— Направление-то у меня с большой печатью, а если в деле нет разумения, ею не прикроешься…
— Меня тоже «женили» заочно,— шутливо отозвался Полуэктов.— Но не жалуюсь: «невеста» быстроногая…
— Кто в море бывал,— добавил главный конструктор Алексеев,— тот лужи не боится. Все будет хорошо.
Упорства и настойчивости Девятаеву было не занимать. Выводить «Ракету» на крылья, вести в скоростном режиме оказалось не так страшно, как «малевали». Сложнее оказалось отработать подходы к причалам. Тут-то и пригодился летный опыт. Ведь посадить самолет на землю — один из самых ответственных моментов полета.
Полуэктов остался доволен новичком.
— Сообразительный,— сказал о нем Горбикову.— Над чем я бился неделю, за день осваивает.
Механик подтвердил:
— И в двигателе разбирается…
Семнадцатого августа все газеты напечатали Указ… Правительственной телеграммой Михаила Девятаева вызвали в Москву.
Главный маршал авиации, командующий Военно-Воздушными Силами страны Константин Андреевич Вершинин вручил капитану «Ракеты» орден Ленина, Золотую Звезду, грамоту Героя.
На торжестве были и Александр Иванович Покрышкин, и успевший прилететь с Дальнего Востока Владимир Иванович Бобров.
Хорошо было хлебосольное московское гостеприимство, приятны встречи со старыми друзьями и новые знакомства. Но в Горьковском речном порту готовили «Ракету» к открытию первой в стране регулярной скоростной пассажирской трассы. Девятаев заспешил туда. Ему предстояло нести вахту в капитанской рубке.
НОВЫЙ ПОЛЕТ
Воскресным утром двадцать пятого августа 1957 года впервые полетело с пассажирами диво дивное, корабль крылатый — «Ракета».
И, как ни странно, началось это с курьезов. В канун рейса судоходная инспекция и спасательная служба поставили «в известность всех владельцев моторных и весельных лодок в связи с началом курсирования на участке Горький — Казань скоростного теплохода «Ракета» запрещается выходить на Волгу на весельных и моторных лодках.
Всем лодочным станциям и яхтклубам в указанные часы (время для каждого пункта проставили свое — согласно расписанию.— Н. С.) запрещается выдавать плавсредства на прокат».
Теперь это устрашающее предупреждение вызывает лишь легкую усмешку. А тогда… Тогда владельцы личных плавсредств всерьез приуныли, им, казалось, пришел конец. Попробуй поплыви — дьявольская «Ракета» вмиг раздавит, щепок не соберешь. Даже отчаянные смельчаки не отважились спустить лодки на воду. В «указанные часы» купальщики, как по команде, выскочили из воды на песчаные берега, а рыболовы, проклиная шайтан-пароход, непойманных язей и окуней, торопливо смотали удочки.
— Уходи от воды, волной расшибет! — через мегафоны со всей строгостью вещала милиция.
— Тебе жизнь не дорога?— спрашивала спасательная служба.— Валяй отсюда!
Ведь никто еще не видел летающего судна, не знал, «с чем его едят».
Все было внове.
Когда в шестидесятом году по Волге начал ходить «Метеор» — крылатое судно вдвое больше своего первенца — такой шумихи не было. Но устрашение первой «Ракетой» держалось не одну навигацию. Кому-то сказали, что она «попадает в воздушные ямы», что «крылья» могут отвалиться и «Ракета», как снаряд, «врежется в речное дно». Чтобы рассеять всякие сомнения, Полуэктов прибегнул к «наглядной агитации»: предложил членам экипажа брать в дорогу жен, детей, знакомых и покатать на новом судне. На дебаркадерах уговаривали людей:
— Не хотите быстро и с комфортом ехать? Или побаиваетесь? Да вон, смотрите, детишки не трусят…
Как анекдот вспоминается курьез. «Ракета» ошвартовалась у причала. К сходням подошла старенькая женщина со свертком.
— Где у вас тут капитан?
— Я, мамаша,— Девятаев открыл дверцу рубки,— слушаю вас.
— Спасибо тебе, сыночек, большое спасибо.
— За что? — не понял он.— Вы, кажется, с нами не ехали.
— Правильно, правильно. И не поеду, я пароход жду, на нем живой останешься.
— Не понимаю, в чем дело? — капитан перевесился через перила.
Женщина, приподняв сверток, повеселела:
— Я в сельпе мануфактуры на две кофты купила и внучатам на рубашки. Подмочили ее немножко, и цену скостили. А материал все равно хороший. Вот и спасибо тебе.
— За что? Не понимаю…
— А как же,— старушка заговорила украдкой, чтоб другие не услышали.— Восекось вон какой ветер был.
Сказывают, твоя «Ракета» на баржу налетела, бок ей пробила. Ну, и подмочило мануфактуру-то, продавать стали дешевле.
Не выдержав, капитан расхохотался.
— Ни на кого мы не налетали, мамаша,— ответил, посерьезнев.— Никакую баржу не топили. Напраслину разносят.
— Да, я сама-то не видела. Только спасибо тебе… Убирая трап, моторист, парень веселого склада, не выдержал:
— Бабуся, а тебе атомной энергии не надо?
— Накой она?
— Печку топить. Одного наперстка на всю зиму хватит. В тепле будешь.
Капитан из рубки погрозил пальцем мотористу. Но тот закончил:
— Вон около бакена мы ледокол ухайдакали. Нырни — и будет у тебя атомная…
— Я шкипера попрошу, он у меня знакомый.
Но вернемся к первому рейсу. В тот солнечный воскресный день, кажется, все жители прибрежных сел и деревень высыпали к реке. Сгрудились па холмах, облепили откосы. Мальчишки, словно щебечущие воробышки, устроили свои «наблюдательные пункты» на покатых крышах домов и в густоте зеленых куполов деревьев.
«Ракета» выкатилась из-за поворота просто, как шарик. И, ко всеобщему удивлению, никого не пугая, не разбивая и не расталкивая: то ли стремительно плыла, то ли летела, как легковой автомобиль по хорошей дороге. И никакой огромной волны за кормой — только узенькая косичка вспененной воды.
Перед дебаркадером, увитый флагами расцвечивания, куда-то убрала пластины-ноги, мягко опустилась корпусом на воду.
И сразу не стало никакого дива. Швыряет носом воду, как обыкновенный катер. Даже не теплоход.
Постояло это диво — или не диво: не поймешь — минут пять у причала, где-то внутри спрятало счастливчиков с независимыми лицами и корреспондентскими билетами, вскинуло за кормой пушистое облако водяной пыли, помчалось дальше.
Ни одно большое событие не обходится без журналистов. Через день корреспонденты поведали читателям, как они, спустившись по широкой лестнице на террасу, прошли в салон и сразу попали в «самолетную обстановку». Самолетные, в белых чехлах кресла, на полу красная ковровая дорожка, на окнах кремовые, из шелка, занавески. Искрится никель отделки, весело сияют зеркала.
