вошел в дом, вы сказали, что у вашей супруги пробито легкое. Но я могу смело заявить — это не так. Более того, несмотря на то, что рана не представляет опасности для жизни леди Амелии. Я не знаю, что произошло в этой комнате, но это определенно можно считать чудом.
Все это время, что доктор осматривал маму, папа продолжал держать меня на руках. Звуки до меня долетали, как сквозь подушку, а в глазах иногда появлялась темнота. Единственное, что выхватывал взгляд — мои окровавленные руки. Но я все равно смогла расслышать, как облегченно выдохнул отец.
— Иди сюда, Дориан, — прошептала мама. Ей наверняка нельзя было говорить, но она ничего не смогла с собой поделать.
Папа подошел к кровати и поставил меня рядом. Мама медленно подняла руку и провела ей по моим волосам. Последнее, что я запомнила, прежде чем окончательно погрузиться в темноту — это мамина теплая улыбка, ставшая моим последним воспоминанием о ней.
Утром мамы не стало. Приехавшие специалисты установили, что причиной смерти Амелии Прайд стало отравление ядом, а не ранение от стрелы. Лекарь не смог распознать отравление, потому что зараза попала прямиком в кровь, не оставив внешних следов. Мама должна была ощущать ноющую боль в груди, но это списали на ранение. Если бы яд был принят внутрь, то его бы смогли опознать, но… Кому понадобилась выпустить в мою мать отравленную стрелу, дознаватели так и не смогли выяснить; следствие продолжалось около года, а потом дело закрыли, и оно осело где-то в архивах.
Похороны я смутно помнила, кажется, меня опоили тогда успокоительной настойкой, и все было покрыто туманной пеленой. Единственное яркое пятно — это папины полубезумные глаза. В какой-то момент я испугалась, что он прыгнет в могилу вслед за гробом. Хвала небесам, этого не произошло. Следующие полгода отец находился в ужасной депрессии. Он мог сутками сидеть, закрывшись в их спальне, не реагируя на стуки в дверь. Лучше бы папа рыдал и убивался, чем был фактически живым трупом. Мое состояние было ничем не лучше, казалось, что отец винит меня в смерти мамы. Я сама себя в этом винила, а полное игнорирование отцом только усугубляло положение дел. Однажды я подошла к нему и прямо об этом спросила. Тогда он наконец расплакался и сказал мне, что мама умерла от яда, а я подарила ей еще одну ночь жизни.
Наверное, что-то в его голове тогда щелкнуло, и папа понял, залившись до ушей алкоголем, он не воскресит жену. Но он должен достойно воспитать дочь, которая рано осталась без матери. А еще он должен найти убийцу жены. Я знала, что папа вел собственное расследование уже семь лет, но он никогда не делился догадками. Пару раз пыталась заглянуть в его записи, но каждый раз меня ловили с поличным и наказывали. А я, в свою очередь, активно изучала яды, чтобы распознать их в любой ситуации.
Раскат грома вырвал меня из потока воспоминаний. Вытерев непрошеные слезы, я подошла к шкафу, чтобы переодеться. Когда открыла его, то первым делом увидела на полке расческу! Совершенно не помню, чтобы ее туда клала! Переодевшись в серое домашнее платье, я подошла к туалетному столику и попыталась расчесать спутавшиеся волосы. Мои не слишком удачные попытки в этой деле прервал торопливый стук в дверь. В коридоре обнаружилась девушка примерно моего возраста, это Кристина — дочь нашей кухарки Марты. Сначала я даже не решила, что начался пожар — но это бликовали огненно-рыжие волосы девушки. Кристина частенько забегала ко мне по вечерам, и мы подолгу сидели и болтали о всякой ерунде. Но сейчас она явно не была настроена на длительные беседы, поскольку выглядела очень встревоженной.
— Госпожа Валерия, — сбивчиво начала она. — Там… Мама… Рука…
— Сколько раз просила называть меня просто по имени, — слегка улыбнулась я. — Не тараторь так, что произошло?
— Мама на кухне руку поранила сильно, кровищи натекло — жуть! Она пальцев не чувствует! Я ее в комнату отвела, но мама бледная — жуть просто!
— В шкафчике на кухне возьми флакон из зеленого стекла, с красной крышкой, он там один. Налей немного в стакан и дай выпить матери — это снимет боль. Я сейчас возьму, все, что нужно и прибегу. И еще, подготовь тазик с водой.
Кристина помчалась вниз, а я быстро подошла к комоду и открыла верхний ящик — там лежала аптечка. Вытащив ее, я выбежала из комнаты. Онемение пальцев — не шутка, если промедлить, то руку можно и не спасти. Комнаты прислуги размещались на первом этаже. Подбежав к нужному повороту, я случайно зацепила установленные там каким-то нехорошим человеком рыцарские доспехи. Грохот и громкие проклятья торжественно объявили Кристине и ее матери о моем приближении. Влетев в распахнутую дверь, обнаружила сидящую на кровати Марту. Правую руку она держала на весу, ее ладонь была вся в крови. Рядом с кроватью стояла табуретка, а на ней тазик.
— Марта, как же тебя так угораздило? — спросила я, присаживаясь рядом с ней так, чтобы свет попадал на ладонь. Выглядела рука не лучшим образом.
— Тык, я это. Графин с водой столкнула, а собирать осколки-то стала — оступилась да шмякнулась, прям на них, — охотно начала рассказывать Марта — полноватая женщина с волосами пшеничного цвета. Говорила она всегда громким голосом. Обезболивающее уже начало действовать, поскольку кухарка, по-видимому, не ощущала никакого дискомфорта.
— Ну что же ты так неаккуратно, — продолжила заговаривать я ее. Осколков в ране было, к счастью мало, так что я достаточно быстро вытащила их пинцетом. — Пошевели, пожалуйста, пальцами.
Она пошевелила.
— Другой рукой, — усмехнулась я.
Медленно, но неуверенно, пальцы все-таки шевельнулись. Ура! Я еще раз промыла рану, а заодно и вновь ополоснула руки. Коснувшись своими пальцами ее ладони, я закрыла глаза и представила, что рана затягивается. Зеленоватые искорки полетели из-под моих пальцев, я почувствовала, как дернулась Марта и как удивленно вскрикнула Кристина. Спустя пять минут о порезах напоминали только красные тонкие полоски.
— Так, еще раз пошевели. Отлично! Вот, помажешь с утра еще раз, — я протянула баночку с мазью, которой до этого обработала полоски, — и не нагружай пару дней руку, пожалуйста, а то все лечение впустую будет.
— Спасибо, миледи.
— Марта! — возмутилась я. — Ну сколько раз просила по имени называть, мы же практически родные люди.
— Извини, Вэл. Кстати, ужин уже накрыт, а господин Дориан о тебе уже спрашивал.
— Хорошо, пойду посмотрю, что за вкуснятину сегодня на ужин, а ты — отдыхай.
Отец уже сидел
