День рождения лейтенанта милиции в ресторане «Берлин»
Побудьте день вы в милицейской шкуре —Вам жизнь покажется наоборот.Давайте выпьем за тех, кто в МУРе, —За тех, кто в МУРе, никто не пьет.
А за соседним столом – компания,А за соседним столом – веселие, —А она на меня – ноль внимания:Ей сосед ее шпарит Есенина.
Побудьте день вы в милицейской шкуре —Вам жизнь покажется наоборот.Давайте выпьем за тех, кто в МУРе, —За тех, кто в МУРе, никто не пьет.
Понимаю я, что в Тамаре – ум,Что у ей – диплом и стремления, —И я вылил водку в аквариум:Пейте, рыбы, за мой день рождения!
Побудьте день вы в милицейской шкуре —Вам жизнь покажется наоборот.Давайте выпьем за тех, кто в МУРе, —За тех, кто в МУРе, никто не пьет.
1965«Перед выездом в загранку…»
Перед выездом в загранкуЗаполняешь кучу бланков —Это еще не беда,Но в составе делегацийС вами ездит личность в штатском —Просто завсегда.
А за месяц до вояжаИнструктаж проходишь даже —Как там проводить все дни:Чтоб поменьше безобразий,А потусторонних связейЧтобы – ни-ни-ни!
…Личность в штатском – парень рыжий —Мне представился в Париже:«Будем с вами жить, я – Никодим.Вел нагрузки, жил в Бобруйске,Папа – русский, сам я – русский,Даже не судим».
Исполнительный на редкость,Соблюдал свою секретностьИ во всем старался мне помочь:Он теперь по роду службыДорожил моею дружбойПросто день и ночь.
На экскурсию по РимуЯ решил – без Никодиму:Он всю ночь писал – и вот уснул, —Но личность в штатском, оказалось,Раньше боксом увлекалась,Так что – не рискнул.
Со мной он завтракал, обедал,Он везде – за мною следом, —Будто у него нет дел.Я однажды для порядкуЗаглянул в его тетрадку —Просто обалдел!
Он писал – такая стерьва! —Что в Париже я на мэраС кулаками нападал,Что я к женщинам несдержанИ влияниям подверженБудто Запада…
Значит, личность может дажеЗаподозрить в шпионаже!..Вы прикиньте – что тогда?Это значит – не увижуЯ ни Риму, ни ПарижуБольше никогда!..
1965Песня о сентиментальном боксере
Удар, удар… Еще удар…Опять удар – и вотБорис Буткеев (Краснодар)Проводит апперкот.
Вот он прижал меня в углу,Вот я едва ушел…Вот апперкот – я на полу,И мне нехорошо!
И думал Буткеев, мне челюсть кроша:И жить хорошо, и жизнь хороша!
При счете семь я все лежу —Рыдают землячки.Встаю, ныряю, ухожу —И мне идут очки.
Неправда, будто бы к концуЯ силы берегу, —Бить человека по лицуЯ с детства не могу.
Но думал Буткеев, мне ребра круша:И жить хорошо, и жизнь хороша!
В трибунах свист, в трибунах вой:«Ату его, он трус!»Буткеев лезет в ближний бой —А я к канатам жмусь.
Но он пролез – он сибиряк,Настырные они, —И я сказал ему: «Чудак!Устал ведь – отдохни!»
Но он не услышал – он думал, дыша,Что жить хорошо и жизнь хороша!
А он все бьет – здоровый, черт! —Я вижу – быть беде.Ведь бокс не драка – это спортОтважных и т. д.
Вот он ударил – раз, два, три —И… сам лишился сил, —Мне руку поднял рефери,Которой я не бил.
Лежал он и думал, что жизнь хороша.Кому хороша, а кому – ни шиша!
1966В далеком созвездии Тау Кита
В далеком созвездии Тау КитаВсе стало для нас непонятно, —Сигнал посылаем: «Вы что это там?» —А нас посылают обратно.
На Тау КитеЖивут в тесноте —Живут, между прочим, по-разному —Товарищи наши по разуму.
Вот, двигаясь по световому лучуБез помощи, но при посредстве,Я к Тау Кита этой самой лечу,Чтоб с ней разобраться на месте.
На Тау КитаЧегой-то не так —Там таукитайская братияСвихнулась, – по нашим понятиям.
Покамест я в анабиозе лежу,Те таукитяне буянят, —Все реже я с ними на связь выхожу:Уж очень они хулиганят.
У таукитовВ алфа́вите слов —Немного, и строй – буржуазный,И юмор у них – безобразный.
Корабль посадил я как собственный зад,Слегка покривив отражатель.Я крикнул по-таукитянски: «Виват!» —Что значит по-нашему – «Здрасьте!».
У таукитянВся внешность – обман, —Тут с ними нельзя состязаться:То явятся, то растворятся…
Мне таукитянин – как вам папуас, —Мне вкратце об них намекнули.Я крикнул: «Галактике стыдно за вас!» —В ответ они чем-то мигнули.
На Тау КитеУсловья не те:Тут нет атмосферы, тут душно, —Но таукитяне радушны.
В запале я крикнул им: мать вашу, мол!..Но кибернетический гид мойНастолько буквально меня перевел,Что мне за себя стало стыдно.
Но таукиты —Такие скоты —Наверно, успели набраться:То явятся, то растворятся…
«Вы, братья по полу, – кричу, – мужики!Ну что…» – тут мой голос сорвался.Я таукитянку схватил за грудки:«А ну, – говорю, – признавайся!..»
Она мне: «Уйди!» —Мол, мы впереди —Не хочем с мужчинами знаться, —А будем теперь почковаться!
Не помню, как поднял я свой звездолет, —Лечу в настроенье питейном:Земля ведь ушла лет на триста впередПо гнусной теорьи Эйнштейна!
Что, если и там,Как на Тау Кита,Ужасно повысилось знанье, —Что, если и там – почкованье?!
1966Про дикого вепря
В королевстве, где все тихо и складно,Где ни войн, ни катаклизмов, ни бурь,Появился дикий вепрь огромадный —То ли буйвол, то ли бык, то ли тур.
Сам король страдал желудком и астмой,Только кашлем сильный страх наводил, —А тем временем зверюга ужасныйКоих ел, а коих в лес волочил.
И король тотчас издал три декрета:«Зверя надо одолеть наконец!Вот кто отчается на это, на это,Тот принцессу поведет под венец».
А в отчаявшемся том государстве —Как войдешь, так прямо наискосок —В бесшабашной жил тоске и гусарствеБывший лучший, но опальный стрелок.
На полу лежали люди и шкуры,Пели песни, пили меды – и тутПротрубили во дворе трубадуры,Хвать стрелка – и во дворец волокут.
И король ему прокашлял: «Не будуЯ читать тебе морали, юнец, —Но если завтра победишь чуду-юду,То принцессу поведешь под венец».
А стрелок: «Да это что за награда?!Мне бы – выкатить портвейну бадью!»Мол, принцессу мне и даром не надо, —Чуду-юду я и так победю!
А король: «Возьмешь принцессу – и точка!А не то тебя раз-два – и в тюрьму!Ведь это все же королевская дочка!..»А стрелок: «Ну хоть убей – не возьму!»
И пока король с им так препирался,Съел уже почти всех женщин и курИ возле самого дворца ошивалсяЭтот самый то ли бык, то ли тур.
Делать нечего – портвейн он отспорил, —Чуду-юду уложил – и убег…Вот так принцессу с королем опозорилБывший лучший, но опальный стрелок.
1966«Один музыкант объяснил мне пространно…»
Один музыкант объяснил мне пространно,Что будто гитара свой век отжила, —Заменят гитару электроорганы,Электророяль и электропила…
Гитара опятьНе хочет молчать —Поет ночами лунными,Как в юность мою,Своими семьюСеребряными струнами!..
Я слышал вчера – кто-то пел на бульваре:Был голос уверен, был голос красив. —Но кажется мне – надоело гитареЗвенеть под его залихватский мотив.
И все же опятьНе хочет молчать —Поет ночами лунными,Как в юность мою,Своими семьюСеребряными струнами!..
Электророяль мне, конечно, не пара —Другие появятся с песней другой, —Но кажется мне – не уйдем мы с гитаройВ заслуженный и нежеланный покой.
Гитара опятьНе хочет молчать —Поет ночами лунными,Как в юность мою,Своими семьюСеребряными струнами!..
1966«А люди все роптали и роптали…»
А люди все роптали и роптали,А люди справедливости хотят:«Мы в очереди первыми стояли, —А те, кто сзади нас, уже едят!»
Им объяснили, чтобы не ругаться:«Мы просим вас, уйдите, дорогие!Те, кто едят, – ведь это иностранцы,А вы, прошу прощенья, кто такие?»
Но люди все роптали и роптали,Но люди справедливости хотят:«Мы в очереди первыми стояли, —А те, кто сзади нас, уже едят!»
Им снова объяснил администратор:«Я вас прошу, уйдите, дорогие!Те, кто едят, – ведь это ж делегаты,А вы, прошу прощенья, кто такие?»
Но люди все роптали и роптали,Но люди справедливости хотят:«Мы в очереди первыми стояли, —А те, кто сзади нас, уже едят…»
1966Песня о друге
