С полчаса они торчали в сторожке у привратника. Бутылка доброго вина переходила из рук в руки. Наконец привратника отнесли в постель. В шесть вечера они крадучись пробирались по тропинке к огромному дому со светящимся мягким светом окном.
– Вот оно, это место, – сказал Риордан.
– Что ты имеешь в виду, черт побери? – гаркнул Кэйси и мягко добавил: – Мы смотрим на него всю жизнь.
– Конечно, – сказал Келли. – Но при этом Горе-Злосчастье все время было с нами, а теперь это место выглядит совсем по-другому. Безобидная елочная игрушка, упавшая в снег.
Именно таким и показался этот дом каждому из четырнадцати подбирающихся к нему мужчин. Этот огромный загородный дом – целая усадьба: театр, подмостки и декорации для мистерии, раскинувшиеся в весенней ночи на отлогих склонах.
– Ты не забыл спички? – спросил Келли.
– Забыл? За кого ты меня принимаешь.
– Взял ли, вот и все, что спросил.
Кейси стал искать. Вывернув карманы костюма, он выругался и сказал:
– Не взял. Вот черт… Ладно, там у них найдутся спички. Займем несколько штук. Пошли.
По дороге Тимолти споткнулся и упал.
– Ради Бога, Тимолти, – взмолился Нолан. – Ну где романтизм? И это в разгар Великого Пасхального Мятежа! Ведь нужно сделать все так, чтобы через несколько лет было о чем рассказывать в трактире. А твое плюханье задницей в сугроб никак не соответствует переживаемому нами моменту, моменту Мятежа, верно ведь?
Тимолти, вылезая из сугроба, представил себе эту картину и кивнул:
– Я буду следить за своими манерами.
– Молчите вы! Вот мы и на месте, – шикнул на них Риордан.
– Иисусе! Да перестань ты говорить такие вещи, вроде «вот это место», «вот мы и здесь»! – воскликнул Кэйси. – Видим мы этот чертов дом. И что мы делаем дальше?
– Уничтожим его? – предложил Мэрфи.
– Ты не только глуп, но еще и несносен, – сказал Кэйси. – Конечно, мы его уничтожим, но не с бухты-барахты… Сначала – наметки и планы.
– Там, в таверне Хики, все казалось довольно простым, – подал голос Мэрфи. – Мы хотели просто заявиться сюда и стереть этот дом с лица земли. Когда я вижу, что моя жена толстеет и толстеет, так, что уже меня перетолстела, мне просто необходимо что-нибудь разнести.
– По-моему, – сказал Тимолти, делая глоток из бутылки, – мы идем, стучим в дверь и спрашиваем разрешения.
– Разрешения! – хмыкнул Мэрфи. – Тошно будет смотреть, как ты драпаешь, только пятки засверкают. Мы…
Внезапно дверь широко распахнулась, отбросив его назад. В ночь вышел мужчина.
– Послушайте, – раздался мягкий голос, – нельзя ли потише. Хозяйка усадьбы отдыхает перед тем, как мы отправимся в Дублин на рождество и…
Мужчины, попав в полосу яркого света, падающего из двери, сощурились и отступили, приподнимая шапки.
– Это вы, лорд Килготтен?
– Да, – ответил мужчина, стоящий в дверном проеме.
– Мы постараемся говорить тише, – сказал Тимолти, улыбаясь, сама любезность.
– Просим прощения, ваша светлость.
– Мы будем говорить тише, ваша светлость. – Кэйси хлопнул себя по лбу.
– Что мы несем! Почему никто не придержал дверь, пока он там стоял?
– Он нас ошарашил, вот почему. Он появился неожиданно. Я хочу сказать, мы ведь здесь ничего не делали, верно?
– Мы слишком громко разговаривали, – предположил Тимолти.
– Ну и разговаривали, что из этого, черт возьми? – сказал Кэйси. – Да этот фигов лорд вышел из нашей же среды!
– Ш-ш-ш, не так громко, – сказал Тимолти.
Кэйси понизил голос:
– Давай подкрадемся к двери и…
– А что толку, – сказал Нолан. – Теперь он все равно знает, что мы здесь.
– Подкрадемся к двери, – повторил Кэйси, оскалившись, – и вышибем ее.
Дверь снова отворилась.
На порог упала тень хозяина, и мягкий терпеливый болезненный голос спросил:
– Послушайте, что же вы все-таки тут делаете?
– Ваша светлость, здесь… – начал было Кэйси и осекся, побледнев.
– Мы пришли, – выпалил Мэрфи, – мы пришли… чтобы спалить этот дом!
С минуты его светлость смотрел на мужчину, на снег; рука спокойно лежала на дверной ручке. Он закрыл глаза, подумал, после молчаливой борьбы справился с дергающимися веками обоих глаз, а потом произнес:
– Гм-м, в таком случае, вы уж лучше войдите.
Мужчины ответили, что это было бы здорово, замечательно, то, что надо, и уже двинулись было вперед, когда Кэйси заорал: «Стойте!» А потом обратился к человеку в дверном проеме:
– Мы войдем, когда придем в норму и будем готовы.
– Очень хорошо, – сказал старик. – Я оставлю дверь незапертой, и когда вы решите, что пора, входите. Я буду в библиотеке.
Оставив дверь приоткрытой на полдюйма, старик удалился, А Тимолти воскликнул:
– Когда мы будем готовы? Господи Иисусе, да когда мы будем готовы больше, чем сейчас? Прочь с дороги, Кэйси!
И все они вбежали на крыльцо.
Услышав шум, его светлость обернулся, чтобы взглянуть на них, и они увидели его лицо. Это было мягкое лицо, которое нельзя было назвать недружелюбным; лицо, как у старого гончего пса, видевшего много охот, много убитых лис и столько же удравших, который раньше хорошо бегал, а теперь на старости лет приобрел мягкую, шаркающую походку.
– Джентльмены, вытирайте, пожалуйста, ноги.
– Уже вытерли. – И все аккуратно стряхнули с туфель снег и грязь.
– Сюда, – сказал его светлость, отступая в сторону. Его прозрачные бледные глаза тонули в морщинках и складках – слишком много лет он пил бренди – щеки яркие, как вишневое вино.
– Я принесу всем выпить, и мы посмотрим, что можно сделать с этим вашим… как вы выразились… поджогом усадьбы.
– Вы – само благоразумие, – восхищался Тимолти, следуя за лордом Килготтеном в библиотеку, где хозяин всем налил виски.
– Джентльмены, – старческие кости утонули в глубоком кресле с подголовником, – джентльмены, выпьем.
– Мы не будем, – сказал Кэйси.
– Не будем? – задохнулись все вокруг, сжимая в руках бокалы.
– Мы совершаем здравый поступок и должны быть в здравом уме, – сказал Кэйси, стараясь не встречаться с ними взглядом.
– Кого мы слушаем? – спросил Риордан. – Его светлость или Кэйси? – В ответ все поставили пустые бокалы на стол и начали кашлять и задыхаться. Лица их налились красным, что, безусловно являлось свидетельством мужества. Они повернулись к Кэйси, и разница стала еще заметней. Кэйси залпом выпил вино, чтобы не отставать от товарищей.
Старик между тем потягивал виски, и что-то простое и спокойное в его манере пить словно отшвырнуло их в дублинскую бухту и захлестнуло волнами. Они барахтались, пока Кэйси не спросил:
– Ваша светлость, вы слышали что-нибудь о Горе-Злосчастье? Я имею в виду не Кайзеровскую войну на море, а наше собственное великое Горе-Злосчастье и Мятеж, который захватил даже наш город, наш трактир, а теперь вот и особняк.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
