К моменту возвращения это можно будет считать вполне достойной пробежкой.
Я сделала большую петлю и повернула назад, выбрав дорогу, параллельную той, что привела меня сюда. Когда в обратную сторону бежишь тем же самым путем, это нагоняет тоску, я терпеть этого не могла. Новый маршрут повел меня вдоль гряды, по возвышенности с крутыми склонами, с обеих сторон от которой лежали низины. Земля стала сыпучей, повсюду выступали корни деревьев. Я тут же замедлила бег, боясь подвернуть ногу, и не отрывала взгляда от земли перед собой. И все равно мне не повезло — я поскользнулась на гладком корне, торчавшем из земли под острым углом. С приглушенным криком я полетела вперед, вытянув руки, и распласталась в грязи. В таком положении я пролежала секунду, хрипло дыша; лес вокруг меня внезапно притих. Медленно, с болью я оторвала ладони от земли и села на пятки, чтобы оценить причиненный ущерб. Кости не сломаны, крови нет. Хорошо. Я как могла отряхнула грязь с рук и коленей. Синяки и ссадина на правой ладони. Ничего серьезного. Я поднялась, держась за ближайший ствол, и с гримасой размяла ноги, радуясь, что никто не видел моего падения. Наклонившись, я потянула подколенные сухожилия, затем потопталась на месте, собираясь с духом для продолжения бега. Я уже собралась двинуться в путь, когда остановилась, нахмурившись. Мое внимание привлекло нечто странное, я заметила это краем глаза, оно выпадало из общего сюжета. Но даже тогда я не встревожилась, хотя и думала весь день о пропавшей девочке.
Я встала на цыпочки и тщательно осмотрелась вокруг, вглядываясь в сгущавшиеся тени. В ложбине слева от меня в лиственной сени имелась прогалина из-за упавшего старого дерева, и луч солнечного света, как на сцене, освещал участок подлеска. Вся ложбина поросла колокольчиками, особенно много их было вокруг упавшего дерева. Их дымчатый голубовато-пурпурный цвет повторял цвет ясного вечернего неба над головой. По краю поляны выстроились серебристо-белые березы с четкими черными полосками на стволах, их новые листочки были цвета кислых зеленых яблок. Солнечный свет выхватывал и золотил крохотные тельца мух и комаров, толкущихся бесконечными кругами над лепестками цветов.
Однако не это привлекло мое внимание. Я нахмурилась и, выпрямившись, внимательно осмотрела поляну. Что-то здесь выглядело явным диссонансом. Но что? Деревья, цветы, солнечный свет — все так красиво. Тогда что же?
Вот. Нечто белое среди колокольчиков. Бледное за стволом дерева. Я стала осторожно спускаться по склону, подбираясь ближе и напрягая зрение. Стебли колокольчиков хрустели под кроссовками, блестящие листья скрипели, а я тихонько продвигалась вперед, подходя все ближе и различая…
Ладонь.
Я с шумом выдохнула, точно мне нанесли удар в живот. Думаю, я сразу же поняла, что́ вижу и что́ нашла, но какое-то чувство вынудило меня двигаться дальше, обойти ствол старого дерева, осторожно переступая через расщепленную верхушку, острую и полую из-за сгнившей сердцевины. Вместе с шоком пришло и ощущение неизбежности, будто я приближалась к этому моменту с тех пор, как утром услышала об исчезновении Дженни. Когда я присела рядом со стволом, сердце у меня билось быстрее, чем во время пробежки по самым крутым холмам до этого.
Дженни лежала под прикрытием упавшего дерева, почти под ним, одну ее руку аккуратно положили на середину узкой груди, ноги благопристойно сдвинули. На ней были джинсы, черные кроссовки «Конверс» и бледно-розовый флисовый джемпер с серыми манжетами. Увиденная мной ладонь оказалась левой, рука лежала на отлете под углом. Она покоилась среди цветов, как будто ее туда уронили.
При ближайшем рассмотрении кожа руки выглядела голубоватой, а ногти — серо-багровыми из-за старого синяка. Мне не требовалось дотрагиваться до Дженни и убеждаться, что ей уже давно не нужна помощь, но я провела обратной стороной пальца по ее щеке и передернулась от холодка безжизненной плоти. Я заставила себя посмотреть на ее лицо, на ее черты, желая утвердиться в том, о чем и так догадалась, что было правдой и чего никогда не забуду. Пепельно-серое лицо, обрамленное спутанными грязными светлыми волосами, тусклыми и гладкими. Глаза у нее оказались закрыты, ресницы черным веером лежали на бесцветных щеках. Губы серые и бескровные, рот приоткрыт из-за отвисшей нижней челюсти. Хорошо видны следы насилия на ее лице и шее: слабые пятна синяков, испещрявших щеку и тянувшихся по хрупким ключицам. Под нижней губой темнела тонкая полоска — там до черноты засох узкий мазок крови.
Она лежала там, где ее бросили, где покончивший с ней придал телу положение, в котором, по его замыслу, ее должны были найти. Поза выглядела нелепой пародией на достоинство в представлении сотрудника похоронного бюро. Она не могла заслонить реальность совершенного с девочкой. Изнасилованная, избитая, брошенная, мертвая. Всего лишь двенадцатилетняя. Весь безграничный потенциал загублен в корне, просто пустая оболочка в тихом лесу.
До этого я смотрела на тело Дженни с отстраненностью, граничащей с равнодушием, изучая каждую подробность, не сознавая на самом деле увиденного. Теперь же в голове у меня словно прорвалась плотина, и на меня во всей полноте обрушилась волна ужаса. Дженни пришлось пережить то, чего я боялась, и это оказалось хуже, чем я могла себе вообразить. Кровь зашумела у меня в ушах, и земля качнулась под ногами. Я обеими руками стиснула бутылку с водой, холодный неровный пластик показался ободряюще привычным. Я обливалась потом, но руки и ноги у меня похолодели, меня бил озноб. Подступила тошнота, и я, дрожа, наклонила голову между колен. Думать стало трудно, я не могла пошевелиться, и лес вокруг меня неконтролируемо кружился. В какой-то момент я посмотрела и увидела себя в том возрасте: такие же волосы, тот же овал лица, — но я не умерла, я осталась жива…
Не знаю, сколько времени потребовалось бы мне, чтобы прийти в себя, если бы меня резко не вернули к действительности. Где-то позади, в отдалении, настойчиво взвыла собака, а затем внезапно смолкла, и ужас происходящего налетел на меня, как скорый поезд.
А вдруг я не одна?
Я выпрямилась и окинула взглядом маленькую поляну расширившимися глазами, готовая отреагировать на любое неожиданное движение поблизости. Я стояла у тела, кем-то здесь оставленного — предположительно тем, кто ее убил. А я читала, будто убийцы иногда возвращаются к телу. Я сглотнула, в горле у меня пересохло от страха. В кронах деревьев снова зашумел ветерок, заглушив все остальные звуки, и я подпрыгнула, когда какая-то птица вылетела из своего укрытия справа от меня и стрелой взмыла сквозь ветки на открытое пространство. Что ее вспугнуло? Не следует ли мне попросить о помощи звонком? Кто услышит меня в лесной чаще, куда я ушла, чтобы побыть одной? Глупышка, глупышка Сара…
Не успела я окончательно впасть в панику, как здравый смысл пресек нараставшую истерику. И правда, глупышка Сара, с мобильным телефоном в кармане, который только и ждет, чтобы им воспользовались. Я вытащила его, едва не всхлипнув от облегчения, затем снова запаниковала, когда на осветившемся экране увидела всего одно деление связи. Недостаточно. Я стала карабкаться назад по крутому склону, крепко сжимая в руке телефон. Взбираться вверх под большим углом было трудно, и в поисках опоры я лихорадочно хваталась свободной рукой за траву и корни, которые выдергивались из мягкой земли, а в голове стучало: ну пожалуйста, пожалуйста. Как только я добралась до вершины, появились еще два деления. Прислонившись спиной к толстому крепкому старому дереву, я трижды ткнула в девятку на телефоне, ощущая при этом какую-то нереальность происходящего, сердце билось так сильно, что, казалось, тонкий материал футболки ходил ходуном.
— Срочная помощь. Какая служба? — спросил слегка гнусавый женский голос.
— Полиция, — выдавила я, все еще задыхаясь после подъема по склону и испытываемого потрясения. Грудную клетку словно обмотали тугой повязкой, сдавив ребра. Я почему-то все никак не могла набрать в легкие достаточно воздуха.
— Соединяю, спасибо. — Голос был скучающий, я чуть не рассмеялась.
Послышался щелчок, затем другой голос:
— Здравствуйте, полиция на связи.
Я сглотнула.
— Да, я… я нашла тело.
Судя по голосу, оператор нисколько не удивилась.
— Тело. Понятно. Где вы находитесь в настоящий момент?
Я как можно лучше попыталась описать место, разволновавшись, когда оператор стала расспрашивать о подробностях. Было в общем-то нелегко объяснить, где точно я нахожусь, без удобных дорожных знаков или зданий, которые сыграли бы роль ориентиров, и уж совсем я смутилась, когда женщина спросила меня, на востоке ли я от главной дороги, сказав сначала «да», а затем начав противоречить себе. В голове у меня стоял туман, как будто моим мыслям мешало статическое электричество. Женщина на другом конце линии держалась со мной терпеливо, даже тепло, поэтому от сознания своей бесполезности мне сделалось только хуже.
