Примерно через четверть часа я услышал крик вырвавшегося далеко вперед Эрко:
— Узнал, узнал! Скорей сюда!
— Что узнал? — догнав его, спросил я.
— Узнал поляну вот эту! Теперь мне дорога ясна, не заблудимся!
— Теперь? — удивился я.— А до этого?
— Вам честно сказать? — виновато спросил мой проводник.
— Как считаешь нужным, так и скажи,— ответил я.
— Сбился я раза три уже. Не был тут сто лет, вот и морочил вам голову. Но теперь все в полном порядке. Через час будем на месте.
Так бы оно и было, наверное. Но горы есть горы, Эрко сам, может быть, не знал, в какой степени прав.
Вьюга оставила нас ненадолго. Облетела свои владения, и снова оказались мы в ее эпицентре. Было такое ощущение, что она только брала разгон, когда заставила нас укрыться в расщелине. Теперь раскрутилась на полную мощь. Тренировка кончилась, началась игра — силовая, жесткая, бескомпромиссная. Игра, по сути, в одни ворота. Два измученных, теряющих силы путника — и взбесившаяся стихия.
Пришлось делать еще один привал. Незапланированный.
— Хорошо! — в полном разладе с логикой прорычал Эрко.
— Куда уж лучше! — рыкнул в ответ я.— Так хорошо еще не было за весь день.
— Ну, во-первых, день еще не «весь»...
— Во-вторых? — мрачно перебил я.
— Во-вторых, снег и ветер сметают с гор сильный мороз. Начинается оттепель.
— Врешь ты все, Эрик! — Я нарочно назвал его по-домашнему, чтоб не сбивать, настроения.— Меня успокаиваешь и себя заодно. Так вот, не надо, Эрик, прошу тебя, не трать времени попусту. День не весь еще, верно, но больше половины прошло. Может, все-таки на сто восемьдесят?
— Нет! — сказал Эрко решительно.
— Ну тогда одна дорога — вперед! — попробовал я найти единственно верный выход из создавшейся ситуации.— Согласен?
— Согласен, только...— Эрик замялся.
— Какое еще «только»? — не без раздражения воскликнул я.— Выкладывай уж все до кончика.
— Опять честно?
— Если можно.
— Не пойму я что-то, где перед, где не перед.
— Ничего себе проводничок! Куда же ты смотришь?
Эрко встрепенулся, но не обиделся, промолчал. Я выругал себя за нервозность. Легче оттого мне почему-то не стало.
— Как твой нос? — спросил я, чтобы как-то смягчить свою вспышку.
— На месте,—как ни в чем не бывало ответил Эрко, желая, конечно, дать мне почувствовать — понял мое состояние, как надо.— А ваши щеки?
— А шут их разберет! Не о них теперь думать надо.
Эрко согласился, есть заботы и поважнее, но щеки и даже руки и даже ноги мои все же обследовал лично и обследованием тем остался в общем и целом доволен, только заставил меня еще раз умыться снегом. Я в долгу не остался, потребовал, чтоб и он сделал то же самое. После этой операции я сказал:
— В горах ты — дома. Твое слово, Эрко.
Сказал, разумеется, не без ехидства. Но он опять не обиделся. Даже повеселел немного:
— Вот вы смеетесь надо мной, а я в горах действительно дома. Только редко бываю тут. А вы в Москве часто? Тоже все больше в разъездах.
— Верно, но ты шевели мозгами, а то мы тут околеем с тобой.
Эрко с минуту помолчал, потом твердо заявил:
— Не околеем. Стихает опять, чувствуете?
Ветер в самом деле вроде бы поослаб. Похоже было на то, что метель по кольцу ходит. Нашла себе удобное русло меж гор и вертится по нему, как заводная.
— У всякой метели свой характер, свой норов,— авторитетно заметил Эрко,— как, например, у тайфунов в Тихом океане. Метелям тоже, по-моему, имена можно давать. Я бы эту Беркутом назвал. Так беркут над зайцем кружит, прицеливается.
Я в ответ невесело рассмеялся:
— Кто же мы с тобой? Зайцы беспомощные?
Эрко тоже хохотнул, но совсем не так мрачно, как я:
— Нет, нет, вы не так меня поняли. Раз разгадали ее маневр, какие же мы зайцы? Мы, мы...
Эрко искал подходящее слово. Я, заслоняясь от порывов ветра, ждал, что придумает мой спутник — себе и мне в утешение. Может, в самом деле какой-то выход найдет?
Впрочем, честно сказать, никаких иллюзий у меня на этот счет не было. Короткий зимний день заканчивался. Я мысленно подводил невеселые его итоги. До цели мы, конечно, не дойдем. Да и так ли уж необходимо — поглазеть на холодную мраморную доску в Облепиховом лесу? Ее небось доверху занесло снегами, как заносит нас в эти минуты? За последнюю эту мысль я тут же, надо отдать мне должное, стал сам себя беспощадно ругать. «Малодушный», «неблагодарный», «трусливый» — были в той ругани далеко не самые выразительные слова. Под вой ветра срывалось с моих губ кое-что и гораздо более откровенно-самокритичное. Один из образчиков этой изящной словесности рассердил Эрко:
— Только в панику вдаваться не надо, прошу вас. Эрко завел, Эрко и выведет.
— Эрко в горах — дома,— снова невесело пошутил я над своим проводником.
— Дома,— услышал я очередное, невозмутимо-спокойное.— До-ма! А раз так, кушать надо немножко, да?
— Ты же сказал, метель дает нам передышку. Давай поскорее двигать отсюда!
— Быстро покушаем,— повторил Эрко безапелляционно,— потом сразу и тронемся. Без горючего нам скорости не хватит.
Он решительно еще раз освободился от своего рюкзака, и тут я почувствовал, до какой степени голоден. Заглатывал остатки нашего провианта, не разжевывая, торопясь, но и в спешке успел подумать: какая вчера прекрасная баранья голова была! Только чудики-горожане, вроде меня, не могут оценить по достоинству всех прелестей национальной кухни. Особенно вкусным показался тот спекшийся кусочек, который я положил за щеку, запил вином, но так и не проглотил, слукавил перед хозяйкой.
Рассказать об этом Эрко или нет? Расскажу, пожалуй. И рассказал. Даже о том, как непрожеванное мясо незаметно изо рта вынул.
— И положил, куда бы ты думал? В горшок с фикусом.
Узкие глаза Эрко стали еще уже.
— Ну ты даешь!..
Я насторожился: послышалось мне или он действительно меня на «ты» назвал? Вроде бы не послышалось. Хорошо, очень хорошо, решил я. На брудершафт мы с ним пока не пили, и неизвестно, выпьем ли, а первое «ты» уже есть. У тувинцев, как, впрочем не только у них, это признак особого расположения. И мне, конечно, захотелось услышать слово это еще раз, причем немедленно. Я задал какой-то незначительный вопрос, Эрко не успел ответить: в горах, недалеко от нас, вернее над нами, что-то загудело, заухало — не очень громко, но отчетливо и тревожно. Эрко насторожился, резко закинул рюкзак за плечо и, увлекая меня за собой, бросился в сторону.
— Живей, живей!..— кричал он, но меня поторапливать было не нужно.
Мы не разбирали, куда мчимся. Сейчас важно было одно — как можно быстрее выбраться из опасной зоны, во что бы то ни стало разминуться с лавиной, зашевелившейся в высоте, приготовившейся к броску, готовой в любую секунду сорваться, а может, уже сорвавшейся вниз, набирающей силы и скорость...
3
— Повезло нам с тобой! Первый раз за весь день повезло,— сказал Эрко, когда мы, совершив бесчисленное количество фигур высшего пилотажа, забились в расщелину, очень похожую на ту, в которой недавно отсиживались во время очередного налета вьюги.
Стало в горах вдруг необыкновенно тихо, покойно. И ветер унялся, и снежная лавина застопорилась, видно, зацепилась за что-нибудь.
Мы медленно приходили в себя, потирая ушибленные места, приводя в порядок свою амуницию, свои мысли и чувства. Первое, о чем я подумал, были слова Эрко «за весь день». Я не мог пропустить их мимо ушей. Совсем недавно он убеждал меня, что до конца дня далеко еще, теперь вдруг пошел на попятную. Впрочем, какое, к лешему, «вдруг»? Имеющий уши слышит, имеющий очи видит. От вьюги ушли, от лавины схоронились, от темноты куда денешься? Короткий зимний день был на самом излете, предупреждал нас, торопил, не давал передышки. Закрутили нас, заморочили эти горы. В довершение всего пошел снег — крупный, густой. Стало темнеть — быстро и бесповоротно. Эрко сделал еще одну попытку прийти к оптимистическому заключению:
— Я говорил тебе, потеплеет, и потеплело.
— Снег и ветер мороз с гор сметают? — напомнил я Эрко его формулу.
— Точно! Сметают. Сейчас двадцать, не больше.
— Допустим,— поддержал я его.
— Значит, не замерзнем,— он постучал рукавицей о рукавицу.— А что все-таки делать будем? Думать надо. Эрко все время думает.
Прямолинейность его обезоруживала и обескураживала одновременно.
Эрко еще разок постучал рукавицами, призывая тем самым меня последовать его примеру. Я послушался.
— Дальше что?
— Эрко предлагает шалаш строить. Валежник возьмем, да? Вот так поставим.— Он сложил рукавицы домиком.— Тепло будет. Переночевку сделаем. Совсем большой привал. Потом долго вспоминать будешь, как ночь провел в горном лесу. А утром Облепиховый лес найдем, он тут рядом совсем, я его носом чую. И домой засветло вернемся.
