— Меритатон, — сказал он, — я счастлив слышать от тебя такие слова.
Царевна была поражена.
— Ты счастлив?!
— Дай мне закончить. Я могу доказать свою невиновность только одним способом. Я вызову к себе Пентью для беседы один на один, а ты спрячешься за занавесом в моем кабинете, чтобы слышать наш разговор.
На какое-то мгновение она застыла от такого неожиданного предложения.
— Ты думаешь, он признается?
— Не знаю. Но надеюсь, что разговор развеет все твои сомнения.
Девушка опустила голову, ее сердце отчаянно билось.
— Я прошу тебя: сделай вид, что ты направляешься во Дворец царевен, и сразу же возвращайся, только без свиты, через сад. Страже прикажут пропустить тебя ко мне. Дверь, в которую ты войдешь из сада, ведет в маленькую комнатку, скрытую занавесом. Там ты будешь прятаться до ухода Пентью.
У Меритатон задрожала нижняя губа.
— Хорошо, — сказала она, поднимаясь.
Он проводил ее до дверей.
Настой цветков апельсинового дерева
Одетый в свежую набедренную повязку, со знаком царской благосклонности на груди, с искусно подведенными глазами, Пентью, улыбаясь, вошел в царский кабинет.
— Господин, я невыразимо счастлив в этот день, — заявил он после того, как Сменхкара пригласил его сесть напротив себя.
Сменхкара считал преждевременным и неуместным принимать людей, сидя на троне и протягивая для поцелуя ногу в сандалии, не будучи провозглашенным царем.
Сменхкара предложил Пентью тот же напиток, что и Меритатон.
— Настой цветков апельсинового дерева — несказанное удовольствие для Приближенного к телу царя. Божественный напиток!
— Но все-таки слишком деликатный, чтобы скрыть вкус дурмана, — произнес Сменхкара, пристально глядя на своего гостя.
Улыбка мгновенно исчезла с лица Пентью. Он поставил кубок на стол рядом с собой.
— Откуда здесь дурман? — встревоженно спросил он.
— А разве не с помощью этого яда ты прервал земную жизнь царицы? — не теряя спокойствия, произнес Сменхкара.
— Мой повелитель! — воскликнул Пентью, его лицо исказил страх. — Такое подозрение!..
Сменхкара спокойно осушил свой кубок.
— Пентью, я хочу избавить тебя от унизительной лжи. У меня есть свидетель, который видел, как ты покупал склянку с дурманом в зале Архива за пятьдесят дебенов. Цена показалась тебе слишком высокой. Тот же торговец уже продавал тебе этот яд, он стал угрожать разоблачением. Ты убил его и бросил труп в Великую Реку. Десять стражников стоят за дверью, в которую ты только что вошел, готовые схватить тебя по моему приказу, если ты захочешь, чтобы меня постигла участь торговца.
Приближенный к телу царя побледнел, обмяк и облокотился на спинку кресла.
— Значит, ты все знаешь, — прошептал он хрипло.
— Нет, не все. Я хочу знать, по чьему приказу ты действовал. Я хочу знать, как ты, чья профессия обязывает защищать жизнь, превратился в убийцу царя и его жены.
— Тогда мне конец!
— Нет. Ты еще не все мне сказал. Твои преступления слишком тяжелы, чтобы сразу вынести приговор. Ты будешь удален из дворца, но никто не сможет добраться до тебя.
Сменхкара налил себе еще один кубок гранатового сока. Пентью все еще пребывал в прострации, его взгляд остановился.
— Меня заставили…
— Я в этом не сомневаюсь. Позднее мы узнаем, какие доводы были у тех, кто тебя принуждал. Кто они?
— Несомненно, их было больше, но мне пришлось иметь дело только с двумя.
— С кем же?
Пентью поднял глаза на Сменхкару. Ему с большим трудом удалось сглотнуть.
— Выпей, — приказал Сменхкара. — Кто это был?
— Хумос. Нефертеп.
— Это они попросили тебя отравить моего брата?
Пентью кивнул.
— Почему?
— Они считали, что положение священнослужителей становится невыносимым и что твой брат предал страну и ее богов-покровителей. Они намеревались разжечь восстание, собрать войска и напасть на дворец, в котором жил ты и твой брат, убить вас и поджечь здания.
— Они не смогли бы этого сделать, не имея поддержки военных.
— Именно это я им и говорил. Мне ответили, что армия не будет вмешиваться. Тогда я предпочел спасти человеческие жизни, а свою подвергнуть опасности.
После этих слов наступила свинцовая тишина.
Стало тяжело дышать. Как будто перевернули чан со зловонной жижей или разрыли яму с разлагающимся трупом. Сменхкара встал, открыл все огромные, ведущие на террасу двери и вернулся на место.
Перед его взором снова промелькнула картина, когда Ай смотрел на Пентью у трупа Нефертити. Это отравление было организовано без ведома повелителя Ахмина. А что касается отравления Эхнатона… Сменхкара вспомнил, как видел Ая и Пентью беседующими сразу после церемонии прощания с телом царя. При его приближении они прекратили разговор. Незначительный случай, но тем не менее он отложился в памяти. Почему?
— Значит, ты имел дело только с Хумосом и Нефертепом? — спросил он, предпочитая пока не задавать вопрос, который звучал у него в голове.
Лицо Пентью настолько исказили испытываемые им ужас и стыд, что было практически невозможно прочесть на нем что-либо еще. Лекарь провел тыльной стороной ладони по блестящему от пота лбу. Он не ответил.
— Я тебе задал вопрос! — настаивал Сменхкара.
— Только они отдавали мне приказ подмешать яд в пищу царя, — ответил наконец Пентью. — Но…
Сменхкара ждал продолжения. Ждать пришлось долго.
— …но, как я понял, о преступлении знали и другие.
— Кто же?
— Ай. — Пентью так тихо произнес это имя, что его едва можно было расслышать.
— Ай? — переспросил Сменхкара.
Пентью кивнул.
— И как ты это понял?
— Мне было нелегко получить дурман. Это средство очень сложно приготовить. Если оно слабое, то вызывает лишь ужасные видения, а если сильное, убивает мгновенно. Однажды ко мне пришел какой-то торговец и стал предлагать разные снадобья, в том числе и дурман. Такое совпадение показалось мне странным. Я спросил его, откуда он пришел. «Из Косеира», — ответил мне торговец. А ведь у Ая там есть лавка со специями и снадобьями. Таким образом я и купил этот яд. На следующий день Ай настойчиво спрашивал меня, видел ли я Хумоса и Нефертепа. Так я и понял, что все трое заодно.
— А Нефертити?
— Когда она стала наследницей твоего брата, было очевидно, что, поверив обещаниям Ая, жрецы надеялись на преобразования. Они хотели поговорить об этом с ней, но Нефертити отказалась принять их. Военные тоже были разочарованы.
— Хоремхеб?