После этого он продиктовал Главному писарю приказ о присвоении Аа-Седхему титула Приближенного к телу царя и приказал Уадху Менеху сообщить ему об этом и обеспечить нового лекаря всем необходимым для выполнения его обязанностей. На следующий день, выполняя указания царя, бальзамировщики должны будут приступить к работе.
Сменхкара окинул взглядом людей, собравшихся в его кабинете: это были его слуги Тхуту, Уадх Менех, а теперь еще и Аа-Седхем. Он посмотрел в окно: на его царство лился сверху поток раскаленного серебра, то сверкающего, то припорошенного пылью. Атон был величественным богом. В отличие от Ра, он никогда не старился, а лишь укрывался от взглядов. Насколько же был прав его брат, вознеся его на абсолютную вершину мироздания!
Теперь повелевал только он один. Впервые за последние три месяца чувства переполняли его. Ему удалось избежать яда и преследований Нефертити. Сразу послебрачной церемонии он станет абсолютным царем Двух Земель. Победила любовь, которую он питал к своему брату; он станет наследником усопшего царя, душа которого вселится в него. И не важно, что Эхнатон ждал своего возрождения в горной гробнице.
Оставалось самое сложное: сменить культ Атона, которому поклоняются только в царском городе, восстановить культы, забытые за время семнадцатилетнего правления Эхнатона.
Он отпустил нового Первого придворного и лекаря, но задержал Тхуту, чтобы посоветоваться с ним.
— Священнослужители, — начал он, поглаживая рукой подлокотник кресла, который был сделан в виде головы львицы, — только и ждут случая быть обиженными. Для них это всегда повод для бунта и использования яда.
При слове «яд» сидевший перед ним в кресле из черного дерева, инкрустированном слоновой костью, Тхуту внезапно заморгал. Сменхкара это заметил. Но он и хотел предупредить своего министра о том, что знал больше, чем показывал. Тхуту также обратил внимание на то, что кресла монарха раньше не было среди мебели в царском кабинете; значит, Сменхкара приказал взять его из резервов. Была ли голова Львицы Сехмет, богини мести, предупреждением?
— Ты должен подумать, как побудить их к тому, чтобы они приехали для подготовки коронации и были доброжелательно настроены.
— Повелитель, ты поручаешь мне исполнить роль заклинателя кобр? — спросил Тхуту.
Сменхкара улыбнулся.
— Кобра — хранительница короны, — ответил он, имея в виду рептилию, голова которой была изображена на двойной царской короне. — Я хочу, чтобы ты заставил танцевать сразу сорок две кобры. Точнее, сорок три, так как мы должны учитывать и Панезия.
— Твоя божественная мудрость, твое величество, уже, наверное, подсказала тебе, что они попросят построить храм Амона в Ахетатоне и провести коронацию в Фивах.
— Я не против коронации в Фивах. Но я хочу, чтобы они, в свою очередь, сохранили Ахетатон таким, каким его задумал и возвел мой брат.
— Необходимо будет повысить дань.
— Пусть. Но я не хочу, чтобы народ Ахетатона видел, что память моего брата не чтут.
— Это одно из проявлений твоего благородства, повелитель. Но где могут собраться сорок две кобры?
— В большом храме Атона?
— Они примут это как оскорбление, господин. Позволь мне дать тебе совет: пусть это произойдет здесь, во дворце.
— Хорошо. Распорядись отправить послания.
Как и каждый вечер, Ра пересел в другую лодку, чтобы двенадцать часов плыть в мире низших духов. И каждый вечер он становился стариком, Атумом. Сидя в Ночной лодке, он предавался ностальгии. Он вспоминал безмятежность детства и музыку юности.
Его дочь Хатхор наблюдала за людьми, которых она окутывала прохладным прозрачным светом.
Она увидела, что в калитку сада у Дворца царевен вошла девушка и проскользнула в тень смоковниц, чтобы незамеченной добраться до рощи. Юноша встретил там девушку и молча обнял ее.
— Ты знаешь?
— О смерти Пентью? Да, конечно. Только об этом все и говорят. Его отравили?
— Нет. На самом деле у него остановилось сердце или же разорвался мозг. Сменхкара заставил его во всем сознаться. Он не смог вынести унижения. Не могу описать, каким испытанием это было для меня…
— Ты присутствовала при разговоре? — удивленно спросил Неферхеру.
Он положил руку Меритатон себе на грудь.
— Нет, я спряталась за занавесом.
— Как ему удалось вырвать у него признание?
— Я ему рассказала о том, что мы видели в зале Архива.
Неферхеру покачал головой.
— Какое впечатление на тебя произвел Сменхкара?
— Ты был прав: он не участвовал в отравлениях. Он прекрасно осознает, в какие тиски попал. Пентью признался ему, что жрецы хотели отравить и его. Он назвал ему имена зачинщиков. Это великие жрецы Хумос и Нефертеп. Сменхкара — умный и осторожный человек. Но я не знаю, удастся ли ему выбраться из ловушки.
— Когда состоится ваша свадьба?
— Он не сказал. Но не раньше, чем дней через десять, может, и позднее.
— Мы больше не сможем видеться.
— Я же тебе говорила: ничто нас не разлучит.
— Но ты будешь жить с ним… Царский дворец охраняется намного лучше, чем Дворец царевен.
— Неферхеру, я найду способ. Мы найдем.
Он поцеловал ей руку.
— Я заменила мать своим сестрам, — продолжила она. — Как же я их оставлю одних? Кормилицы не в счет. Недавно слуги нашли Анхесенпаатон плачущей у подножья статуи матери… Может быть, я и не покину Дворец царевен… Я не знаю. Еще рано об этом говорить.
— А если ты влюбишься в Сменхкару? — спросил он через некоторое время. — Ты же должна будешь с ним спать. Он кажется милым…
— У меня не два сердца, — ответила она. — И я не хочу даже думать об этом.
Она чувствовала себя разбитой. Было уже поздно, и она не могла попросить у Приближенного к телу царя один из тех черненьких шариков, которые принимала ее мать, чтобы уснуть и успокоить душу. Затем она вспомнила, что припрятала несколько шариков в одной коробочке.
— До завтра, — сказала она вставая.
Он ее обнял. Она положила голову ему на плечо, думая лишь об одном: для нее существовал только один бог в мире, и это был Неферхеру. Все остальные боги были эгоистичны. Атон не защитил никого из ее семьи. Хуже того, он позволил служителям культа взять верх над ними.
Кстати, эти боги дрались между собой, словно пьяные крестьяне. Стоило лишь посмотреть на Осириса и Сета…
Она подняла взгляд на убывающий в небе диск Хатхор и подумала о том, что когда-то поведал ей отец в одной из их редких бесед. Он объяснил ей, что раньше религия напоминала разъяренную корову, которую пытались представить богиней радости и танца. Она хотела уничтожить человеческий род во времена Сотворения мира, а ее отца Ра заставили ее усмирить.
