«Ну что, ты нашел Плетнева?»
Меркулов выругался про себя и выключил телефон совсем.
Дзинь. В жестяное ведро со звоном упала монетка.
Меркулов резко обернулся. Но все же недостаточно быстро: подсечка — и он даже охнуть не успел, как кто-то ловким приемом свалил его на пол. Дальше, впрочем, ничего не последовало. Оглушенный Меркулов приподнялся. Сел на полу.
В паре метров от него в дверном проеме стоял Плетнев. Он был неряшливо одет, небрит и, кажется, прилично пьян.
— Что за фарс, Антон? Ты разве не узнал меня?
Плетнев хмыкнул:
— А я никого не узнаю. Я же не в себе… — и добавил издевательским тоном: — Константин Дмитриевич.
Меркулов покачал головой. Сделал вид, что с интересом осматривает комнату.
— Уютно у тебя, ничего не скажешь…
— Не жалуюсь, — вполне серьезно кивнул Плетнев.
Меркулов поднялся на ноги.
— Ты когда в последний раз мылся, майор спецназа?
— На днях. В пруду… И вообще, может, я на задании!
— Вот как?
— Тсс!
— Военная тайна? — ехидно уточнил Меркулов.
— А, собственно, в чем дело? Вы приехали мне замечания делать, гражданин прокурор? Или за моральным обликом следить? — Плетнев вытащил деньги из кармана джинсов. — На вот лучше… в сельпо сходи. — Щелкнул пальцем по горлу. — А то они последние два дня дверь запирают, когда меня видят. А я как раз пенсию вчера получил. Отпразднуем?
— Шут гороховый, — вздохнул Меркулов.
Эта реплика на Плетнева не подействовала.
— Как ты мог до такого состояния опуститься,
Антон?! Это ж ниже плинтуса. Ты… — Тут Константин Дмитриевич вдруг понял, что он как раз таки наезжает на моральный облик Плетнева. Стоило в самом деле сменить пластинку. — Ты когда сына в последний раз видел?
Это оказался удар под дых. Плетнев моментально изменился в лице и схватил Меркулова за лацканы пиджака. На этот раз Меркулов был готов и перехватил его за кисти рук.
— Это ты мне говоришь?! — зарычал Плетнев. —
Ты мне это говоришь?!
Несколько секунд они стояли, вцепившись друг в друга. И оба вздрогнули, когда раздался стук в дверь.
— Кто там? — закричал Плетнев.
— Это, наверно, Ирина, — сказал Меркулов с угрозой. — Она со мной приехала. Молодая женщина. Не вздумай ее испугать, слышишь?!
— Сейчас поглядим, какая такая Ирина.
Плетнев наконец разжал руки и, пошатываясь, пошел к двери. Открыл. На пороге действительно стояла Ирина.
— Здравствуйте, барышня, — сказал Плетнев с кривой улыбкой. — Вы из собеса? Пришли забрать пенсию назад?
— Здравствуйте, — приветливо сказала Ирина. — Меня зовут Ирина Генриховна. Я не из собеса. Я с Константином Дмитриевичем.
Плетнев несколько секунд молча смотрел на нее.
— Антон… Извините за вид. Проходите. Садитесь… где-нибудь тут… где найдете.
Ирина вошла в дом, внимательно осматриваясь. Из-за того что дом почти совсем не получал солнца, мох и еще какая-то неизвестная растительность захватили уже немало его поверхности.
Плетнев в свою очередь мутным взглядом смотрел на Меркулова, как будто видел его впервые. Откашлявшись, он сказал:
— Позвольте вам представить, Ирина Генрихов-на, — Меркулов Константин Дмитриевич… — И добавил, с таинственным видом поднимая палец: — Прокурор… Очень большой начальник… Проявил к вашему покорному слуге много участия… Оказывал посильную помощь в том… — Не выдержав шутовского тона, искривив лицо, яростно выкрикнул Меркулову: — Жизнь вы мне сломали, суки!
— Мы тебя из тюрьмы вытащили, — напомнил Меркулов. — От срока спасли, между прочим. Как у тебя язык поворачивается?
— Как, как! — закричал Плетнев. — Вы у меня сына отняли!!! Вот как!
— Антон, не кричите, пожалуйста, — попросила Ирина. — Мы и так все на взводе.
Не то выдохнувшись, не то в самом деле успокоившись, Плетнев махнул рукой и сел на колченогий табурет. Отвернулся к окну, говорил тихо, себе под нос, но все равно было слышно каждое слово:
— Меня родительских прав лишили. Через неделю, как из дурдома выпустили. Псих же не может быть отцом? Не может. Не должен! А я ведь псих? Правда, гражданин прокурор?… Решение суда не подлежит обжалованию. Вот и получается, что Васька при живом отце в детдоме живет… А теперь… Теперь ему, наверно, вообще фамилию сменят… и из города увезут… Я его никогда не увижу… Вы с Турецким мне всю жизнь разрушили… — Ирина вздрогнула от этих слов. — Лучше бы я сел… Ну, пять лет… Ну, восемь… Но сына бы вернули… А так…
— Я не знал, — ошарашенно сказал Меркулов. —
Антон… Я же ничего не знал! Но, черт тебя возьми, почему ты к нам не обратился?!
— До вас достучишься, как же…
Ирина вообще ничего не понимала, но молчала, только вопросительно смотрела на Меркулова.
Возникшую паузу нарушил сам Плетнев. Внезапно жалобно он сказал:
— Слушай, ну, будь человеком, сходи в магазин, а?
Меркулов не обижался на эти перепады с «вы» на «ты». Он только вздохнул. Деваться в самом деле было некуда.
— Не надо в магазин. У меня есть с собой.
Он сходил к машине и вернулся с бутылкой армянского коньяка, поставил ее на табурет, огляделся в поисках посуды. Ирина стояла у окна, в реанимационном процессе участия не принимала. Плетнев схватил бутылку и стал пить большими глотками прямо из горлышка.
Меркулов скептически покачал головой, Ирина по-прежнему молчала, никаких эмоций на лице у нее не было, ни осуждающих, ни сочувственных.
Коньяк на Плетнева подействовал положительно. Он поставил бутылку. Вытер губы и сказал Ирине:
— Простите… Неудобная ситуация… Извините меня, правда.
Меркулов понял, что тянуть больше нельзя, сейчас — самое время.
— Я хотел тебе кое-что показать… — Он достал фигурку, полученную от Турецкого. — Знаешь, что это такое?
— А… Так и думал, что надо чего-то… — сказал Плетнев, мельком глянув на фигурку, и снова приложился к коньяку.
— И не стыдно так опускаться? — не выдержала Ирина.
— Истина в вине, — провозгласил Плетнев.
— Будто бы?
Вместо ответа Плетнев рассказал историю:
— Галилей послал своему знакомому в подарок спиртовой термометр с запиской, в которой объяснил, как он действует. Записка в дороге потерялась, и приятель Галилея, выпив спирт, написал ему в ответ: «Дорогой друг, вино было отличное. Пришли, пожалуйста, еще такой же прибор».
Меркулов против своей воли засмеялся.
Как ни странно, Плетнев трезвел на глазах, по крайней мере, такое складывалось впечатление.
Перехватив взгляд Ирины, Меркулов посерьезнел и спросил его:
— Так почему ты решил, что нам от тебя что-то нужно?
— Да потому что, блин, такие, как вы, никогда не приходят просто так! Или вы считаете, что я вам что-то должен? — Он кивнул на бутылку коньяка, но понимать эти слова следовало, конечно, шире.
Меркулов промолчал, только пожал плечами, что тоже можно было трактовать как угодно. И оказался прав, потому что Плетнев продолжил:
— В первый раз вижу… А даже если бы и знал, ничего бы не сказал.
— Это почему, позвольте спросить? — подала голос Ирина.
— Военная тайна, — объяснил Плетнев.
Меркулов наконец не стерпел:
— Хватит паясничать, Плетнев! Давай поговорим о…
Ирина перебила его:
— Извините, Антон… Я, наверное, неправильно представилась. Меня зовут Ирина Турецкая, я жена Александра Борисовича Турецкого. Сейчас он находится в реанимации…
— Сочувствую, — равнодушно обронил Плетнев.
— Дело даже не в этом, — продолжала Ирина. — То есть, конечно, и в этом, но… Понимаете, кто-то хотел взорвать детский дом. Этого чудом удалось избежать. Саша чуть не погиб. Погибли другие хорошие люди. Но кто даст гарантию, что подобное не повторится?
— Эту фигурку нашли на месте взрыва, — вставил Меркулов. — И это наша единственная зацепка. — И тут же замолчал, потому что Ирина сделала ему знак.
— Да, вы не видите сына, — продолжала она. — Но вы знаете, что он жив, Антон! Это ведь уже немало, верно? Но как вы можете позволить, чтобы детям угрожала смертельная опасность?! А вдруг в следующем детском доме, который они захотят взорвать, будет ваш сын?
«Грубовато работает, — подумал Меркулов, — но кто знает, может, она действительно лучше меня расставляет акценты».
Плетнев молча смотрел на Ирину.
Меркулов на всякий случай добавил:
— С сыном-то мы тебе поможем в любом случае…
Плетнев перевел взгляд на Меркулова:
— Только не надо меня ребенком шантажировать.
— Я же сказал — в любом случае, вне зависимости от твоего решения.
Плетнев ухмыльнулся:
— Да все я понимаю! Все же ясно как день… Меня опять вербуют. Только более изощренно, чем прежде. Я сделаю вам дело, а потом вы скажете, как все остальные: «Извини, Антон, это не в нашей власти, Вася твой теперь принадлежит государству и вообще, ты — псих, Антон». Так будет, да? Впрочем, ничего вы не скажете… Я просто до ваших кабинетов не дойду… Благодарю за угощение… Проваливайте.
