Особенно трудным для меня оказалось искусство наездника, я никак не мог заставить упрямую лошадь делать то, что от неё требовалось, однако, в конце концов, мне это удалось. В подобных тренировках прошло шесть дней, на седьмой нам разрешили отдохнуть, но даже в этот день мы не могли покидать пределы лагеря.
Я сильно сдружился с рыжим бородачом Эдом, который был прекрасным наездником. В этот выходной, с разрешения десятника он помог мне улучшить мои навыки владения этим искусством.
Следующие три недели были достаточно однообразными и единственное, что менялось, это постоянно возрастающие нагрузки.
Спустя месяц подготовки мы были разделены на основное и вспомогательное ополчение, а вслед за этим на лучников и воинов ближнего боя. Я попал в основное, однако лучником, из-за недостаточной меткости, мне стать так и не удалось.
Теперь наши тренировки становились намного тяжелее, чем у вспомогательных отрядов. Мы много бегали по пересечённой местности, участвовали в рукопашных схватках, иногда командир выставлял одного биться с несколькими противниками.
«Вы можете жалеть себя, но враг вас жалеть не станет», – любил повторять сотник.
Прошло ещё около трёх недель тяжёлых тренировок, когда в один из самых обычных летних дней неожиданно протрубили внеплановое построение. Все собрались на центральной площади лагеря. Пётр стоял с серьёзным лицом, в руках у него был какой-то свиток. Развернув его, он прочёл:
«Властью, данной мне Творцом, я, царь всея Сенпентании, приказываю всей дружине и ополчению, а также прочим служилым людям немедленно явиться „конно и оружно“ под город Сербск Танберской волости, для отражения набега гонбалских кочевников».
После чего мы получили приказ свернуть лагерь и немедленно отправились в путь. В этот поход отправлялась лишь конница, пехота была бессильно против всадников гоблинов, на скаку обстреливающих своих врагов, а затем отступающих, для того, чтобы вскоре нанести новую атаку. К тому же времени у нас было не много, кочевники опустошали деревни и сёла, сжигая их дотла и безжалостно убивая мирных жителей. Наше войско скакало целыми днями, останавливаясь лишь на ночь, и через три дня мы прибыли в пункт назначения.
Здесь нас уже ждали полки, прибывшие раньше. Воинов собралось действительно весьма много. В центре нашей рати находилась конная дружина, с флангов её прикрывали отряды ополченцев. Позади всех были всадники на грифонах, среди которых были и хранители – воины, обладающие священной силой.
Всё наше войско составляло около пятнадцати тысяч бойцов, ещё шесть тысяч должны были подойти на следующий день.
Однако кочевники появились раньше, чем ожидали царские воеводы. Наша рать располагалась на возвышенности, с которой в полдень мы увидели надвигающиеся орды врагов. Как докладывали лазутчики, их было около двадцати трёх тысяч.
Царь Александр приказал тысячиначальникам выстроить войска в линию и ждать приближения неприятеля. Он собирался подпустить гоблинов поближе, а затем атаковать их, так как в ближнем бою наши воины имели преимущество.
Кочевники скакали, стреляя на ходу, и даже поднятые щиты спасали не далеко всех. Одна стрела попала в ополченца, находившегося около меня, и он рухнул со своей лошади. Холод прокатился по моей спине. Гоблины становились всё ближе, их зелёные рыла с длинными заострёнными на концах ушами и торчащими изо рта клыками вызывали ужас и отвращение.
Наконец, когда они подскакали достаточно близко, царь дал сигнал к атаке, и всё наше воинство ринулось вперёд. Понимая, что столкновение неизбежно гоблины вытащили свои лёгкие кривые сабли и приготовились отражать атаку, однако наши длинные копья давали нам большое преимущество над врагом. К тому же кочевники почти не имели брони, что существенно снижало эффективность их действий в ближнем бою.
Мы налетели на них как вихрь. В самом начале атаке на моё копьё нарвался коренастый гоблин, в одежде из звериных шкур. Копьё ударило ему в грудь и вышло из спины, по древку потекла его чёрная кровь. Он вскрикнул и повалился с лошади. Я не успел вытащить копьё из его тела, из-за чего он рухнул на землю вместе с ним. Оставшись без копья, я выхватил из ножен меч и поскакал дальше.
Некоторые кочевники ещё вели отчаянные попытки обстрела нашей рати, однако бой всё больше сводился к рукопашной. Я попытался нанести удар ещё одному гоблину, однако он успел защититься своей саблей. Наше сражение продолжалось и вскоре мне удалось ранить его в живот. Рана была серьёзной, благодаря чему совладать с ним уже не составляло больших трудностей, но когда я занёс над ним свой меч, ко мне подскакал один из его соратников, из-за чего я был вынужден дальше сражаться с ним. Мы долго не могли нанести друг другу никакого вреда, однако изловчившись, ему удалось неожиданно ударить меня, я еле успел поднять свой щит, но не удержал равновесие и свалился с коня. Шлем слетел с моей головы, гоблин подскочил ко мне, чтобы добить и когда уже казалось, что это конец, моего врага поразило что то, похожее на ярко светящуюся синим светом стрелу. Подняв голову, я увидел всадника на грифоне, который уже целился в нового врага.
Я вскочил на ноги и не зря, потому, что прямо на меня с обнажённой саблей скакал свирепый гоблин. Добраться до моего коня до того как он меня настигнет не было никакой возможности. Я подбежал к убитому кочевнику, тело которого лежало в метре от меня, схватил его лук и стрелу, прицелился и выстрелил. В гоблина я не попал, однако моя стрела убила его лошадь, и он кубарем свалился вниз. Когда я приблизился к кочевнику, он уже поднялся и готовился отражать мою атаку. Я шёл на него, закрывшись своим, уже сильно повреждённым, щитом. Противник попытался ударить меня сверху, но мне удалось защититься. Однако мой щит теперь был настолько изрублен, что больше от него не было никакой пользы. Я отбросил его и продолжил сражение. Гоблин бился искусно, и одолеть его было весьма не просто, мне с трудом удавалось отражать его удары. Спустя несколько минут боя я изловчился и выбил у него саблю, после чего ударом ноги повалил его на землю.
Я уже собирался добить врага, когда гоблин умоляющим голосом вскрикнул:
«Не убивай!»
Не знаю, откуда во мне появилась жалость к этому существу, но я сказал ему перевернуться на живот, связал ему руки и ноги, подтащил к своему коню и, взвалив на него гоблина, поскакал вперёд.
Наша рать оттесняла кочевников всё дальше и вскоре они начали отступление, которое затем перешло в паническое бегство. Мы преследовали их, пока не стемнело, после чего возвратились на место сбора.
Я отдал пленного конвойному отряду и направился в свою поредевшую сотню.
Наше войско потеряло в этом бою около четырёх тысяч бойцов. Из кочевников не многим удалось уйти. Их окровавленные зелённые тела усыпали всё поле, как молчаливое напоминание о возмездии за убийства грабежи и пожары.
Мы сели ужинать, огонь костра освящал наши усталые, но радостные лица, Иногда слышались стоны раненных, за жизнь которых сейчас боролись военные лекари. Подкрепившись, мы улеглись спать и проспали почти до самого полудня, царь приказал не будить уставших после битвы воинов.
Когда мы проснулись, сотники построили нас на возвышенности, с которой мы вчера атаковали врагов, но на этот раз строй был повёрнут в противоположную сторону.
Перед войском на коне восседал сам Александр. Он собирался произнести торжественную речь:
– Воины – начал царь – запомните эту битву, в ней вы не просто разгромили злобных кочевников, вы спасли от жестокого истребления весь сенпентанский народ, не многим врагам удалось уйти, о вашем великом подвиге будут помнить все последующие поколения.
Глава 3
Однако, несмотря на победу, ополчение не было распущенно. Около пяти тысяч бойцов были расквартированы в Сербске. Остальные были разведены по разным городам, также город покидали раненные, которых вывозили на небольших деревянных повозках, коих выехало из города весьма много.
Через три дня меня вызвали к царю, который находился в княжеской резиденции. Придя туда, я увидел большое скопление народа. Меня вывели в центр зала, после чего глашатай зачитал:
«Царь делает тебя своим дружинником, от ныне ты входишь в воинскую элиту его величества».
После этого градоначальник протянул мне меч. Я вытащил его из ножен, высоко поднял и произнёс:
«Служу Богу, царю и Сенпентании».
Вслед за этим в дружину были переведены ещё несколько ополченцев отличившихся в битве.
После пиршества в честь победы я направился в дом, в котором меня расквартировали. Я шёл в приподнятом настроении, теперь я находился в военной элите Сенпентании, что давало мне множество возможностей. Однако я по-прежнему не мог вернуться в свой мир.
