Телевизионные исследования в Германии также находились в ведении Почтового министерства. Хотя засекретили их по распоряжению Вермахта. (Как ни смешно, на чертежах моего родного иконоскопа стояла гербовая печать с грифом «Секретно».) Эксперименты по трансляции телесигнала вели компании Telefunken[110], Fernsehen[111], Loewe[112] и Lorenz[113]. Система была смешанной – электронно-механической. Сканирование изображения осуществлялось при помощи дисков, а приёмники были оснащены электронно-лучевой трубкой. Система давала развёртку в 180 строк, и её пытались усовершенствовать, доведя число строк до 375. Telefunken – единственная немецкая компания, получившая опытный экземпляр нашего иконоскопа, – смогла менее чем за год разработать на его основе собственную версию. Иконоскоп Telefunken давал 400-строчную развёртку.
Французское правительство контролировало развитие телевидения, владея единственной телевизионной башней в Париже. Французы, как и немцы, экспериментировали с электронно-механической системой, но результаты у них были менее впечатляющими: всего 180 строк. Картинка была нечёткой и неустойчивой, поскольку трансляция велась по радиоканалу и это создавало дополнительные помехи. Со сканированием и синхронизацией тоже далеко не всё было гладко. Более совершенная система разрабатывалась в лаборатории Compagnie des Compteurs[114]. В ней использовался сканирующий диск, дававший разрешение в 240 строк, и более мощное передающее устройство. Но даже и эта система отставала от времени, и правительство выделило средства на разработку более современного оборудования, способного давать картинку повышенного разрешения. Новое оборудование планировалось представить на Всемирной выставке 1937 года в Париже.
В Голландии все телевизионные разработки велись компанией Philips[115], но были рассчитаны, в основном, на экспорт. Philips не гнался за собственной телевизионной системой, агрессивно отвоёвывая себе место на радиорынке.
Начиная с 1937 года механическое телевидение уходит в историю. Даже его самые убеждённые сторонники вынуждены были признать преимущества электронного метода. Высоковакуумная электронно-лучевая трубка становилась обязательным элементом телеприёмника во всех странах. (Интересно, что в RCA мы с самого начала считали высоковакуумную модель наиболее эффективной, но европейцы долгое время упрямо заполняли свои трубки разреженным газом.)
Размер и форма электронной пушки в разных телевизионных системах несколько различались, но за основу всюду была взята наша конструкция. А вот единства по поводу метода отклонения электронного луча не было. Одни считали более эффективным магнитное отклонение, другие – электростатическое. Как правило, в странах, где стеклодувное мастерство ценилось дешевле, использовали электростатическое отклонение. Некоторые пользовались тиратроном[116]. Однако корректировать отклонение луча в тиратроне было довольно сложно, поэтому газ был постепенно вытеснен высоковакуумными приборами.
В Европе активно велись исследования по поиску наиболее выгодных флюоресцентных материалов. Практически в каждой стране действовали специальные химические лаборатории, занимавшиеся исключительно этим вопросом. Каждая телевизионная компания использовала свой материал, настаивая на его преимуществах. Цвета варьировались от ярко-жёлтого до практически белого.
Три европейских фирмы наладили успешный выпуск иконоскопов: EMI в Англии, Telefunken в Германии и Philips в Голландии. Иконоскоп EMI назывался «эмитрон» и несколько отличался от нашей базовой модели. Однако модификации были несущественными, и с точки зрения технических показателей «эмитрон» ничем не отличался от иконоскопа RCA. Передающие трубки двух других фирм в точности воспроизводили нашу модель.
Насколько я мог судить, абсолютное большинство европейских инженеров сходилось во мнении, что иконоскоп – единственное приемлемое решение проблемы передающей трубки. Фирмы, не имевшие доступа к иконоскопу, были вынуждены использовать диссектор Фарнсворта, который успешно сканировал фильмы, но был совершенно непригоден для ведения прямых трансляций из студии или с улицы.
Значительные изменения наметились и на рынке телевизионных приёмников (слово «телевизор» вошло в обиход несколько позже). Ранее их выпускали с учётом возможности настройки на одну-единственную волну, поскольку предполагалось, что в каждом большом городе будет всего одна телевизионная станция. По этой причине большинство телевизоров строились по тому же принципу, что и радиоприёмники прямого усиления. Только со временем большинство производителей перешли на супергетеродинный метод[117].
Предложенная нами система передачи звука и изображения по разным каналам с возможностью одновременной настройки на оба была принята за образец практически повсеместно. Споры шли лишь о том, на каких волнах следует передавать звук, а на каких – изображение, чтобы они не создавали друг для друга помехи.
Телевизоры начали выпускать не только фирмы, которые вели исследования в области телевидения, но и те, которые занимались выпуском и продажей радиоприёмников. Поэтому с первого дня телевещания в магазинах появилось множество разнообразных моделей телевизоров, порой весьма различных по своим качествам.
В том, что немецкое правительство больше других интересовалось развитием телевидения, я лишний раз убедился после визита директора одной из крупнейших электронных лабораторий Третьего Рейха. Профессор X. пришёл ко мне в гостиницу в Будапеште, куда я прибыл накануне вечером из Берлина после своего доклада о телевидении на заседании Общества радиоинженеров Германии. Профессор сообщил, что некий высокопоставленный чиновник из ближайшего окружения Гитлера не смог присутствовать на моём докладе, но хотел бы ознакомиться с его содержанием. В связи с чем мой гость от имени правительства хотел бы пригласить меня вернуться на несколько дней в Берлин. «Когда?» – спросил я. «Прямо сейчас», – последовал ответ. Выяснилось, что в распоряжении профессора находится предоставленный вермахтом военный самолёт. Приглашение льстило моему самолюбию, однако у меня были сомнения относительно политических намерений нацистского режима, и я отказался. Мой гость не скрывал разочарования. Судя по всему, он получил приказ доставить меня в Берлин во что бы то ни стало, и теперь его ждал серьёзный нагоняй от начальства.
В тот же день у меня была встреча с профессором Айсбергом[118] – директором Тунгсрамской электронной лаборатории. Он заявил, что мой поступок заслуживает похвалы, и подтвердил мои самые худшие опасения о ситуации в Германии.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
