На углу улицы увидел вдали "амфибию" военных. Стал кричать. Они подплыли. Оказались национальной гвардией. Подняли меня на корпус. Встретили хмуро. Всё на мешки косились. Решили, видимо, что мародёр. Пришлось распечатывать и показывать. Успокоились. Дали бутылку воды. Сказали, что с утра должна начаться операция по вводу войск в город и масштабной эвакуации. Но вроде все ждут команды на введение чрезвычайного положения. Ха! Чего ждать? Вот-вот поздно будет уже что-либо вводить".
Это рассказ моего старого спортивного товарища Юры Сигалёва, с которым мы когда-то вместе начинали изучение восточных единоборств. В середине девяностых он уехал сначала в Германию, а три года назад перебрался в США. Периодически позванивал, когда приезжал в Москву — заходил в гости.
Он позвонил мне ночью третьего сентября, и его рассказ об обстановке в Новом Орлеане я постарался записать как можно подробнее. Это яркое свидетельство очевидца о том, что происходило в районе стихийного бедствия.
В действиях спасательных служб при ликвидации стихийного бедствия есть аксиомы, выработанные кровью:
— чем раньше начинается спасательная операция — тем большее количество людей удаётся спасти;
— разведка и оценка ситуации должны начинаться всеми властями и всеми имеющими для этого возможности структурами (МЧС, армия, полиция, пресса и проч.) сразу после появления такой возможности и собираться в единый штаб;
— чем раньше будет создан единый штаб по ликвидации последствий, тем быстрее начнётся операция;
— задача федеральных властей при параличе или уничтожении власти на местах немедленно вмешаться и организовать центр управления (штаб) и оказывать всю необходимую ему помощь. Если местные власти действуют, то помочь в организации доставки в район всего необходимого и эвакуацию из него пострадавших.
То, что происходит в Новом Орлеане, не может не вызвать удивления и критики действий американских властей. По сути, они своим бездействием спровоцировали тяжелейший кризис, последствия которого сейчас просто невозможно подсчитать.
Ураган ударил по пригородам Нового Орлеана, но не доставил каких-то невероятных по масштабу разрушений, кроме главного — снесённой дамбы, защищающей город от расположенного неподалёку озера. Вода хлынула в город и затопила большую его часть. Это, конечно, большое стихийное бедствие, но признаемся — не самое масштабное и не самое разрушительное из тех, что мы видели за последние годы. Недавнее наводнение в Европе было на порядок масштабнее и разрушительнее.
Большая часть улиц Орлеана, оказавшихся под водой, затоплена на метр — полтора и даже меньше. И лишь несколько районов оказались в воде по крыши домов.
Почти сразу после ухода урагана появились все возможности для начала масштабной спасательной операции, но вместо этого власти штата вдруг проявили полное бездействие, растерянность и неспособность реально оценить ситуацию. Не лучше повели себя и федералы. Буш и его команда почти неделю словно бы и не замечали у себя под боком нарастающий кризис. День проходил за днём, и брошенный на произвол город стремительно превращался в зону бедствия. И вскоре ситуация полностью вышла из-под контроля властей.
По самым скромным подсчётам, в городе оставалось от двухсот до трёхсот тысяч человек, оказавшихся без еды, воды, электричества и элементарных бытовых удобств. Началась буквально война за выживание, в которой слабые, больные и бессильные были просто забыты, и сегодня никто реально не может сказать, какое количество людей погибло в городе за прошедшую неделю.
Конечно, в ближайшее время вышедшие из анабиоза власти возьмут ситуацию под контроль. Усмирят и разгонят мародёров, вывезут живых, соберут трупы погибших и начнут восстанавливать город. Но при этом останется много вопросов.
Почему во время обязательной эвакуации, когда ураган приближался к Новому Орлеану и грозил вообще смыть город с лица земли, власти не позаботились о перемещении в безопасную зону пациентов больниц, немощных стариков, инвалидов и людей, не имеющих средств на переезд? Почему в городе не оказалось достаточного количества транспорта для вывоза населения? Почему не была вовремя начата спасательная операция?
Почему Джордж Буш, если имел информацию из района бедствия, не начал действовать через голову местной власти? И имел ли вообще президент США реальную информацию о том, что происходит в его стране?
После событий 9 сентября 2001 года Буш неоднократно заявлял, что возглавляемая им администрация готова к любым, даже самым масштабным ударам террористов и их последствиям. Но ударившая по Новому Орлеану "Катарина" показала, что слова 43-го американского президента стоят не очень много…
СМЕНА МАСОК
СМЕНА МАСОК
Николай Коньков
Николай Коньков
СМЕНА МАСОК
Кремлевскую встречу Путина с группой западных ученых и журналистов, а также выступление перед членами Правительства, президиума Госсовета и руководством Федерального Собрания стоит рассматривать прежде всего в контексте назначенного на 16 сентября визита президента РФ в США. Можно сказать, перед вызовом на ковер в "вашингтонском обкоме" секретарь "кремлевского райкома" устроил показательный смотр собственных сил и средств, публично обозначив приоритеты своей как внутренней, так и внешней политики на ближайшую перспективу. Конечно, когда речь идет о "тефлоновом" подполковнике КГБ, заброшенном на самую вершину "новой России", всё сказанное им неизбежно приходится "делить на шестнадцать". Но, тем не менее, если попытаться расшифровать смысл проведенных 5 сентября активных мероприятий, то станет очевидным: определенное решение для себя Владимир Владимирович принял. И это решение — идти на третий срок.
"Я не буду выдвигаться на президентских выборах 2008 года. Мы не намерены менять конституцию", — эти слова Путина, процитированные британской "Times", следует понимать с точностью до наоборот. Они призваны создать — прежде всего у "друга Джорджа", но и у части западных элит вообще — впечатление, будто "друг Владимир" смирился с отведенной ему ролью "хромой утки", а значит — готов за оставшиеся полтора года своего президентства беспрекословно выполнять все условия американского ультиматума Кремлю.
На таком фоне высказанные российским лидером предостережения Западу о недопустимости вмешательства на постсоветском пространстве и дестабилизации граничащих с Россией стран могли бы выглядеть наивной попыткой "набить себе цену", однако недавние совместные военные маневры с КНР — возможно, даже помимо намерений и против воли Путина — наполняют эти предостережения вполне определенным содержанием. А если вспомнить события в Андижане, остановившие на неопределенное время цепь "бархатных революций" и заставившие шефа Пентагона Дональда Рамсфельда срочно договариваться с главами Таджикистана и Киргизии о сохранении американского военного присутствия в Центральной Азии, то вся картина приобретет несколько иное измерение.
Весьма показательной была "украинская" нота в заявлениях Путина. Упор им был сделан на внутреннюю нестабильность и несамодостаточность режима "оранжевой демократии", который, будучи выдвинут Вашингтоном в центр балто-черноморско-каспийского клина между Россией и Европой, сегодня активно занимается "зачисткой" своих противников, от чего их число не уменьшается, а только возрастает — за счет бывших "попутчиков". То же самое касается "вечной" проблемы транзита российских энергоносителей через территорию Украины, где была обозначена не только готовность Кремля занять еще более жесткую позицию, но и завершить строительство обходного "балтийского" пути газопровода в Европу. Наконец, еще одним важным пунктом путинской речи стала поддержка иранской ядерной программы.
Всё это вместе взятое демонстрирует если не действительное принятие, то хотя бы формальное понимание действующим российским президентом национальных интересов России на международной арене. При этом, разумеется, Путин подстраховался от упреков в тоталитаризме и антисемитизме, заявив о строительстве крупнейшей в Европе московской синагоги и намерении создать Музей холокоста.
Что касается внутренней политики, то заявленная им социал-демократическая по существу своему программа "повышения качества жизни" с упором на социальные программы, значительным (более чем в 2 раза) ростом заработной платы и приоритетом здравоохранения, образования и науки, если только она не является очередной мимикрией "вовочки штирлица", вступает в непримиримое противоречие с исповедуемыми монетаристско-либеральным блоком (Чубайс—Кудрин—Греф) принципами.