площади и в ней самой.
События того утра были простыми и ясными, или их можно было счесть такими, оглядываясь на них в конце дня.
Она должна была идти, накинув на голову капюшон плаща, а потом просто снять его, если увидит Зияра ибн Тихона или любого из его людей. Она объяснила, что в Марсене видела только двоих или троих. И один из них теперь мертв.
Ей предстояло играть роль компаньонки-киндатки, сопровождающей Тамир Видал на базар. Она спросила у д’Акорси, стоя перед палаццо, когда поднялся рассветный ветер, сколько человек он берет с собой. Услышав ответ, удивленно подняла брови.
– Со мной военный отряд, это военный конфликт. Они уже рассеялись по базару, когда торговцы и фермеры начали занимать свои места. Я ожидаю, что ибн Тихон и его люди войдут в городские ворота вместе с фермерами. Вы знаете, сколько у него людей? Я не знаю.
Конечно, она не знала. Ашариты, по крайней мере некоторые из них, могут легко сойти за жителей юга Батиары. Сам Зияр родился джадитом, у него голубые глаза. Тамир будет грозить опасность, а значит, и ей, идущей рядом, тоже.
Она вернулась в дом и все-таки позавтракала. За столом Риана Видал – воплощение учтивости и вежливой заботы о гостье – спросила, как ей спалось.
Тамир несомненно взволновала перспектива стать жертвой похищения. Сама мысль об этом… ей явно нравилось быть женщиной, которую желают так страстно. За утренним столом, вспоминая о бриллианте, она все еще бросала полные упреков взгляды на свою невестку. Она нескоро это забудет, подумала Ления. Еще одна обида в долгой череде?
Фолько д’Акорси не вернулся вместе с ней в палаццо. Он спустился с холма в одиночестве, накинув капюшон. К тому времени уже стало светло. Она смотрела ему вслед перед тем, как вошла в дом.
Когда она вспоминала об этом потом, она испытывала много чувств, и одним из них было изумление. Не просто восхищение или уважение. Перед ее внутренним взором снова вставали, одна за другой, картины того, что тогда произошло.
Тот, кто учил ее обращаться с оружием, тогда, в Альмассаре, говорил ей, что самый совершенный, самый чистый бой на мечах похож на танец. Таким он и был, точно таким, когда люди Фолько д’Акорси начали действовать – только после того, как она быстро, даже отчаяно сбросила с головы капюшон своего голубого плаща перед палаткой торговца кожей ранним утром на базаре в Соренике.
Это был танец, однако шесть человек погибли. Но людей Фолько среди них не было.
Зато среди погибших был Зияр ибн Тихон. Это могло изменить мир.
Виновата его собственная глупость, думала Ления. Ему и правда не следовало устраивать этот налет, ему следовало отказаться от него после того, как его человек исчез вчера, отправившись следить за палаццо семьи Видал. Иногда мужчинам кажется, что они неуязвимы. Женщины, подумала она, редко испытывают это чувство.
Она спросила у д’Акорси, когда они вдвоем стояли на рассвете возле дома, продолжит ли Зияр воплощать свой план или откажется от него. Он дал ей точный ответ, как солдату.
– Может быть, он все отменит. Или решит, что здешние охранники заметили и схватили его человека, и подготовит на этот случай правдоподобную историю. Мы осуществим то, что наметили, и посмотрим, как поступит он.
Так они и сделали. Из двух братьев Зияр славился большим безрассудством. Возможно, он был более опасным из-за своего безрассудства, а может, менее опасным. В зависимости от обстоятельств, верным могло быть и то и другое.
Его убила арбалетная стрела, когда он бежал к Тамир Видал вместе с тремя другими мужчинами. Конечно, они бежали и к Лении тоже. И именно об этом она думала в конце дня. Именно поэтому она все еще была потрясена, вернувшись в палаццо и слушая Тамир, без конца повторяющую, как страшно все это было.
Один из ашаритов ринулся прямо к Лении с короткой тяжелой дубинкой в руке.
А она его не видела. Она никого из них не видела.
А ведь ожидалось, что именно она подаст знак! Первого ашарита не было в таверне на прошлой неделе. А Зияр еще не показывался.
Несмотря на то что она наблюдала за их приближением, она никого не опознала. А потом… а потом шесть человек выбежали из-за деревянной палатки торговца кожаными изделиями.
Должно быть, они следили за двумя женщинами, когда они с Тамир шли по базару. И начали действовать, когда Тамир остановилась и принялась перебирать перчатки на деревянном прилавке. Ления стояла спиной к палатке, оглядывала площадь в поисках опасности, словно от нечего делать. А затем опасность возникла прямо рядом с ними, очень близко.
Но кто-то ее предупредил. Кто-то в ее голове.
Ничто в прежней жизни не подготовило ее к этому мгновению.
«У тебя за спиной! – услышала она возглас в своем мозгу, явственный, как звон колокола святилища в деревенском воздухе. – Сними капюшон! Обернись!»
И без малейшего колебания, не сознавая, что принимает какое-то решение, Ления сделала это: сдернула с головы капюшон, подавая сигнал, другой рукой выхватила из-за пояса нож. Не задумываясь. Просто действуя.
И поэтому так случилось, что она убила четвертого человека на той базарной площади. Вонзила нож между двумя ребрами, выдернула его и снова быстро вонзила, целясь в сердце. Дубинка упала в грязь рядом с ним, потом упал он сам.
Он не ожидал встретить клинок, не ожидал сопротивления. Конечно, не ожидал. От киндатки в бело-голубой одежде, от служанки? По правде говоря, его было легко убить. Когда она обернулась. Когда ее предупредили.
А если бы этого не случилось? Если бы ее не предупредили?
И благодаря ее сигналу д’Акорси и его люди тоже сделали то, что они сделали. К Тамир никто даже не притронулся. Она закричала, потому что смотрела на палатку, стоя у прилавка, и увидела крупных мужчин, целеустремленно бегущих к ней. У нее была причина закричать.
Человеком, бегущим прямо к ней, был Зияр. Она должна была стать его трофеем, откровенным заявлением о том, что он может появиться где угодно на земле джадитов и сделать что угодно. Получить кого угодно.
Вместо этого он получил арбалетную стрелу в грудь. Люди д’Акорси, наверное, спрятали арбалеты под плащами, подумала Ления. Потом. Мысли появились потом.
Д’Акорси не нуждался в пленниках, выкупе, сведениях. Он ясно дал понять, что ему все это не нужно. Ему приятно было бы взять Зияра живым, торжественно провезти его по улицам Родиаса, передать его Верховному патриарху для казни – ведь Скарсоне
