тебе еще пару елок принести, но наряжать – уволь.
– Они не кусаются.
– Поверь, снежинка, если я начну украшать, то помимо ели, нам придется еще и украшения потом добывать. Это как пустить неуклюжего слона с кривыми конечностями в посудную лавку! Я переколочу все, даже то, что не колотится.
– Серьезно? – оборачиваюсь, складывая руки на груди и посмеиваясь. – Да в жизни не поверю, что вы настолько неуклюжий. Будем откровенны, до слона вам далеко, да и мы не в посудной лавке.
– Слишком много откровенности за двое суток знакомства, не находишь? – говорит мужчина с кривоватой ухмылкой, заставляя стушеваться. Опять. Снова, чтоб его! А потом еще с кошачьей грацией, как я и говорила, совершенно далекой от слоновьей, прячет руки в карманы джинсов, отталкивается от стены и идет ко мне, опасно сокращая расстояние.
– Нет, так дело не пойдет, – упрямо качаю головой. – Вы должны принимать в этом самое прямое участие, в конце концов, это чье шале? Это не мне тут сидеть все праздники в унылом доме, когда вокруг такой великий праздник! – снова начинаю быстро тараторить, пряча смущение за болтовней. – Елка создаст в доме уют и добавит атмосферности. А еще кто знает, может, Санта-Клаус сжалится над вами и принесет подарок, несмотря на то, что вы вели себя просто ужасно и не хотели отмечать Рождество! – подхватываю из коробки первую попавшуюся игрушку и протягиваю Дамиру.
– А с чего ты взяла, что я себя плохо вел?
– Предположила.
– У тебя плохо с предположениями, брось это дело, оно тебе не идет, снежинка.
– Вы… ты… опять издеваешься?
– Ни грамма, – тем не менее смеется мужчина, забирая у меня стеклянный шарик, расписанный белыми снежинками. Пальцы мужчины как бы невзначай касаются моей ладошки, вызывая мелкие разряды тока в том месте, где его кожа коснулась моей. И я слишком поспешно отдергиваю руку, чуть не роняя бедный шарик. Это кто еще тут из нас неуклюжий слон! Но, благо, у мужчины реакция ого-го какая, и я моргнуть не успеваю, как игрушка уже в его широкой ладони.
– И что с ним делать? Куда его вешать?
– Вы вообще давно наряжали елку?
Подхватываю еще одну игрушку, на этот раз смешного ушастого зайца, и показательно вешаю его на ветку.
– Вот так, на любую свободную веточку, пока не будет наряжена вся.
Снова наклоняюсь к ящику и замираю, поглядывая на мужчину задумчиво крутящего игрушку в руке.
– Ну, вы что застыли?
– Да вот, пытаюсь вспомнить, когда последний раз наряжал елку, – наконец оживает Дамир и очень даже ловко вешает игрушку. Смотрит на меня, и его губ касается непривычная, мягкая и какая-то далекая улыбка, будто мысленно он перенесся на много-много лет назад.
– И когда? Вспомнили?
– Лет сто назад, не меньше.
– Не думала, что вы такой старый, – улыбаюсь в ответ и, пряча взгляд, возвращаюсь к отработанному за годы действию – продолжаю наряжать прекрасное дерево.
– Если ты и дальше мне будешь “выкать”, то именно таким трухлявым пнем я себя и буду чувствовать. Неужели я так старо выгляжу? И мы вроде как договорились, что я Дамир, Ева. На ты, – наконец зашевелился хозяин дома, так же, как и я, то и дело подхватывая игрушки. Ну вот, я же говорила, тут главное начать, а дальше все само пойдет!
– Совсем нет, – запоздало отвечаю на вопрос. – Вы очень даже хорошо выглядите, – ляпнула я и прикусила язык, поймав его смеющийся взгляд.
– Чудно, а то я уже испугался.
– А сколько вам… тебе лет?
– Так много, что лучше тебе не знать.
– И все же?
– Тридцать восемь, Ева.
– Во-о-оу! – удивления сдержать не удалось. Джесс была права, мужчина мне в отцы годится, но при этом, отбросив все смущение, я чувствую себя рядом с ним удивительно хорошо. Словно и знакомы-то мы уже не пару дней, а как минимум, всю жизнь.
– Так, а вот это уже совсем не обнадеживает! – смотрит на меня укоризненно Дамир, легонько щелкая по носу, как ребенка. Такой странный и непривычный жест, который огоньком отзывается в груди. – Это просто цифры, снежинка. А наряжал елку последний раз я, наверное, еще мелким пацаном с родителями, – задумчиво продолжает говорить мужчина. – После, как-то во взрослой и самостоятельной жизни мне было уже не до того.
– А со своей семьей? Ты говорил, что был женат, а… а сейчас? Нет? Или дети есть, может быть?
Как много вопросов, Ева! Ты точно лезешь не в свое дело! Но удивительно, мужчина воспринимает это спокойно и отвечает тоже без какого-либо недовольства:
– Нет, не женат и не собираюсь. Пока. Ребенок есть, но он уже взрослый, и не было у нас заведено совместных наряжаний или праздников. Вообще все было как-то… не по-семейному.
– Это как-то уныло и неправильно.
– Согласен. Ну, а ты?
– А мы с бабулей каждый год ставим елку. Только этот год, видимо, станет исключением, – теперь мне взгрустнулось. – Эй, вешайте шары выше, я все равно туда не дотянусь.
– Вешай, Ева. Мы на ты.
– Да, то есть… вешай.
– А родители твои?
– Нет их, – говорю коротко и неохотно, и мужчина это замечает. И спасибо ему, что на этом тема личной жизни как-то сама собой закрывается, сменяясь чем-то отвлеченным и легкими перепираниями: какая игрушка где должна висеть. За непринужденным разговором я не заметила, как за окном начало смеркаться, а ель оказалась от низу и до верху наряженной. Осталось только одно “но”...
– Верхушка осталась. Надень ее, – подаю мужчине звезду со множеством лучей, которая должна увенчать эту пеструю красавицу.
– Нет уж, давай сама, это слишком ответственно, – улыбается Дамир, а меня начинают распирать искренние возмущения:
– Издеваетесь, да? Я же ни в жизнь не дотянусь до нее со своим метр с кепкой! –уперла руки в бока и смотрю на мужчину, а он только и делает, что лыбится в ответ. Да так по-доброму, что внутри что-то легонько екает.
– Так иди ко мне, я подниму, – продолжает смеяться надо мной, помахивая руками.
– Нет уж, а вдруг ты меня уронишь? – делаю шаг назад. – Ты сам лучше, – вскидываю перед собой руку со звездой, будто смогу
