– На это есть причина, поскольку, как и ты, Анайтида, я не такой молодой, каким кажусь.
– Меня нисколечко не волнует твой внешний вид, – заплакала Анайтида, – но я знаю, что люблю тебя и что ты должен покинуть меня в Равноденствие, если не уладишь этот вопрос с Магистром Филологом.
– Детка, – сказал Юрген, – евреи попали в Иерихон, попытавшись это сделать.
Он опоясался Калибуром, выпил пару бутылок вина, надел поверх доспехов рубаху Несса и отправился на поиски этого чудотворца.
Анайтида проводила его до скромного жилища, во дворе которого сушилось постиранное белье. Юрген смело постучал, и через некоторое время дверь отворил сам Магистр Филолог.
– Извините за отсутствие церемоний, – сказал он, щурясь за покрытыми пылью большими очками, – но, к несчастью, время задержали где-то поблизости в четверг вечером, и служанка будет отсутствовать неопределенно долго. Поэтому я предполагал, что на крыльце ожидает эта дама. Ибо было бы не совсем удобно, если б соседи увидели, как она входит.
– Вы знаете, зачем я пришел? – спросил Юрген, грозный и великодушный в своей блестящей рубахе и сверкающих доспехах. – Ибо предупреждаю вас, что я есмь справедливость.
– По-моему, вы лжете, и уверен, что вы устраиваете никому не нужный шум. Так или иначе, справедливость – это слово, а я управляю всеми словами.
– Вы очень скоро обнаружите, сударь, что поступки говорят громче слов.
– Я верю, что это так, – сказал Магистр Филолог, по-прежнему прищурившись, – но и толпа евреев говорила громче Того, Кого они распяли. Но Слово не пришло.
– Вы занимаетесь софистикой!
– Вы – мой гость. Поэтому советую вам, из простой дружелюбности, не оспаривать мощь моих слов.
Юрген же с презреньем сказал:
– Значит, справедливость – слово?
– О да, одно из самых употребимых. Английское «justice», испанское «justicia», итальянское «giustizia» – все они происходят от латинского «Justus». О да, в самом деле, но справедливость – одно из моих лучше всего связанных с другими и привязанных к другим слов, могу вас уверить.
– Ага, и к какому же вырожденному употреблению вы приговорили эту бедную, порабощенную, запуганную справедливость?
– Существует лишь одно разумное употребление этого слова, – спокойно сказал Магистр Филолог, – для любого, кто имеет дело со словами. Я объясню вам это, если вы зайдете ко мне с этого предательского сквозняка. Неизвестно, к чему может привести простуда.
Тут дверь за ними затворилась, и Анайтида осталась ждать снаружи с некоторой тревогой.
Вскоре Юрген вышел из этого скромного жилища и в замешательстве вернулся к Анайтиде. Юрген бросил на землю свой волшебный меч – заколдованный Калибур.
– Это, как я понимаю, Анайтида, старомодное оружие. Нет более сильного оружия, чем слово, и никакие доспехи не защитят от слов, и именно словами победил меня Магистр Филолог. Это вообще-то нечестно, но человек показал мне огромную книгу, в которой есть имена всего на свете, а справедливости среди них нет. Вместо этого, оказывается, справедливость – всего лишь обычное существительное, неопределенным образом обозначающее некое этическое понятие поведения, соответствующего обстоятельствам, будь то индивидуумы или целые сообщества. Это, заметь, всего лишь мнение грамматика.
– Но что он решил в отношении тебя, Юрген?
– Увы, милая Анайтида, он вывел, несмотря на все мое старание, слово «Jurgen» из слова «jargon», обозначающего беспорядочный щебет птиц при восходе солнца. Вот так безжалостно Магистр Филолог превратил меня в персонаж солярного мифа. Дело решенное: мы должны расстаться, моя дорогая.
Анайтида подняла с земли меч.
– Но он же ценен, поскольку человек, владеющий им, является самым могучим из воинов.
– Это всего лишь тростник, гнилой прутик, метла по сравнению с хитроумным оружием Магистра Филолога. Но храни его, если хочешь, моя милая, и вручи его следующему принцу-консорту. Мне стыдно возиться с этими игрушками, – сказал Юрген с отвращением. – И, кроме того, Магистр Филолог уверяет меня, что я достигну гораздо больших высот с помощью вот этого.
– Что это у тебя на куске пергамента?
– Тридцать два собственных слова Магистра Филолога, которые я у него выклянчил. Смотри, моя милая, он написал это заклинание для меня собственноручно. – И Юрген с выражением прочитал слова на пергаменте: «После смерти Адриана Пятого Педро Хулиани, который должен был быть назван Иоанном Двадцатым, по причине некоей ошибки, вкравшейся в вычисления, оказался возведенным на святейший престол в качестве Папы Римского Иоанна Двадцать Первого».
– И это все? – беспомощно спросила Анайтида.
– Ну да. И, разумеется, целых тридцати двух слов наверняка достаточно для самых придирчивых скептиков.
– Но разве это волшебство? Ты уверен, что это подлинное волшебство?
– Я узнал, что в словах всегда присутствует волшебство.
– Если ты спросишь мое мнение, Юрген, то я отвечу, что твое заклинание – вздор и им никогда нельзя будет хоть как-нибудь воспользоваться. Без хвастовства, милый, я в свое время имела дело с черной магией, но никогда не сталкивалась с подобными заклинаниями.
– Тем не менее, моя дорогая, это явно заклинание, иначе Магистр Филолог никогда бы не дал мне его.
– Но как ты им воспользуешься?
– Что ж, нужда покажет, – сказал Юрген и положил пергамент в карман блестящей рубахи. – Да, повторяю, словам всегда найдется применение, а здесь целых тридцать два подлинных слова самого Магистра Филолога, не говоря уже о четырех запятых и точке. О, с этим оружием я определенно уйду далеко.
– У нас, женщин, твердая вера в меч, – ответила Анайтида. – В любом случае, мы с тобой не можем оставаться на крыльце этого чудотворца бесконечно долго.
С этими словами Анайтида вложила Калибур в ножны и понесла его от скромного жилища чудотворца в свой прекрасный дворец посреди старого сумрачного леса. А впоследствии, как все знают, она отдала этот меч королю Артуру, который с его помощью поднялся до таких высот, что его назвали одним из Десяти Всемирных Героев. Так муж Гиневры завоевал себе вечную славу с помощью того предмета, который Юрген выбросил прочь.
Глава XXVI
В песочных часах Времени
– Ну и ну! – сказал Юрген, скинув с себя дурацкие, по его мнению, железяки и оставшись в своей удобной рубахе. – Вне сомнения, положение скверное. На Кокаине я вполне доволен жизнью, и нечестно, что меня вот так выгоняют. Все же благоразумный человек где угодно устроится с удобствами. Но куда же, ты полагаешь, мне следует отправиться?
– В любой край по своему выбору, мой милый, – нежно сказала Анайтида. – По крайней мере, это я могу для тебя устроить. А истолкованием твоей легенды можно заняться впоследствии.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
