Она не только превосходно ведет дом и справляется с покупками, но сделалась также незаменимой помощницей в разных мелких делах и исполнительницей деликатных поручений.
Этторина поспешила явиться на зов хозяина, неся в высоко поднятых руках дымящуюся суповую миску. По жаркой погоде, а также по привычной небрежности она под куцым халатиком не носит белья, поэтому при каждом шаге виден прямо-таки взрыв цветущей плоти.
Де Витис в жизни не решился бы преодолеть барьер, отделяющий человека его положения от жалкой прислуги, но он вынужден признать, что непрерывное колыхание столь изобильного тела, упорно рвущегося наружу из-под скудных покровов, не оставляет его равнодушным; при условии, что его собственное тело, конечно же, полностью в его власти. Он не сомневается: стоит ему поманить пальцем или просто подмигнуть — и это дитя природы будет у его ног. Возможно, она окажется совсем неопытной, и уж наверняка — растерянной и неловкой, но все же роскошной, полной влекущей тайны. Да, а что будет потом? С каждым днем Де Витис все чаще задает себе этот вопрос, ибо для него самое главное последствия.
Впрочем, он всегда считал, что умышленно затянутое ожидание сладостнее, нежели само свершение; ведь за первым совокуплением может следовать лишь еще одно совокупление — и ничего больше, а неосуществленная мечта дарит куда более острые ощущения и к тому же не грозит постыдной неудачей.
Сквозь пар, поднимающийся над суповой миской, он следит за ленивыми движениями этой женщины, упивается каждым подрагиванием ее тела, но у него нет других желаний, кроме одного — просто любоваться ею, не ввязываясь ни в какие истории. Желание само по себе дает гораздо больше, чем обладание.
Этторина плавно разворачивается и берет курс на кухню, неся высоченную гору посуды, покачивающуюся в ее неутомимых руках; Де Витис не может оторваться от этого зрелища. Вдруг она оглядывается и ни с того ни с сего обращается к нему:
— Знаете, ваше превосходительство…
Де Витис вздрагивает от неожиданности. Ему вовсе не хочется терять лицо. Захваченный врасплох, он быстро переводит глаза с ее колыхающихся округлостей на свою тарелку. Однако Этторина успела поймать его взгляд; с какой-то нарочитой медлительностью она повторяет:
— Знаете, ваше превосходительство…
— Ну что?
Де Витис, конечно же, не смутился: он у себя дома, а его дом — вся провинция. Он отвечает сухо и, оторвав взгляд от пустой тарелки, устремляет его на полураскрытое чрево «буля». А она продолжает:
— Тут звонили из агентства…
— А, хорошо… пора уже, — тихо отвечает Де Витис.
— Сказали, квартира сдана.
— Пора уже, — только и повторяет Де Витис.
— А съемщики люди приличные…
— Надеюсь!
— Надежные люди… и очень уважаемые…
— Дальше?
Ему хочется узнать о них побольше. Нельзя осуждать его за это, ведь флигель примыкает к его дому.
— В агентстве говорят, что они из Рима.
— Ну хорошо, а какого возраста, женаты ли?
— Женаты… то есть точно там не знают, сказали только, что детей нет.
— Молодые?
— В агентстве думают, что да, правда, сами они не появлялись, прислали секретаря.
— Секретаря? — Де Витис поражен; такое у него случается впервые. А Этторина продолжает:
— Говорят, им очень нужен покой…
— А кому он не нужен!
— И чтобы никто не мешал.
— Ладно, ладно…
Прокурор лишь кивает, увлеченный нахлынувшими мыслями. Она молода, дети под ногами путаться не будут — это уже замечательно. Лицо его светлеет, взгляд устремлен на распахнутое нутро «буля». Наконец, не сводя глаз с амурчика, развалившегося на средних дверцах, он кричит служанке, которая возится на кухне:
— Когда управишься здесь, сходи туда и наведи порядок. Сегодня пятница, двадцать девятое, они могут приехать уже завтра.
Этторина открывает входную дверь, а ее хозяин удобно устраивается в кресле перед «будем». Этторина закрывает за собой калитку, хозяин же принимается колдовать над дверцами и ящичками, пока наконец перед ним не открывается небольшое отверстие в задней стенке.
Тем временем Этторина уже хлопнула дверью флигеля, и Де Витис приникает к круглому отверстию, из которого льется мягкий свет. Там, за стеной, вскоре появляется Этторина, она расхаживает по роскошно обставленной спальне. Забыв обо всем на свете, Де Витис вращает маленькое зубчатое колесико и поудобнее располагается в кресле. Спектакль начинается.
Глава 4
Исключительная возможность. Победоносная кири-велла. Роскошь, которая стоит слишком дорого.
Лигурия — область обособленная, горы, укрывающие от холодных северных ветров, и постоянно дующий бриз делают ее климат удивительно мягким. Благодаря столь резким климатическим условиям, растительность здесь покрывает даже те места, которые в других широтах оставались бы бесплодными. Неудивительно, что многие желают посетить эти края даже зимой. А о лете и говорить нечего.
Однако о супругах Конти, летящих на полной скорости по изгибам приморского шоссе навстречу дивному краю, нельзя сказать, что они отправляются на отдых; во всяком случае, глава семьи сильно в этом сомневается.
Франко Конти, с необычайной поспешностью переведенный из Рима в прокуратуру одного из городов Лигурии, еще не понял причины своего внезапного перемещения. У чиновников министерства юстиции, во всяком случае, у немолодых, есть негласное правило: во всем находить приятную сторону. Но его новая должность не обещает ни радостей, ни развлечений. После двадцати лет прозябания в министерстве стать заместителем Де Витиса, старого товарища по факультету, — такую пилюлю проглотить непросто.
Он и Де Витис вместе поднимались по ступенькам служебной лестницы, но, когда дошло до высоких постов, доктору Конти, ставшему вечным заместителем, припомнили его демократические симпатии и позицию, занятую им в конфликтах с профсоюзами. Его заподозрили в либерализме — вот почему он все время пребывал на второстепенных должностях. А Де Витис, ревностный хранитель существующего порядка, круто взмыл вверх.
Нет, здесь Конти не светит ни приятная жизнь, ни интересная работа. Де Витис как никто умеет все забрать в свои руки, при нем вряд ли будет случай отличиться и получить давно положенное продвижение по службе. Однако в министерстве не было возможности нарушить установленный порядок, даже если обратиться в высший юридический совет.
Так, может быть, сам Де Витис назвал его имя и добился его назначения? Но зачем? И вообще, возможно ли это? Вряд ли, ведь прошло столько лет.
Озабоченный, изнемогающий от жары, он ведет машину, время от времени искоса поглядывая на сидящую рядом жену, ее молчание начинает его угнетать.
Солнце поднялось высоко, оно раскаляет крышу, в открытые окна налетает вязкая пыль, от которой больно дышать. Конти кажется, что в горле у него кусок наждачной бумаги, а в носу, почему-то вдруг очень чувствительном, щиплет так, что на глазах выступают слезы.
Хоть бы Луиза что-нибудь сказала. Но она делает вид, что ничего не замечает. Откинула кресло и полулежит, уронив руки на колени, выражение глаз, скрытых большими темными очками, угадать невозможно. И он чувствует себя безнадежно одиноким.
Брак предоставляет мужу исключительную возможность оградить жену от влияния посторонних, обеспечив себе права на нее. Но всегда ли муж реально использует эту возможность? Очень редко. Что касается Конти, то он упустил слишком много случаев проявить себя, чтобы надеяться наверстать упущенное, и теперь жена, особа волевая и предприимчивая, сама прибрала его к рукам.
Поступив в министерство юстиции на должность машинистки, Луиза, в первую очередь благодаря своим внешним данным, сумела сделать настоящую карьеру — за короткое время она преодолела все ступеньки, отделявшие ее от ответственных должностей. Она ухитрялась извлекать пользу из любой интрижки, любого флирта и даже просто комплимента и в министерстве была всегда самой яркой и заметной представительницей прекрасного пола. В час традиционного перерыва на чашку кофе, когда она, словно победоносная каравелла, гордо проплывала по унылым министерским коридорам, вокруг сразу становилось светлее и как будто уютнее. Постепенно ее проходы превратились во всеобщий праздник и настоящий бег с препятствиями: каждому хотелось оказаться поближе, взглянуть на нее, а она невозмутимо шествовала вперед, и ритмичный стук каблуков ковал ее счастье. С виду безразличная к жадным мужским взглядам, она на самом деле прекрасно в них разбиралась и тотчас отличала перспективные от совершенно ненужных с точки зрения тех целей, которые она себе ставила.
Надо сказать, Конти покорили не столько ее женские прелести — наоборот, они быстро ему приелись, — сколько ее самоуверенность и упрямство. Они могли стать чудодейственным стимулом для его слабохарактерной, склонной к иллюзиям натуры. Панически страшась потерять ее и в то же время терзаясь от сознания, что приходится постоянно делить ее с другими, он в конце концов на ней женился, чем, естественно, лишь усугубил свое положение. Ведь для Луизы брак был лишь удобным прикрытием.
