прическа? Сумасшествие.
— Дорогая... — начал он снова и двинулся ко мне, но я наклонилась к нему и рявкнула:
— Не смей, бл*дь, приближаться ко мне, — он остановился как вкопанный.
Я уставилась на него.
Тогда сказала:
— Я скажу тебе. Когда Денни Лоу перешел все границы, это меня напугало до усрачки. Но только потому, мне повезло, что он не сорвался, когда пытался со мной проделать свои штучки. Это было отстойно, но все было кончено и давно позади, он не успел зайти слишком далеко, я убежала и выжила. Я даже удивилась, что он оказался сумасшедшим, каким был, серьезно? Он был в некотором роде очаровательным до того, как стал таким маньяком. Это напугало меня до чертиков, но думаю, что они могут быть такими, люди, у которых не все в порядке с мозгами. Когда Денни делал свое дело, сеял хаос по всем Соединенным Штатам, мы с Дэррином много говорили об этом. Не потому, что я нуждалась в его утешении. А потому что он был гораздо больше напуган происходящим, чем я, представляя, что могло случиться с его младшей сестрой в руках этого сумасшедшего. Так что это я утешала своего брата, а не наоборот.
— Дорогая...
— Я еще не закончила, — огрызнулась я.
Он закрыл рот и посмотрел мне в глаза.
Я позволила ему смотреть мне в глаза некоторое время, а потом прошептала:
— Спасибо, Майк. Приятно узнать раньше, что ты мудак. Я рада узнать это сейчас, прежде чем отдала бы тебе свое сердце, хотя у меня был всего лишь один день с тобой, но я была готова завернуть свое сердце в аккуратный бант и передать прямо тебе. Я рада узнать, что ты не хочешь детей, а я хочу, даже если бы ты не был мудаком, у нас бы ничего не вышло. И я рада узнать, что ты точно знаешь, что мы не сможем жить вместе, потому что было бы отстойно встречаться с парнем, с которым я провела один уик-энд, и была так взволнована, представляя выпавшую возможность жить вместе, и «Хиллигосс» был бы тогда в десяти минутах езды каждый день, и мне не приходилось бы ждать пончиков шесть месяцев. Я действительно была взволнована тем, чтобы вернуться домой, видеть, как Фин и Кирбии взрослеют и ходят на свои футбольные матчи по пятницам вечером. Так что приятно узнать, что я не буду с мужчиной, которому наплевать на меня настолько, что ты даже не рассматривал такую возможность, что я могу вернуться назад в родной город.
— Дасти, дай мне возможность высказаться, — мягко попросил он.
— Нет, ты уже достаточно сказал, — немедленно ответила я, а затем продолжила. — Знаешь, я не знаю, что случилось с твоей женой или с той Вайолет. Но я точно знаю, что я не они. И также знаю, что дважды ты делал поспешные выводы обо мне, на этот раз третий. И упомяну, что ни разу ты не нашел времени поговорить со мной как со взрослым человеком о том дерьме, которое творится у тебя в голове. Итак, добавлю, что я рада, что мне не придется терпеть всю жизнь или как бы долго мы не продержались твоих тестов или испытаний. Я не хочу доказывать постоянно, что я достаточно хороша для супер горячего, великолепного Майка Хейнса. Потому что, честно говоря, это утомительно.
Он ничего не сказал, и я заметила, что его лицо стало пустым.
Да будет так. Мне пора было заканчивать.
Так я и сделала.
И сказала совершенно открыто.
— Чему я не рада, что ты показал мне нечто удивительное, а потом сразу же забрал. Меня так же тошнит от мужчин, которые вот так играют со мной, играют в игры с моим сердцем. Поэтому последнее, Майк, я очень, очень не рада, что после стольких десятилетий, когда я очень хорошо думала о тебе и переживала, ты оказался таким человеком.
Затем я повернулась, швырнув в него чертовые дневники с подростковой тоской и бредом, написанные мной двадцать лет назад на своем диване, направившись на выход, чтобы побыстрее убраться отсюда.
Я не успела, Майк схватил меня за плечо, когда я пыталась пройти мимо него.
Моя голова откинулась назад, и я прошипела:
— Убери от меня свою руку.
— Ты все сказала, Ангел, я заслужил, теперь дай мне шанс объясниться.
— Убери от меня свою руку.
Он мягко притянул меня к себе и наклонил голову ближе, прошептав:
— Дай мне шанс объясниться.
Я уставилась на него.
Боже, как бы я хотела, чтобы он не был таким красивым.
— Убери от меня свою руку.
— Дорогая, дай мне шанс...
Я поднялась на цыпочки и прямо к его лицу, закричала:
— Убери от меня свою руку!
Я не стала ждать, выдернула свою руку, сделала два быстрых шага мимо него, затем развернулась.
— Больше нет шансов, Майк, это, — я указала на дневники, — третий промах.
Потом выбежала из его дома.
К счастью, он не последовал за мной.
И, к счастью, я благополучно добралась домой, хотя моя видимость была ограничена слезами, я выплакала свои чертовые глаза.
* * *
Суббота, 9:36 вечера.
Майк стоял на холоде на балконе своей спальни, глядя на освещенную ферму Холлидей, видневшуюся не так далеко, прижимая телефон к уху.
Неудивительно, что его переключили на голосовую почту.
— Дорогая, не улетай, не позвонив мне. Мне есть что сказать. Я встречусь с тобой, где ты скажешь. Но нам нужно поговорить, Дасти. Прошу тебя, дорогая,
