слышать ее от врача с такой репутацией, как у Слэйки. Тьма-тьмущая мистицизма и всякой чепухи о загробном мире, праведной жизни и благих делах, которыми выстлана дорога в рай. Потом опять музыка, женщины с большим энтузиазмом поют о предстоящем визите на небеса, после которого они пожертвуют внушительные суммы на нужды Церкви. На мой взгляд, все это очень похоже на рассказ Вивилии фон Брун.
— Значит, новая лавочка, старые жулики? — спросил я.
— Вряд ли здесь годится слово «жулики». Похоже, эти люди искренне верят в то, что проповедуют. Чтобы узнать побольше, я сама должна побывать в раю. Мне удалось приблизить этот день, — конечно, пришлось раскошелиться. Инскипп за голову схватится, когда узнает, сколько я истратила.
— Когда? — спросил Боливар.
— В самое ближайшее время. Не стоит спешить, можно спугнуть Слэйки. Да, кстати, здесь его называют отцом Мараблисом. И вот еще что показалось мне интересным. После мессы я к нему подошла и осыпала комплиментами. Ему это понравилось, и он не обиделся, когда я в порыве восторга схватила его за правую руку и пожала от всей души.
Я взволнованно подался вперед. Но спрашивать не пришлось. Она кивнула.
— Не протез. Теплая человеческая рука.
— Но… — Я запнулся. — Я же своими глазами видел отрубленную руку. И она опознана.
— Я знаю. Правда, интересно? Жду не дождусь, когда мы наконец разгадаем эту загадку.
Мальчики влюбленно смотрели на нее. Наш человек, своя в доску. Если и есть на свете детектив, способный найти Анжелину, то этого детектива зовут Сивилла. В ее сверхспособностях я больше не сомневался.
Через два дня (и два очень щедрых денежных взноса) ей велели приготовиться к «восхождению на небеса».
— Как я выгляжу? — спросила она, медленно поворачиваясь. Если женщина задает этот вопрос, значит, ей уже известен ответ. На ней было нечто черное, облегающее, дорогое и очень подходящее к шляпе. А еще много драгоценностей.
— А вдруг все-таки разглядят? — Она коснулась крошечной алмазной брошки на лацкане.
— Только в микроскоп, — сказал я. — И то, если будут знать, что разглядывать. Центральный алмаз — кинокамера. Обычно я ее маскирую под запонку от рубашки. Я расположил вокруг еще несколько камешков, получилась эффектная брошь. Алмазная линза фокусирует изображение на нанометровые записывающие молекулы, а те доставляются под нее броуновским движением. Это движение поддерживается за счет тепла тела, поэтому источник питания обнаружить невозможно. Насчет освещенности не беспокойся, как и человеческий глаз, камера улавливает даже отдельные фотоны. Он разглядит то же, что и ты. И снимет.
— В жизни ничего подобного не видела.
— Как и твой босс Инскипп, — гордо произнес Джеймс. — Папа сам изобрел.
— Как только закончим это дело, я тебе подарю усовершенствованную, звукозаписывающую модель, — пообещал я Сивилле.
— Другой такой во всей галактике нет, — уточнил Боливар.
— Я… не знаю, как и благодарить, — с жаром произнесла она. И я был уверен, что этот жар — не притворный. Она быстро вышла из номера. Через несколько минут мы увидели, как она переходит улицу и исчезает под аркой Церкви.
ГЛАВА 4
Шел тропический ливень, то и дело полыхали молнии и грохотал гром. Церковь Ищущих Путь превратилась в туманное пятно, ее очертания терялись в сумраке за стеклом, испещренным брызгами дождя. Оптика позволяла видеть ее довольно сносно, но невооруженным глазом я почти ничего не мог разглядеть. Уже почти час Сивилла — в этом здании. У Слэйки. Я задыхался в четырех стенах.
— Пойду подышу свежим воздухом. — Я нахлобучил бейсболку с логотипом «Кокаин-кола» над козырьком.
— Промокнешь, — сказал Боливар.
— Будешь слоняться вокруг Церкви, спугнешь Слэйки, — добавил Джеймс.
Я высокомерно скривил верхнюю губу.
— Спасибо за сыновнюю заботу, но ваш старый папаша еще не в полном маразме. Эта кепочка не только рекламирует дрянной напиток, она в придачу создает водоотталкивающее поле. Вас еще на свете не было, когда я слонялся возле церквей, невидимый и непромокаемый, аки дух святой.
Мое натужное остроумие не заслужило ни одной кривой улыбки. Я понял, что сыновья волнуются ничуть не меньше старого папаши. И все-таки мне было необходимо глотнуть свежего воздуха.
В вестибюле гостиницы — ни единого признака жизни. В смысле, белковой. Робоуправляющий поклонился и помахал мне рукой в перчатке. Робошвейцар распахнул передо мной дверь, и дождь мигом забрызгал его металлическую физиономию.
— Вечерок не то чтобы очень, сэр, — елейно проговорил он. — Но завтра будет солнечный денек, это как пить дать.
— Это что, в программе у тебя? — прорычал я. — Ты всегда эти слова говоришь, когда дождь?
— Да, сэр.
Подумать только, я беседую о погоде с безмозглым роботом! Должно быть, нервы сдают. Я вышел из гостиницы. Дождь лил как из ведра, но я не сомневался, что выйду сухим из воды. Спасибо электростатическому полю, которое отталкивало дождевые капли.
Анжелина… В груди сидела боль. Не метафорическая — самая что ни на есть настоящая. Я гнал мысли о жене, чтобы не мешали действовать, но тоска терзала сердце. Сколько раз Анжелина спасала мне жизнь, сколько раз ей приходилось выхватывать из коляски с близнецами припрятанное оружие! А как ловко мы с ней брали банки, как весело делили на двоих приключения, уже не говоря о деньгах! Как лихо спасали вселенную, отражали орды скользких чудовищ! Воспоминания, воспоминания… Бывали в нашей жизни и тяжелые времена, но в этот вечер мне хотелось стать цифрой на солнечных часах, чтобы замечать только светлые, радостные дни… Я оборвал нить тягостных раздумий. Слезами горю не поможешь. Чтобы вернуть Анжелину, необходимо действовать. Только по этой причине я здесь. И мальчики. И только по этой причине Сивилла сейчас рискует жизнью.
Я шел куда глаза глядят. А они глядели не куда попало, а на кафе, которое стояло напротив Церкви Ищущих Путь, на другой стороне площади. Несколько столиков на тротуаре были защищены от непогоды навесом и водоотталкивающим полем. Когда я вошел под навес, это поле наложилось на мое, и по мне забегали крошечные молнии. Я коснулся выключателя на козырьке бейсболки и расположился за столиком лицом к Церкви.
— Милости просим, господин или госпожа, милости просим, — произнесла свеча на столике. Вспыхнул и затрепетал огонек.
— Не госпожа. Господин.
— Что желает заказать не госпожа, а господин? Проклятие! Везет же мне нынче на бестолковых роботов!
— Пива. Холодного. Большую кружку.
— С превеликим удовольствием, господин, а не госпожа.
Столик задрожал, а затем посреди него возникло отверстие и появилась кружка. Я протянул к ней руку, но взять не смог.
— Два кропотника с полтиной, — произнес другой механический голос, не такой теплый, как у свечи.
Я уронил в прорезь три монеты,
