– Сколько тебе лет? – спросил Жэнь.
– Я родился в год лошади.[1715] Мне только что исполнилось двадцать четыре.
Перед настоятелем в самом деле был смышленый и расторопный малый, которому он дал монашенское имя Чэнь Цзуннэй. Дело в том, что старшего ученика звали Цзинь Цзунмин, второго – Сюй Цзуншунь, Чэня поэтому назвали Цзунмэй.[1716] Ван Сюань велел внести подарки, и настоятель их принял. Служка зажег фонари. Накрыли стол. Сперва подали рис, потом вино и всевозможные закуски. Стол ломился от яств. Были тут куры и свиные ножки, гуси и утки, рыба, креветки и прочая снедь. Старец пил немного, но настоятель и его ученики по очереди подносили ему чарки. Вскоре Ван отказался от вина и, выйдя из-за стола, направился в отведенную ему опочивальню
На другой день рано утром служка принес ему таз воды. Едва он успел умыться и причесаться, как настоятель подал чаю, а немного погодя накрыл стол и опять начали угощать вином. Лошадь Вана тоже получила щедрую порцию сена. Наградили и отпустили носильщиков.
Перед отбытием Ван Сюань позвал Цзинцзи.
– Будь прилежен и старайся, – наказывал он. – Изучай священное писание и внимай поучениям отца наставника. А я буду наведываться, одежду к каждому сезону тебе привозить. – Старец обернулся к Жэню и продолжал. – А вы наказывайте его всякий раз, как перестанет слушать ваши наставления. Нерадивого ученика баловать нечего. – Ван отвел Цзинцзи в сторонку и предупредил. – Давай у меня начни новую жизнь, встань на путь праведный. К делу приобщись. А будешь еще куролесить, на меня больше не надейся!
– Даю вам слово, батюшка! – заверил его Цзинцзи.
Ван Сюань простился с настоятелем и, выйдя за ворота, отбыл верхом домой.
Так Чэнь Цзинцзи стал послушником даоса в обители преподобного Яня. Настоятель Жэнь был уже в годах. Тучный мужчина со щетинистой бородой и багровым носом, он был любитель выпить и мастак болтать, обладал зычным и раскатистым голосом. Главное его занятие состояло в приемах да проводах паломников и посетителей. Все же дела обители и большие и малые, он передал своему старшему послушнику Цзинь Цзунмину.
Как раз в то время открылся Его Императорского Величества канал, и два построенных в Линьцине шлюза помогли упорядочить орошение полей. К пристани то и дело прибывали казенные и частные корабли. И всякий почитал за долг посетить обитель преподобного Яня. Тут молились об удаче и счастье, исполняли обеты, интересовались судьбой или просто раздавали милостыню. Одни жертвовали обители серебро и рис, другие – благовония, масло, бумажные деньги и свечи, третьи – сосновые жерди и тростниковые циновки. Так обитель оказалась заваленной излишним товаром. Настоятель Жэнь направил послушников на пристань, где и была открыта лавка. Вся выручка от продажи шла в настоятелеву мошну.
Старший послушник Цзинь Цзунмин, непутевый малый лет тридцати с небольшим, был завзятый пьяница и волокита. Целыми днями пропадал он в теремах певичек или наслаждался с откупленными красотками, а кроме того держал при себе двоих совсем еще юных служек, с которыми делил ложе. Со временем они ему надоели. Он стал приглядываться к Цзинцзи, у которого в обрамлении алых губ сверкали белизною зубы, а розовое лицо казалось напудренным. Бойкий и смышленый Цзинцзи бросал в сторону старшего послушника многозначительные взгляды, и Цзинмин заманил его к себе в спальню.
С вечера Цзинмин пригласил Цзинцзи выпить и угощал до самой полночи, пока тот не опьянел. Они легли на одну кровать, сначала головами в разные стороны, но потом Цзинмин дал понять, что ему неохота нюхать вонючие ноги Цзинцзи, и велел ему лечь на подушку рядом. Лицом к лицу они пролежали недолго. Цзунмин заявил, что у Цзинцзи изо рта дурно пахнет, и заставил его отвернуться. Теперь Цзинцзи своим задом упирался прямо Цзунмину в живот.
Цзинцзи сделал вид, будто спит, а Цзунмин тем временем приготовился к нападению с тылу. Причиндал у него напрягся и выпрямился, как палка. Слегка смазав его сверху слюной, Цзинмин запустил в задние ворота только головку. Чэнь Цзинцзи, надобно сказать, еще в ночлежке приходилось отражать такого рода нападения, которым подвергал его бродяга Хоу Линь, по прозвищу Взмывший к Небу, поэтому он принял вызов, распустил очко, и тот самый предмет незаметно двинулся вперед. Цзинцзи молчал, а про себя думал: «Эта схватка ему дорого обойдется. Больно он легко думает от меня отделаться. Да за кого он меня принимает! Но я ему подстрою! Он у меня полакомится! За все сдеру!» Тут Цзинцзи взял да нарочно вскрикнул. Цзинмин, испугавшись, что их услышит отец настоятель, тут же закрыл ему рот рукой.
– Тише, братец! – просил он. – Не кричи, дорогой, умоляю! Сделаю все, что ты захочешь.
– Раз такое дело, – говорил Цзинцзи, – я промолчу. Но ты должен исполнить три моих желания.
– Дорогой брат! Не три, все десять исполню.
– Раз ты этого хочешь, – начал Цзинцзи, – то, во-первых, не разрешаю тебе больше спать с теми служками. Во-вторых, ты отдашь мне ключи от всех дверей обители, и, в-третьих, не будешь меня удерживать, куда бы я ни пошел. Тогда я позволю тебе то, чего ты домогаешься.
– Об этом не беспокойся! – заверил его Цзунмин. – Будет по-твоему.
Всю ночь до рассвета провели они в единоборстве. Таким делам Чэнь Цзинцзи был обучен еще сызмальства. Чего он только не знал! В ту же ночь они на ложе дали друг другу нерушимую клятву быть вместе. Они нежно шептались и щупались, лизали и сосали. Цзинь Цзунмин был наверху блаженства. А на другой день он и в самом деле передал Цзинцзи все ключи, бросил обоих своих служек и стал ночевать на одной кровати с Цзинцзи. Так день за днем шло время.
Как-то настоятель Жэнь с обоими послушниками отбыл служить молебен, а Цзинцзи оставил сторожить обитель. Хотя старец Ван и заверил настоятеля в честности Цзинцзи, тот все же не мог отделаться от подозрений. Вот он и решил испытать нового послушника.
– Оставайся в обители и смотри в оба! – наказывал ему Жэнь перед отбытием. – Должен сказать, что там сзади в курятнике я держу не кур. Они только по виду куры, а на самом деле фениксы. Когда будет завершен мой монашеский подвиг на земле, они вознесут меня на небо, где я предстану пред ликом самого Нефритового Владыки. А в покоях у меня стоят корчаги с отравой. За провинности я не бью послушников, а даю им этой отравы, и они отходят. Так что смотри как следует. А мы вернемся к полуденной трапезе. Я тебе оставляю сладостей. Закуси, как проголодаешься.
С этими словами настоятель и послушники отбыли. Цзинцзи запер за ними ворота и расхохотался.
– Будто я глупыш несмышленый, не понимаю! – говорил он. – Нет, меня не проведешь! Корчаги с отравой?! Да в них рисовая водка! На кур показывает, а уверяет, будто фениксы, на них в небо воспарит!
Чэнь Цзинцзи выбрал курицу, какая пожирнее, свернул ей шею, общипал и в кипящий котел, потом почерпнул из корчаги кувшин водки и поставил на огонь подогревать. Немного погодя он разодрал курицу руками и, макая в уксус, с чесноком принялся уплетать за обе щеки к великому своему удовольствию. После сытной трапезы он прочитал четверостишие:
Бадейку винца зачерпнул —И месяц сквозь дымку блеснул.Мясистую курочку съел —И облачный слой поредел.
Не успел он доесть курицу, как послышался стук в дверь. Воротился настоятель. Цзинцзи наспех собрал посуду и побежал открывать.
– Что с тобой? – спросил раскрасневшегося Чэня настоятель.
Цзинцзи, опустив голову, молчал.
– Что же ты молчишь? – допытывался Жэнь.
– Позвольте вам доложить, отец наставник, – обратился Цзинцзи. – После вашего ухода улетел феникс. Отчего – ума не приложу. Всю обитель обыскал – нет. Я испугался. Отец наставник, думаю, бить будет. За нож было взялся – горло хотел перерезать, да больно будет, хотел повеситься, а вдруг веревка лопнет – упадешь и расшибешься. Решил в колодец броситься, да колодец узкий оказался. Вдруг голова не пролезет – застрянешь еще. Все перебрал. Некуда деваться! Тут вспомнил: отец наставник про отраву в корчагах наказывал. Выпил чашку, выпил другую …
– Ну и как? – осведомился Жэнь
– Да как! До сих пор ни жив ни мертв. Как пьяный хожу.
Выслушал его рассказ наставник и послушники и рассмеялись.
– Да, честный он малый, простодушный! – заключил настоятель и приобрел ему ставленую грамоту монаха.
Отныне Цзинцзи не знал в обители запретов.
Да, так уж повелось, что
Правда – товар неходкий,хоть как его разложи;А ложь нарасхват раскупят,держи хоть три воза лжи.
Чэнь Цзинцзи частенько, набив мошну, наведывался на пристань немного поразвлечься. От побирушки Чэня Третьего он узнал, что после смерти матери Фэн Цзиньбао продали в дом Чжэнов и теперь зовут Чжэн Цзиньбао.
