Песнь о Есенине
Все пути, все дома запорошены.Стыл декабрь. И хандра – тут как тут.И беспутные кудри СерёжиныВетры времени треплют и бьют.
Кабаки и случайные женщины,Резкий пламень прозрений и чувств…Глотку душит клеймо деревенщины.На зубах – почитания хруст.
Ни Москва, ни Рязань, ни Америка,Ни Толстая, ни Райх, ни Дункан,Ни мольба, ни божба, ни истерикаНе смогли удержать ураган.
Скандалист, и распутник, и пьяница,Всем соривший – деньгами, детьми,Балагурством, строкою, что тянетсяС давних пор и жива в наши дни.
Запрещали, пылили в забвении,Осуждали, не помнили дат…Отчего же при слове «Есенин»Так туманится нежностью взгляд?
Мир есенинский – заводи, всполохи,И кленочек, что матку сосёт,И качаловский Джим, и черёмуха —Нашим душам загнить не даёт.
Пусть не услышит…
Это имя лелеешь в душе ты нежнейше.Для него стать готова хоть нимфой, хоть гейшей.Перед ним – безоглядно – ты вся нараспашку.И заранье прощаешь ему все промашки.
Перед ним утаишь ты ревнивые слёзы.Все улыбки его – твой обманчивый козырь.Солнце в мире одно – ты уверена в этом —То, что ночью и днём охраняешь в себе ты.
Пусть твердят, что ты просто придумала сказку.Только в мире ничто над тобою не властно.Ты не станешь раскрашивать чувством афиши.…Пусть он даже тебя никогда не услышит…
***Есть фортепьяно. На нём не играют.Есть ваза, но только давно без цветов.Есть пыль, её никогда не стирают.Она сохраняет след чьих-то подошв.
Есть миф, но в него уже некому верить.Есть свет, но который опаснее тьмы.Есть вечно открытые сонные двери.Есть окна без стёкол с предвкусьем тюрьмы.
Есть чей-то портрет в задохнувшейся раме.Есть белый до дрожи чумной потолок.Есть злые слова, что читаю на память.…Был синий туман, что однажды увлёк.
В фиолетовой дымке
Я не здесь, я всё там,В фиолетовой дымке.Заблудиться хочуЯ совсем, навсегда.
И в каком-то далёком,Нелепейшем снимкеПроступают предчувствия,Что моя там звезда.
Не хочу возвращатьсяВ то, что грубо и зримо.Не хочу оторватьсяЯ от кубка с отравой.
Всё же мы – пилигримы,Не свободны от грима,Не свободны от тяжкихИ нелепых вериг.
И нас мучит лукавый.Кто виновен, кто правый,Даже лемех кровавыйВсё ещё не постиг.
Поезд
И этот поезд в никудаНа фоне лета ярче ситца —Как не добытая руда,Как раз увиденные лица.
Он увезёт не пассажиров,Не к низу тянущий багаж,А чувства приторней инжира,А ложь, раскаянье и фальшь.
Его не будет в расписанье.И семафоры – не указ.Но кто-то знает, кто-то знает:Двоих не вынесет Пегас.
***Исцарапанные руки,Губы тонки и бледны.И, сказать не очень грубо,Ну… Рельефы не видны.
Ну, веснушки – бог бы с ними.Да вот кожа и – скелет.Между ними, между нимиНичего, представьте, нет!
Ну, про то, что метр-то с кепкой,Ну, про чёлочку-наив…А характер – сильно скверный.Вот так дивушко из див!
Пошаманить?
Жажда, воля и печаль —В твоей руке.А всю с нуля игру начатьМне не успеть.
И заменить кленовый лист —Увы! – нам нечем.За срезы бережно держись,Не будь беспечен.
А мир другой покорно ждёт,Не манит.Так, может, выгнуться дугой —И пошаманить?
***У неё фигураДевочки-подростка.У неё солидности —Ни на медный грош.
Русой чёлки струны,Остренькие скулыИ ухмылка дерзкая —Плевок для пьяных рож.
О «темпераментных»:)
Сангвиник рисует сангиной.Он весь в оптимизме, смех только —Распухшее горло с ангиной,Таблетки, уколы и койка.
Холерик связался с холерой —И где подхватил, торопыга?Марина, Сабрина иль Лера?Олег или Костик? Ядвига?
В тоске и соплях меланхолик:Всё серо и жутко на свете!Он сам – ну почти алкоголик,Жена – наркоманка, а дети!..
Король пофигизма, флегматик,Вольготно живёт и спокойно.«Я жирный и глупый астматик? —Не страшно, не грустно, не больно».
***Забирается осень в овраги,По ветвям, по верхушкам скользит.Заливает пустые бумаги.И невзрачным дождём моросит.
И обманчивым солнцем смеётся,Воздух стылой иголкой пронзая.Обмануть ей легко удаётсяДребезжащее сердце трамвая.
О пользе телепатии:)
Шептали вы одни скабрезности,Прижавши локоть мой в толпе.И с чувством – извините – мерзостиМой голос внутренний запел.
Меня смущал жаргон довлеющий.Но смысл был, несомненно, тот.Ваш взгляд, забавно стекленеющий,Упёрся в мой недвижный рот.
Толпа нахлынула-отхлынула,Но вы застыли, словно пень.…Ещё одну душонку вымыла.Совсем не зря прошёл мой день!:)
***…И белый шлейф, как птичье оперенье,Тащился вслед, былое заметая.Из рук бесшумно выскользнула, тенью.К ней жизнь уже торопится другая.
Пропеты все венчальные молитвы,Даны обеты раз и навсегда.А в памяти, острее острой бритвы —Кувшинки, родниковая вода,
И сарафан из пёстренького ситца,И ленты в косах, синие глаза…Но только денег не было жениться.Но только изменить ничто нельзя…
Две осени
А он уже так жить не мог,Ведь чувствовал, дышал – иначе.Ущербной прошлой жизни клячаКопытом метила в висок.
Он видел страшные глазаСвоей жены – с немым упрёком.И поворачивался бокомПодросток-сын, спеша к друзьям.
Казнился сам – к чему обиделСкреплённых узами родства?Но, очевидно, торжестваИ не скрывал змей-искуситель…
…Одна, под струями дождя,С глазами, рвущимися в просинь,Благословляя танцем осень,Пленила в краткий миг тебя.
На остановке опустевшейСтоял, потерянный, впотьмах.Жар-птицы крыл единый взмахВстревожил бы дитя не меньше.
Хоть утверждали зеркала,Что лет давно не восемнадцать,Что было б глупостью встречаться,Перечеркнув своё вчера,
Но утром, при любой погоде,В спортивный облачась костюм,Бежал, стремясь… В закрытый трюм?На затонувшем пароходе?
И выходные проводил,Ища мелькнувшее виденье,Не прогоняя наважденье,Радикулит давно забыв.
Сдалась фортуна пред напоромИ невзначай столкнула их.Он был смущённей, чем жених.И падал снег седым минором.
В засыпанной до самых оконИзбушке с печкою темно.О н а дышала на стекло,И белый пар свивался в кокон.
Но вот и стук! Метнулась к двери,Не отводя счастливых глаз.И вскоре осветилась мгла:Затрепетали свечек перья.
Вдвоём справляли день рожденья.Её семнадцать. На столеВсё по-серьёзному вполне.И – алой розы искушенье.
Конец ознакомительного фрагмента.
