Собрав остатки смелости, Алантея прошептала:
— Отпусти меня.
Воин в винно-красной броне, увешанной цепями и свитками, медленно покачал головой.
— Спокойно, моя дорогая, спокойно, — сказал он успокаивающим тоном, но схватил Алантею за руки, когда она начала сопротивляться. — Хватит.
Он нежно провел по ее щеке длинным металлическим когтем, крепившимся к одной из латных перчаток, и на коже возникла тонкая линия маленьких кровавых рубинов.
Скуля, как животное, которым он ее и считал, Алантея попыталась ответить, но воин заставил ее замолчать, подняв запачканный кровью палец к своим слегка изогнутым губам. Изнуренная, не чувствующая повреждений от удара ножом, Алантея бессильно запрокинула голову. Сквозь туман перед глазами она увидела Золотого Короля, перевернутого и обливаемого дождем.
Капли бежали по его лицу, по щекам, и казалось, что он плачет. Уже бредя, она удивилась, что могло так его огорчить, что могло вызвать столь сильное сожаление в подобном существе.
Остальные воины, пришедшие на площадь, обмотали статую цепями. Они потянули и одним колоссальным рывком сбросили Золотого Короля в грязь и кровь.
— Не сопротивляйся, ты истекаешь кровью… — доброжелательно сказал Алантее державший ее воин, после чего голос его помрачнел: — А нам нельзя терять ни капли.
Они находились глубоко в катакомбах — так глубоко, насколько это было возможно. Монотонный стук камнедробилок и грохот подрываемых зарядов превращались в непрерывное, настойчивое жужжание, которое было слышно и в развалинах наверху. Когда-то здесь было поле битвы, или его часть, теперь замершее во времени в миг перед победой по приказу местного правителя. Последний оплот антиимперского сопротивления, разрушенный психической грозой. Ничего не изменилось с того момента, как крепость пала. Развалины остались такими же, какими были все те годы назад. Нетронутыми. Они превратились в памятник великому прошлому, в место поминовения и почитания.
Себатон осквернил эту святыню, замарал ее подвесными люминесцентными лампами, промышленными сервиторами-землекопами и грудами заступов, лопат, резаков и экскавационного оборудования, которые теперь были раскиданы вокруг. Его совесть это мало тревожило. В сущности, на его совести уже лежал такой груз, что подобное святотатство почти не чувствовалось.
Он не был силен в археологии, но мог сыграть роль, надеть личину Керена Себатона, коль скоро это было необходимо. Он знал, что они близки к цели. Он это чувствовал, как чувствовал и медленно растущую неотвратимость того, что ждало их в конце этих поисков, а его — в конце этого пути.
Пыль клубилась в воздухе, отчего даже с лампами было сложно что-либо разглядеть в грязи и темноте. Эта гробница давно минувших времен заставляла Себатона чувствовать себя старым. Он поднял взгляд на широкое отверстие под потолком, на длинную щель туннеля, который они пробурили, чтобы добраться до катакомб, на погрузочную платформу, по которой они спустили оборудование, и испытал отчаянное желание забраться по ней наверх. Ему хотелось оказаться на свету, оставить хранимые тени и секреты. Но он сдержался, ибо прагматизм был куда сильнее мимолетных причуд, и спросил:
— Варте, много еще осталось?
Бывший Черный Люцифер поднял взгляд от места раскопок, где пара сервиторов дробили камень разнообразными инструментами, а техноадепт за ними наблюдал.
— Почти добрались.
Он ответил по зашумленному маломощному вокс-каналу, установленному между модулем в его дыхательной маске и наушником-бусиной в маске самого Себатона. На такой глубине, в такой пыли оба они иначе бы задохнулись. В масках были и остальные члены его команды — двое человек, что сейчас расположились по бокам от раскопа, показательно играя роль охраны. У обоих через плечо были небрежно перекинуты лазерные карабины, а у Варте в кобуре на левом бедре находился увесистый армейский автопистолет. Также к его правому ботинку крепился длинный фленшерный нож.
Все трое были одеты в простые рабочие костюмы песочного цвета, от пыли ставшие почти белыми, и куртки из потрескавшейся кожи поверх простых серых жилетов. На Варте также был серый плащ с капюшоном, закрывавшим уши и весь подбородок, но Себатону все же удалось разглядеть его глаза за стеклами защитных очков. Взгляд их был жестким, ибо Черные Люциферы, даже те, кто больше не служил в армии, были жесткими людьми.
Себатон знал это из собственного опыта.
Он был одет похожим образом, отличаясь только сливово-красной ветровкой и черными армейскими ботинками до середины голени. Его рабочий костюм был темнее и с защипами по швам, как у всадника. В подмышечной кобуре, под плащом, плотно крепилось единственное видимое оружие — короткоствольный флешеттный пистолет, стрелявший миниатюрными бритвенно-острыми дисками.
Снова взглянув на отверстие, которое вело наружу, Себатон поманил Варте к себе.
Тон его был требовательным.
— Долго еще, Варте?
— Ждешь неприятностей? — Варте кивнул подбородком в сторону отверстия. Капли дождя блестели на свету. — Нас ведь никто не преследует? Я смогу защитить тебя, только если ты мне скажешь, от чего тебя нужно защищать.
Себатон посмотрел бывшему Люциферу в глаза и тепло улыбнулся.
— Варте, поверь, если я что-то и скрываю от тебя, это для твоего же блага.
Варте нахмурился.
— Что-то не так? — спросил Себатон.
— Вовсе нет. Но я думал кое о чем еще с того момента, как мы встретились. Пока я служил в армии, я путешествовал, — сказал он. — Повстречал множество людей из множества различных полков и множества различных мест. Пока я не познакомился с тобой, я думал, что довольно много знаю об акцентах, но твой определить не могу. Он уникален, но в то же время знаком. Это даже не один акцент, а несколько. И поэтому мне интересно, откуда он?
Улыбка Себатона угасла.
— Оттуда и отсюда. Какая разница? Тебе хорошо платят за твои услуги. И я думал, что Черные Люциферы подчиняются и не задают вопросов.
Теперь настала очередь Варте улыбаться.
— Я подчинялся, потому и оказался вместе с тобой в этой заднице. — Варте решил оставить эту тему. — Ну ладно. У всех, наверное, есть свои секреты. Подозреваю, у тебя их немало.
— Ты проницателен, Варте, потому я тебя и нанял, — Себатон перевел взгляд обратно на отверстие.
Варте шагнул к нему и прошептал:
— Что там, Себатон? Ради чего все это?
Себатон ответил, не сводя глаз с отверстия:
— Ради того же, что и всегда, Варте. Ради оружия.
Он повернул на пальце небольшое резное кольцо и вновь посмотрел на бывшего Люцифера.
— Продолжайте копать.
Глава 2
ЛЕТОПИСЬ
Нас определяет то, как мы поступаем. Наши действия — словно тени: идут впереди или позади нас в зависимости от того, бежим ли мы навстречу солнцу или от него.
Древний терранский философ, имя неизвестноХараатан, во время Великого крестового похода
Дым темным саваном висел над городом Хар-танн. Он словно льнул к его башням и парапетам, окутывая их в маслянистую серость.
Пятнадцать часов бомбардировок. Его щитам сильно досталось. Часть города оказалась разрушена, но главные ворота, центральная стена и их защитники еще стояли — с демонстративным неповиновением. Он был первым из девяти крупнейших городов на Сто пятьдесят четыре Шесть, или Хараатане, как называли его местные жители.
Разглядывая призрачные тени неподвижных людей, взиравших со стен на огромную армию, которая явилась, чтобы сокрушить их, Нумеон надеялся, что расколоть остальные города будет проще. Он стоял чуть более чем в восьми километрах от города, на крутом откосе из доломитового известняка, вместе с тремя самыми близкими своими братьями. Саламандры держались в стороне от прочих имперских офицеров — те расположились чуть дальше, на середине склона, переходившего в низкую широкую котловину, в которой собрались их силы.
— Так тихо, — прошептал Неметор, будто более громкая речь могла оборвать затишье перед грядущей бурей и вызвать упреждающий удар.
— А ты не вел бы себя тихо, если бы тебе противостоял легион? — спросил Леодракк. Он посмотрел наверх, вытянув шею и подняв к небу морду драконьего шлема. — Два легиона, — поправился он, хотя их собратьев нигде не было видно.
Оба воина были Саламандрами, но не могли различаться сильней. Тихоголосый Неметор был облачен в изумрудно-зеленые цвета легиона и носил на левом наплечнике эмблему пятнадцатой роты — белую голову дракона. Он был широким, толстошеим, с коротковатыми и крепкими ногами, и выглядел внушительно даже без боевой брони. Отчасти поэтому его также называли «Танком».
— Возможно, Танк, они подумывают сдаться, — предположил Атанарий, следя за возможным движением в городе через магнокуляры.
