Постепенно безмятежность, идущая от них, успокоила ее, и к ней вернулись силы, будто она была уже не одна.
– Папа! Мама! Помогите мне! – молилась она, представляя их рядом, ища у них поддержки в этот страшный час.
Сейчас она уже не помнила, когда она почувствовала усталость от молитвы. Но решила, что, устав, она легла на скамью и сразу же уснула, погрузившись в забытье. А теперь, утром, все ее беды показались ей не такими уж большими и пугающими, как вчера.
Она опустила ноги на землю и слегка передернула плечами. В церкви было холодно, хотя в восточное окно уже светили первые лучи солнца.
«Я должна вернуться», – подумала она.
Она вышла наружу через маленькую дверь молельни. Почти неслышными шагами прошла но проходу между скамьями к двери, через которую она входила в церковь, и распахнул ее. Мир за дверью был золотым и свежим, но она на секунду заколебалась. Ей казалось, что церковь защищала ее, а теперь ей предстоит вернуться в опасный мир. Но она подумала, что у них в семье никогда не было трусов, и она должна смело идти навстречу опасности.
До сада было недалеко, оттуда был виден большой дом, ярко-розовый в утреннем солнце. Он снова, казалось, гостеприимно звал ее войти, и на минуту ей показалось, что весь вчерашний вечер ей приснился… Но она с замиранием сердца представляла себе их встречу с маркизом. Что же он ей скажет? И как она станет отвечать ему?
Ставни были еще закрыты, по положению солнца Мелинда определила, что еще не больше пяти часов.
Она медленно шла по розарию, когда одна из горничных открыла боковую дверь и, опустившись на колени, начала мыть ступени. Мелинда молча подошла к ней, ее тень упала на склоненную девушку, с удивлением поднявшую голову.
– Господи боже мой! Как вы испугали меня! – воскликнула она и, поднявшись на ноги, быстро добавила:
– Прошу прощения, мэм, я не должна была так говорить.
– Ничего, – улыбнулась Мелинда. – Не думаю, что вы могли ожидать гостей в такой ранний час.
– Вы правы, мэм, – ответила девушка.
Мелинда прошла мимо нее и вошла в дом. После солнечного света там показалось темно и тихо. Она прошла через холл и поднялась по лестнице. Она слышала звук раздвигаемых штор и открываемых ставен, но дошла до своей комнаты, так и не встретив ни души.
И тут она вспомнила, что вчера вечером заперла дверь своей спальни. Мгновение она стояла в замешательстве, раздумывая, что делать, затем припомнила, что есть еще одна дверь, которая ведет в ванную. Она была конечно же открыта, и она подумала, что маркиз, захоти он на самом деле войти к ней, мог воспользоваться той дверью.
Она вошла в спальню, открыла дверь и задернула штору, которую отодвинула вчера вечером. Будет лучше, подумала она, если горничная, прислуживающая ей, не заметит ничего необычного, поэтому она разделась и, надев ночную рубашку, легла в постель.
Она не уснула, а лежала в темноте и думала о том, что же ей делать. А если маркиз снова поцелует ее?
Достанет ли у нее сил отклонить его поцелуй? Сможет ли она сопротивляться ему каждую ночь? Сможет ли она не пустить его в свою комнату и не выполнить его желания? Вопросы назойливо лезли ей в голову, и, словно прячась от них, она уткнулась лицом в подушку.
Ей принесли завтрак. И она медленно поднялась, тщательно оделась, придирчивее, чем прежде, оглядывая себя в зеркале. В глубине души она знала, что она просто пытается выиграть время, и, когда уже нельзя было больше тянуть, она с решительным видом, хотя и с недостаточной решимостью внутри, вышла из спальни и спустилась вниз.
Она была почти уверена, что найдет маркиза в гостиной, но его там не было. Она села на диван и снова задумалась, что делать дальше. Она взяла книгу с одной из полок, но поняла, что не может читать. Она ощущала, как каждый нерв у нее напряжен, и все время прислушивалась и прислушивалась, не идет ли он.
Совершенно неожиданно раздался гул голосов: где-то разговаривали и смеялись мужчины и женщины. Она снова прислушалась и, повинуясь любопытству, подошла к двери гостиной и выглянула наружу.
В Большом холле было полно людей. На мгновение Мелинде показалось, что она никого из них не знает, но потом одного человека она все же узнала. И тут в парадную дверь вошел маркиз.
Он не видел Мелинду, но ее сердце заколотилось при его появлении. Он был в скаковых бриджах, котелок на голове небрежно сдвинут набок, в руке– хлыст, а рядом с ним были две собаки.
– Что здесь за вторжение? – медленно проговорил он, увидев, что вся толпа повернулась и выжидательно смотрела на него. Было неясно, доволен ли он или сердится на них за их приезд.
– Дрого! Какого черта вы уехали из Лондона и ничего мне не сказали?
Мелинда без труда узнала эти простертые к маркизу руки и прелестное лицо с полуоткрытым ртом.
– Я никак не ожидал увидеть вас сегодня утром, Скиттлз, – сказал маркиз.
– Но вы рады меня видеть? Скажите, что вы рады меня видеть!
Скиттлз повернулась лицом к нему и обольстительно надула пунцовые губки. Почти сама того не сознавая, Мелинда стиснула руки. И тут ее увидел капитан Вестей, стоявший у камина. Он подошел к ней и воскликнул:
– Мелинда, приятно вас видеть! Вы хорошо доехали вчера?
Он поцеловал ее руку, и она заставила себя ответить:
– Да, да, поездка была очень приятной, спасибо.
Так хорошо оказаться вне Лондона.
– Мы все точно такого же мнения, – сказал он. – И Скиттлз поэтому настояла на том, чтобы мы отправились сюда безбожно рано, у меня еще слипались глаза.
Жервез Вестей посмотрел на Мелинду, и она поняла, что он дает ей время взять себя в руки и намеренно не позволяет ей смотреть на то, как Скиттлз с помощью всех своих хитростей пытается обольстить маркиза.
В изумрудной амазонке та выглядела необыкновенно привлекательной, талия казалась фантастически тонкой, а кожа невероятно белой.
– Вы скоро сдохнете со скуки, проводя время в деревне, – сказала она своим резким голосом, но маркиз уже освободился из ее цепких рук и приветствовал других гостей.
Скиттлз сопровождали одни мужчины: все элегантно одетые, слегка навеселе, державшиеся очень непринужденно. Они приветствовали Мелинду, которую представил им капитан Вестей, с легкой фамильярностью, которая показалась ей обидной, потому что она не понимала причин такого отношения к себе.
– Ну, думаю, было чертовски правильно приехать и развеселить вас, – сказала Скиттлз. – Жервез рассказал нам о вашей тяжелой утрате, и мы решили, что вы не станете хандрить, если вас будут окружать друзья.
– Мило с твоей стороны, Скиттлз, – сказал маркиз с ноткой сарказма в голосе, – но к чему такой огромный эскорт?
– Мне что же, надо было прихватить развалину компаньонку с собой, да? – со смехом спросила Скиттлз. – А вон той бледной особе, кажется, требуется нянька!
